Джеймс Кейн - Почтальон всегда звонит дважды
– Здорово, да?
– Изумительно. У тебя там все, черным по белому.
– Еще не все готово. Я раскрашу это красным, белым, синим и все разрисую. Смотри.
Он показал мне несколько страниц – все изрисовано какими-то завитушками, раскрашенными красным, белым и синим цветами.
Над свидетельством о натурализации он нарисовал два американских флага и орла, над снимком из греческой армии – скрестил греческий флаг и еще одного орла, а над своим брачным свидетельством изобразил парочку голубков на ветке. Как разукрасить все остальное, он еще не придумал, и я предложил ему к вырезкам добавить кошку, от хвоста которой летят красные, синие и белые искры. Идея ему понравилась. Но до него не дошло, когда я сказал, что над лицензией на ресторан можно нарисовать пингвина, который бы держал в клюве поднос с надписью: «Сегодня распродажа», а объяснять ему, в чем дело, у меня не было желания.
Одно я понял, почему он так вырядился и почему уже не разносит еду, как раньше, и держится так напыщенно – у него было сотрясение мозга, а это случается не каждый день с такими бедными греками, как он. Он вел себя вроде итальянца, открывшего аптеку. Тот, как только получит диплом, где наверху написано «фармацевт», а внизу висит красная печать, тут же надевает серый костюм с черным жилетом и надувается так, что у него уже нет времени готовить пилюли, не то чтобы мухлевать с шоколадным мороженым. Этот грек вырядился по той же причине.
В его жизни произошло большое событие.
* * *Я застал ее одну, когда уже подходило время ужина. Он пошел наверх умыться, и мы остались на кухне одни.
– Ты думала обо мне, Кора?
– Разумеется. Тебя я бы так быстро не забыла.
– Я все время думал о тебе. Как поживаешь?
– Я? Нормально.
– Я звонил тебе несколько раз, но все время брал трубку он, а я боялся с ним говорить. Мне удалось подзаработать.
– Да, я рада, что тебе повезло.
– Я заработал, и тут же все спустил. Я думал, что мы могли бы с этого начать, но тут же остался без гроша.
– Я тоже хотела бы знать, куда деваются деньги.
– Ты вправду думала обо мне, Кора?
– Ты же знаешь, что да.
– По твоему поведению не видно.
– Мне кажется, я веду себя нормально.
– Поцелуешь меня?
– Сейчас будем ужинать. Тебе бы нужно освежиться, прежде чем садиться за стол.
Вот так это было. Весь вечер.
Грек опять принес свое сладкое вино и перепел уйму песен, а мы сидели рядом, и по поведению Коры вы бы сказали, что я как раз тот парень, который работал у них когда-то, но она уже забыла, даже как его зовут. Паршивее возвращения к домашнему очагу вы в жизни не видели.
* * *Когда подошло время ложиться спать, я подождал, пока они уйдут наверх, а сам вышел на улицу, чтобы поразмыслить, стоит ли оставаться и начинать все сначала или поблагодарить ее за все и попытаться забыть о ней.
Я ушел довольно далеко, причем сам не знаю, куда и как, но тут услышал, что в доме ссорятся. Я повернул обратно и, когда подошел ближе, начал разбирать слова. Она кричала как бешеная, чтобы я немедленно убирался из дому. Он что-то бормотал о том, будто хочет, чтобы я остался и помогал ей и дальше. Он пытался ее утихомирить, но я-то понимал, что она так кричала для того, чтобы я ее слышал. Будь я в своей комнате, как она думала, я слышал бы все совершенно четко, но и так я наслушался предостаточно.
Они наконец умолкли. Я проскользнул в кухню, стоял там и слушал. Но больше не услышал ничего, потому что был совершенно разбит и единственный звук, который я мог различить, – это стук моего собственного сердца. Мне показалось, что сердце стучит как-то странно, и тут я вдруг понял, что это стучат два сердца, потому-то и звук такой странный.
Я включил свет.
Она была в красном кимоно, белая как мел, и не сводила с меня глаз, держа в руке длинный тонкий нож. Я отобрал его. Когда она заговорила, шепот ее звучал как змеиное шипение:
– Почему ты вернулся?
– Потому что должен был вернуться.
– Нет, не должен. Я бы как-нибудь с этим справилась. Я старалась забыть тебя. А ты вернулся.
– С чем бы ты справилась?
– С тем, для чего он ведет свой альбом с вырезками. Чтобы показывать его своим детям! Теперь он их хочет. Хотя бы одного, и поскорее.
– Так почему ты не ушла со мной?
– А зачем? Чтобы спать в товарных вагонах? Зачем мне уходить с тобой? Ну скажи мне.
Мне нечего было ей сказать. Я подумал о тех двухстах пятидесяти долларах, но что толку говорить ей о том, что еще вчера у меня были деньги, а сегодня я спустил их «от борта в лузу»?
