Светлана Гончаренко - Частная коллекция ошибок
— Наверное, оттого и взяли — ведь штуковина увесистая, тащить тяжело. Не то что табакерка… Вот табакерка красивая, не спорю. К тому же в карман ее сунуть проще простого, и стоит немало. Это ведь из бриллиантов веночек, да?
— Из бриллиантов, — подтвердила Ольга. — Портрет государя Николая Александровича эмалевый — посмотрите, какие краски свежие.
Вероника согласилась: наверное, живьем даже в лучшие свои годы император не был настолько клубнично-розовощек и золотоволос, каким изобразили его на крышке табакерки. Вокруг овального портрета теснились одинаковые ясные камушки, образуя над головой государя изящный бантик. Сама табакерка значилась в каталоге серебряной, но была сапфировой синевы.
— Это эмаль по гильоширу, — пояснила Ольга. — Видите волнистый узор по всей поверхности металла? Это особая машинная гравировка, а прозрачная эмаль нанесена уже сверху. Техника называется гильоше.
Вероника проявила редкую сообразительность.
— У моей бабушки на будильнике «Смена» сзади был сделан похожий узор, только из кружочков, — вспомнила она. — И тоже хорошая была вещь, старого качества — сколько бабушка швыряла будильник о стенку, он не ломался и звонить не переставал. А правда, что это табакерка самого царя?
— Не думаю, что Николай Второй нюхал табак из табакерки с собственным портретом — это явно дурной тон. Не знаю даже, нюхал ли он табак вообще, — призналась Ольга. — В его времена это вышло из моды. Но табакерка происходит несомненно из императорского кабинета. Это наградная вещь, дорогая и памятная, работы фирмы Фаберже. Таких табакерок сейчас в мире известно всего пять — их партиями заказывали, чтобы вручать отличившимся при случае.
— Жалко, что стащили табакерку. Красивая! И продать такую вещь ничего не стоит. Вот, думаю, «Египтянку» пристроить будет труднее, а уж через границу везти… Как вы думаете, почему взяли именно эти вещи? Тут ведь и другого полно.
Ольга зябко завернулась в шаль, пожала плечами:
— Знаете, я тоже все время задаю себе этот вопрос. С одной стороны, чувствуется своеобразный вкус: вещи взяты нерядовые, востребованные на антикварном рынке. С другой стороны, почему выбраны именно эти? Рядом другие не хуже. Коровин популярен, но с тем же успехом можно сбыть вон того Котарбинского[11] или Киселева[12]. А их не тронули!
— Похоже на чей-то специальный заказ? — встрепенулась Вероника.
— Даже не знаю. Украденные вещи были хороши, но уж никак не уникальны.
— А табакерка?
— И табакерка. Правда, наши теперешние коллекционеры-инвесторы гоняются за всем, что связано с семьей Романовых. Вазы, мебель, запонки, шкатулки, безделушки — все нарасхват. Наш Сергей Аркадьевич тоже, как видите, имеет эту слабость. Но если кто-то охотился за романовскими вещами, почему не взят портсигар великого князя Михаила Александровича, младшего брата последнего царя? Вещица посерьезней табакерки. Портсигар господин Галашин довольно легкомысленно держит вон в том бюро розового дерева. Портсигар на месте. Это странно.
Вероника прикусила кончик шариковой ручки. Когда она думала, то всегда грызла ручку или карандаш, иначе мысли не шли или немилосердно путались. Для трудных дел она держала в сумке специальные запасы — перехваченный резинкой пучок дешевых одноразовых ручек и карандаши «Конструктор». Протоколы же она писала наградным «Паркером».
— Почему взяли эти предметы? — повторила она задумчиво. — Может, хватали наобум? Что под руку подвернулось?
— Не похоже. И живопись взята отличная, и статуэтку Чипаруса предпочли вон этому эффектному, но заурядному канделябру. Боюсь, не случайные люди работали.
— А если учесть, насколько дерзко и дотошно было продумано преступление…
Вероника оборвала фразу, где нужно — именно там, где кончались всем известные сведения и начиналась информация, которую посторонним и тем более заинтересованным лицам знать не следует. Никому не стоит говорить, что следствие в полном тупике!
Вероника хрустнула кончиком прикушенной ручки. Понятно, что пожар устроен специально: надо было отвлечь прислугу от галереи и заставить вырубить сигнализацию. Негодяй в потемках мог незаметно проскользнуть со двора, когда началась всеобщая суматоха. У него могли быть сообщники в доме. Однако камеры слежения у всех входов и выходов никаких посторонних не зафиксировали.
