Грегори Макдональд - Флетч и Мокси
– Менеджера вашей дочери, продюсера.
Муни кивнул.
– Они записывали «Шоу Дэна Бакли». На съемочной площадке «Безумия летней ночи».
– Не пьеса в пьесе, – прокомментировал Муни, – но сцена на сцене.
– Именно на сцене, потому что происходило все в присутствии репортеров, с видеокамерами и фотоаппаратами.
– Но без зрителей.
– Их, действительно, не было.
– Каким отстраненным становится наше искусство. Мы уже играем не для людей, а для бездушного железа. Камеры. Аппараты. Питеркин?
– Питерман. Стивен Питерман.
– Питермана, значит, снимали, – Мунн осушил стакан. Трясущейся рукой потянулся к бутылке. – Так?
– Дело в том, что Мокси нас ждет.
– Мы только выпьем вместе, вы и я. Поговорим, кто там был, кого не было. Налейте себе чего-нибудь.
– У меня все есть.
Взгляд Муни с трудом сфокусировался на банке пива.
– Действительно, есть.
Он налил себе никак не меньше трех унций коньяку <Порядка ста грамм.>.
– Так кто этот Питербан? Полагаете, большая потеря для общества?
Флетч пожал плечами.
– Менеджер Мокси. Продюсер этого фильма.
– И как он умер?
– Его убили ударом ножа в спину.
Муни рассмеялся.
– Типично киношное убийство.
– Боюсь, ваша дочь прежде всего подпадет под подозрение.
– Мерилин?
– Да.
– Такое вполне возможно, – Муни раздумчиво смотрел на струи дождя.
Флетч замялся. Когда гений переходит черту, отделяющую трезвого от пьяного? Сидит ли он сейчас на веранде или полагает себя на сцене, в роли короля Лира? Думает о Корделии или о Мокси?
– Возможно, что?
– Убийство, – взгляд Муни вернулся к Флетчу. – Мерилин могла и убить.
Вновь Флетч почувствовал на спине холодок. А Муни уже уставился в стол.
– Она уже это делала.
– Делала... – У Флетча перехватило дыхание. Трижды волна накатила на берег, прежде чем к нему вернулся дар речи. – О чем вы говорите?
– Тот инцидент в школе, – ответил Муни. – Когда Мерилин было лет тринадцать, четырнадцать. В тот год ее любимый папочка решил посередине семестра перевести ее в школу в Англии. Кажется, в ноябре. Разумеется, никто понятия не имел, что предшествовало этому внезапному переводу. Я говорил, что мне хочется, чтобы моя дочь была рядом со мной. Но в тот год в Англии я не появлялся.
– Я знаю, что она провела год или два в Англии, – кивнул Флетч.
– Но вы не знаете, почему, – голос Муни звучал устало. Действительно, кому охота вспоминать дела давно минувших дней. – В частной школе, которую она посещала, ее педагог по курсу драмы... может, я смогу вспомнить его фамилию... – он отпил из стакана. – ...Не могу. Да это и неважно. Бедняга. Его нашли лежащим головой в школьном пруду. Ноги остались на берегу. Кто-то ударил его булыжником. Он потерял сознание и грохнулся в воду. Школьная администрация провела расследование. Только трех учениц видели в тот день неподалеку от пруда. В том числе и Мерилин. Знала его только она одна, остальные две не занимались в его классе. Мерилин была подающей в школьной бейсбольной команде, так что могла оглушить человека ударом кулака, особенно с зажатым в нем булыжником, – Муни икнул. Затем тяжело вздохнул. – Она не любила этого педагога. Сама писала мне об этом.
– Он мог поскользнуться...
– Он лежал лицом вниз. Ударили его по затылку. Несомненное убийство... и подготовленное. Найти виновного не смогли..., а убила его Мерилин. Ее допрашивали. Она и тогда была хорошей актрисой. Ей передалась отцовская кровь, знаете ли. Она с ней родилась. Ярко выраженная наследственность.
– И вы отправили ее в Англию, от греха подальше.
– Да, – медленно кивнул Муни. – Ее допрашивали, допрашивали, допрашивали. Против вопросов я не возражал. Но вот один или два ответа могли... – Муни смолк, не докончив фразы.
– Но, если она виновна в убийстве...
Муни вскинул голову.
– Она все равно моя дочь, черт побери. Ее ждало прекрасное будущее. В ней течет моя кровь. Талант нельзя губить, – он обмяк, расслабился. – Я не увидел в этом инциденте ничего особенного. Разбил же Одиссей голову своего учителя лютней. В жизни всегда наступает момент, когда приходится расставаться с учителем. У Одиссея и Мерилин расставание это прошло более драматично, чем у других.
– У нее возникли осложнения с Питерманом, – вставил Флетч. – Потому-то она и попросила меня приехать к ней.
– Что? – резко спросил Муни. – Вы хотите сказать, что не имеете отношения к кино?
– Нет. Я – репортер.
– Однако. Придется следить за своим языком. У меня берут интервью?