– Ты никчемный человек. Я это знаю. Ты просто ничтожество. Почему ты не уберешься? Почему ты вообще сюда вернулся? Почему ты не оставишь меня в покое?
– Послушай. Потяни еще немного с этим ребенком. Потяни время, и, может быть, мы что-нибудь придумаем. Я ничтожество, но я люблю тебя, Кора. Клянусь!
– Ты клянешься, ну и что ты собираешься делать? Он берет меня в Санта-Барбару, чтобы я согласилась завести ребенка, а ты – ты поедешь с нами! Будешь с нами в одном отеле! Поедешь с нами в машине! Ты просто...
Она замолчала. Мы стояли, глядя друг на друга.
Мы втроем в автомобиле. Мы оба знали, что это значит.
Медленно, шаг за шагом мы приближались друг к другу, пока не соприкоснулись.
– Ах Боже, Фрэнк, неужели для нас нет другого выхода?
– Не знаю. Ты только что собиралась пырнуть его ножом.
– Нет. Это было для меня, Фрэнк. Не для него.
– Кора, это судьба. Мы пробовали все, что можно.
– Не хочу жирного греческого ублюдка, Фрэнк. Просто не хочу. Единственный человек, с которым я хотела бы иметь детей – это ты. Если бы ты был приличным человеком. Ты умница, но все равно ты ничтожество.
– Я ничтожество, но я люблю тебя.
– Да, и я люблю тебя.
– Как-нибудь отговори его. Хотя бы на эту ночь.
– Хорошо, Фрэнк. Хотя бы на эту ночь.
Глава 7
Далеко лежит дорогаВ царство сладких наших снов,Где ночами под ветвямиСоловьи зовут любовь.Отдыхать мы будем долго,Пусть приснится что-нибудь.Вместе в раннем полумракеМы отправились в тот путь.
– Ну, они у вас и весельчаки, а?
– По-моему, даже слишком.
– Так не пускайте их за руль, миссис. Тогда хоть ничего не случится.
– Надеюсь. Не нужно бы с этими пьяницами никуда ездить, я знаю. Но что я должна была делать? Я сказала, что не поеду с ними, так они заявили, что поедут сами без меня.
– Еще сломают себе где-нибудь шею.
– Вот именно. Так уж лучше я поведу машину. Ничего другого не остается.
– Человек никогда не знает, что лучше. С вас за бензин доллар шестьдесят. Масло в порядке?
– Думаю, да.
– Спасибо, миссис. До свидания.
Она снова села за руль, а мы с греком продолжали петь и буянить. Это был первый акт разыгранной нами с Корой пьесы. Я должен был быть пьян, что избавляло от подозрений в способности совершить обдуманное преступление. На этот раз убийство должно было быть таким простым, чтобы даже не походить на убийство. Обыкновенное дорожное происшествие с пьяницами, с бутылками спиртного в машине – словом, со всем, что требуется. Само собой, что, когда я приналег на бутылку, грек тут же присоединился, так что я скоро довел его до нужной кондиции. Мы остановились заправиться, чтобы был свидетель, как она расстроена и устала, потому что все время была за рулем и не могла выпить.
Перед этим нам чертовски повезло. Перед самым закрытием таверны, около девяти, у нас остановился поужинать какой-то парень и как раз стоял на дороге и смотрел на нас, когда мы выезжали. Он видел всю эту комедию: видел, как я дважды пытался тронуться и у меня дважды глох мотор; слышал, как мы ругаемся с Корой, что я слишком пьян, чтобы сидеть за рулем; видел, как она вышла и заявила, что никуда не поедет; видел, как пытаемся тронуться мы с греком; видел, как она заставила нас поменяться местами, чтобы я сидел сзади, а грек впереди, а потом села за руль и поехала сама. Звали его Джеф Паркер, он разводил кроликов в Энчино. Кора получила от него визитку, когда заметила, что стоит попробовать, как пойдут блюда из кролика. Так что мы знали, где его искать, если вдруг понадобится.
* * *Мы с греком пели «Матушку Мари», и «Смейся, смейся», и «У старой мельницы» и не заметили, как оказались у поворота на Малибу-Бич и свернули. Хотя правильно было ехать прямо. К побережью ведут две дороги. По одной, в десяти милях от моря, теперь ехали мы. Вторая, шедшая вдоль берега, осталась слева от нас. В Венчуре они сливаются и ведут вдоль моря в Санта-Барбару, Сан-Франциско и еще дальше. Кора никогда не видела Малибу-Бич, где живут кинозвезды, и хотела ехать к океану по этой дороге, чтобы потом проехать еще несколько миль и увидеть это чудо, и уже после развернуться и ехать прямо в Санта-Барбару.