Итак, вор все-таки влез через окно. Причем влез уже после того, как отключили сигнализацию. Хоть что-то ясно и несомненно! Дверь в галерею так и осталась запертой изнутри, замок взламывать не пытались. Следов на паркете галереи и даже у разбитого окна нет, не говоря уже о коридоре, а ведь, пробираясь сквозь дым и потоп, не наследить нельзя. Суета с пожаром была этажом ниже, наверх никто не заглядывал до приезда опергруппы. Все тушили огонь и не подозревали, что в это время кто-то орудует в галерее.
Да, спохватились много позже, когда подъехал сам Галашин; родным ключом он отпер дверь и ужаснулся. Зато место преступления не затоптали, не залили, не замусорили. А что толку?
Вероника подошла к окну, стекло в котором уцелело. Пейзаж, видимый сквозь него, сам походил на картину. Под обрывом густо, как всегда осенью, синела холодная Неть. На ее дальнем низком берегу стлался туман. А может, дым? Сквозняк горько отдавал паленой листвой. Или после пожара все в доме насквозь пропахло гарью?
— Почему на окнах галереи нет решеток? — удивилась вдруг Вероника.
— Сергей Аркадьевич был категорически против, — ответила Ольга. — Он считает решетки уделом плебса или бюджетной нищебратии. Нигде в Европе нет решеток. Сигнализация здесь поставлена первоклассная.
— Всякая техника может подвести, а вот хороший кусок железа…
Вероника высунулась в окно, посмотрела вверх и по сторонам. Увиденное нисколько ее не утешило. Нет, с улицы сюда пробраться невозможно!
Особняк Галашина, как и несколько других, столь же внушительных владений, стоял в самом центре города на высоком берегу Нети. Раньше тут, на обрыве, были непролазные заросли ивняка и сирени и стояло несколько дряхлых деревянных домишек. Домишки уцелели в столь лакомом месте, потому что круча всегда считалась опасной и неуютной: здешний берег головокружительно обрывался к реке, а слева и справа шли овраги. Это было идеальное место для средневековой крепости. Или для элитного жилья.
Такое жилье и возвели восемь лет назад. Старые домишки, естественно, исчезли. Снесли их не без скандала: нашлись сумасшедшие энтузиасты, которые объявили эти хибары историческими памятниками. Вопили что-то о неповторимом стиле и о том, что в одном из домишек, в мезонине, семь лет прожил декабрист Соломатин. Галашин и его теперешние соседи только усмехались. Они-то знали, какими бывают стоящие архитектурные памятники — прочными, каменными, солидными. А изб-развалюх в любой деревне пруд пруди!
Энтузиасты писали и писали в разные конторы вплоть до ЮНЕСКО и до того надоели, что однажды ночью спорные домишки взяли да сгорели. Сами собой. Ярче всех пылал дом Соломатина. Теперь на высоком берегу красовались хоромы, обнесенные нарядными заборами. Под обрывом устроили частный пляж и частный причал. Проникнуть в особняки со стороны города, минуя охрану, было нереально, со стороны реки физически невозможно. Правда, между домом Галатиина и соседней виллой уцелели громадные тополя, чуть ли не соломатинские, а дальше, у выезда в город, высилось еще одно дерево, самое старое, красивое и ветвистое.
— С улицы к окну не подобраться, — заметила Ольга, угадывая, над чем ломает голову Вероника. — Внизу обрыв, очень крутой. Ночью шел дождь, глина раскисла — как вверх карабкаться? Стены дома гладкие и скользкие. Тут справились бы разве те французы, что скачут по улицам, — забыла, как их называют. Стрит-джамперы? Паркурщики? Может, вы видели в кино? Мой младший сын в прошлом году пробовал им подражать и сломал лодыжку.
— Откуда у нас французы? Тут нужен скорее Тарзан или Человек-паук…
Вероника сама себя одернула. Человек-паук в Нетске? Вероятнее всего, вор проник во двор обычным путем, через ворота, а когда сигнализацию отключили, по выступам эркера влез на крышу. Иначе нельзя — стены со стороны галереи действительно идеально гладкие, не за что уцепиться. Спустившись с крыши, вор разбил окно и проник в галерею.
И это не годится! Эркер рядом с главным входом, а там никого не видели ни люди, ни бесстрастные камеры. К тому же вор должен был оставить следы на крыше. Но там нашли лишь небольшой скол краски над окном галереи, как если бы по самой кромке черепицы на цыпочках шел лунатик. Или привидение? Не босиком же действовал преступник? Крыша новенькая, следы должны были остаться! Но их нет. А куда вор подался с награбленным? Спрыгнул с обрыва? Перелез через забор к соседям? Но там сигнализацию не отключали, и шум поднялся бы на весь город.