– Нет, нет.
– Вы меня оскорбляете. Почему нет?
– Потому что, сэр, вы пьяны.
– По вашему мнению... – Муни замолчал, мигнул. – Я пьян?
– Да, сэр. Это не оскорбление, но констатация факта.
– Я всегда пьян. Оскорбление тут не причем. Таков мой образ жизни. Спиртное никогда не мешало мне дать хорошее интервью. Или выступить на сцене.
– Я где-то читал, что в тридцати фильмах вы снимались пьяным в стельку, а потому ничего о них не помнили. Это правда?
Муни на мгновение задумался, потом резко кивнул.
– Правда.
– Разве такое возможно?
– Мне нравится смотреть фильмы, о которых я ничего не знаю. Особенно, с моим участием.
– И все-таки я не могу этого осознать. Как вам удавалось сниматься в эпизоде мертвецки пьяным, чтобы потом у зрителей, сидящих перед экраном, не возникало ни малейшего сомнения в том, что вы трезвы, как стеклышко?
– Отстраненность от жизни. Действительность. Искажение реальности. Понимаете?
– Нет.
– Однажды я снялся в фильме, действие которого разворачивалось в Анкаре. Год спустя я сказал репортеру, что никогда не был в Турции. Об этом раззвонили все газеты. Руководство студии заявило, что мои слова неправильно истолкованы. Я, мол, сказал, что никогда не был в индейке <По-английски Турция и индейка пишутся и произносятся одинаково – TURKEY.>, – Муни рассмеялся. – Конечно, я бывал в Турции. Прекрасная страна. Съемки – это пустяки. Занимают лишь несколько минут в день. Я всегда могу взять себя в руки.
– Всегда?
Глаза Муни полыхнули огнем.
– Хотите, чтобы я вам это продемонстрировал?
– Вы это уже сделали. Только что были Лиром, прямо на этой веранде.
– Был? Сейчас повторим, – лицо Муни закаменело. Он медленно, глубоко вздохнул. Веки его начали закрываться. – Что-то не хочется, – и он вновь отпил из стакана.
– Извините, сэр, что надоедаю вам. Во всем виновато мое чрезмерное любопытство.
– Это нормально, – весело отмахнулся Муни. – Я привык к тому, что вызываю интерес.
– Вы – знаменитость.
– Есть немного.
– Не пройти ли нам к машине? Дождь уже кончается.
– К машине! – трубным голосом повторил Муни. Огляделся. – Они отметили съемки? Маловато света?
– Налетела гроза. Проливной дождь. Гром. Молнии.
На лице Муни отразилось замешательство.
– Я думал, все это было в «Короле Лире».
– Пойдемте, – Флетч встал. – Ваша дочь ждет.
– Замешанная в убийстве...
– Что-то в этом роде.
– Интересно... найдется ли у нее черная вуаль?
– Не знаю. Нам пора.
– Эта бутылка... – Муни ткнул пальцем в сторону бутылки, – ...отправится в эту сумку, – он посмотрел направо, хотя сумка стояла у его левой ноги.
Флетч заткнул горлышко пробкой, поставил бутылку в сумку.
Рядом с тремя полными, одной пустой и каким-то тряпьем.
Муни допил коньяк из стакана, встал, покачнулся. Флетч ухватил его за руки.
– Уходите? – спросил бармен.
– Благодарю тебя, трактирщик, за отличную лошадь.
– Спокойной ночи, мистер Муни.
– Ваше величество не будет возражать против короткой прогулки.
Опершись на руку Флетча, Муни улыбнулся.
– Вам придется потерпеть мои причуды. Помолитесь за меня, забудьте и простите. Я стар и глуп.
Спуск по лестнице оказался делом не простым, но десяти минут им хватило.
Выйдя из-под крыши, Муни засмотрелся на берег, залив, дождь, словно никогда не видел их раньше.
– Мокрый выдался денек. Думаю, нора вернуться в отель и отдать должное сухому «мартини».
– Я думаю, вы вернетесь в отель и отдадите должное вашей дочери, – заметил Флетч.
Ответа не последовало, и Флетч усадил Муни на заднее сидение взятого напрокат автомобиля.
По пути в Вандербилт-Бич Фредерик Муни дважды приложился к бутылке и заснул.
ГЛАВА 7
– Могу я чем-нибудь вам помочь, сэр?
Увидев подъезжающую машину, коридорный выскочил из дверей, но остановился, взглянув на вылезшего из кабины Флетча. Босого, в мокрых шортах и тениске.
– Да. Передайте, пожалуйста, мисс Муни, что ее отец и шофер ждут внизу.
– Сию минуту, сэр.
Флетч привалился спиной к мокрому автомобилю. Из салона доносился храп Фредерика Муни.
Не прошло и пяти минут, как Мокси выпорхнула из отеля.
В простеньком коротком черном платье, с черной вуалью на голове.
Флетч открыл ей дверцу, захлопнул, как только она устроилась на переднем сидении, обошел машину, сел за руль.