Михаил Соколов - Враг в зеркале
Наш завуч, Михаил Григорьевич, был единственным, кто, кажется, видел меня насквозь, хотя я особенно старательно юлил перед ним. Но однажды кто-то подкараулил его темным зимним вечером в его же темном подъезде и с размаху приложил тяжелый кирпич к его большому, вечно шмыгающему носу, заодно выбив и глаз. Михаил Григорьевич, отлежав полгода в больнице с какими-то осложнениями, тихо вышел, минуя школу, на пенсию по инвалидности. Что-то этот кто-то ему повредил.
И было ещё одно воспоминание, не дававшее мне покоя все эти годы. Однажды, разговорившись со старым речником, давно уже счастливо научившимся растягивать годы тихой рыбалкой, услышал о крысином короле и, загоревшись идеей, уже через несколько дней начал великий эксперимент. Мы отлавливали крыс всеми доступными средствами и, так как средств было достаточно, очень скоро несколько сот штук были сброшены в громадный отсек трюма ржавеющего на корабельной свалке сухогруза.
Этот отсек, метров пяти в поперечнике, сначала являл собой шевелящееся серое дно, но потом мерзких тварей стало меньше. С каждым днем количество их стремительно убывало и скоро осталось десятка два свирепых бойцов: злых, проворных и упитанных - жрали они друг друга весьма споро.
Мы ждали, и интерес перерос в подлинную страсть. Это было получше футбола: каждый имел своего фаворита, и каждый огорчался, не найдя своего любимца в очередное посещение.
И когда осталось два страшных гладких зверя, мы едва ночные дежурства не стали устраивать. Ставки росли, но ожидание длилось пару дней, а сама битва - долю секунды.
Мы пометили наших бойцов краской. И вот однажды крыса с белой меткой направилась к крысе с красной меткой.
Тот, что с красной отметиной, прыгнул, оказался на спине противника, мгновенно укусил его и тут же отскочил в сторону.
Он не стал жрать свою последнюю жертву, а как-то очень разумно посмотрел на нас, свисающих с края бункера. Те, кто выиграл пари, кинулись вниз к фавориту и в восторге тискали все понимающего гладиатора, тут же ставшего есть с рук.
Мы, крысята, смогли оценить крысиную доблесть.
С тех пор наш Рембо приносил немалый доход, когда, сломив недоверчивое сопротивление команды очередного сухогруза, мы вечерком выпускали его в трюм, а поутру становились свидетелями массового бегства крыс с судна. Наш Рембо не щадил своих соплеменников; он был грозен, могуч и великолепен. Он был сверхкрысой. И мы его очень ценили и щедро кормили.
Крысы всегда понимают крыс.
И все это страшное, мерзкое, что я старался забыть все последние годы и во что постоянно окунался на службе по самые уши, что заставило меня уволиться из ФСБ, все всплыло, задышало давним смрадом и болью...
- Что с тобой? - голос Тани вывел меня из задумчивости. Я почувствовал, как напрягаюсь, невольно ускоряя шаг. Опомнившись, я пробурчал:
- Все нормально, неприятные воспоминания.
- Это из-за драки?
- Частично.
- А мы уже пришли, - сказала она. - Узнаешь?
И я узнал.
ГЛАВА 6
МЫ НАЧИНАЕМ СХОДИТЬ С УМА
День измотал меня, а ночь, так своеобразно отпразднованная в ресторане, довершила разгром моих сил; я покорно кивал, подчиняясь указаниям Тани (ванная, полотенце, мыло, зубная паста, туалет, моя постель), что-то делал, умывался и...
Разбудил меня стук в дверь комнаты.
- Да?
В комнату заглянуло обрамленное взлохмаченными кудрями веселое личико Тани, и, в свежих утренних чертах её, я все более узнавал прежнюю дворовую девчонку.
- Ты долго будешь спать, соня? Я кофе приготовила. Вставай, живо!
- Ах кофе!.. Я тебя сейчас!.. - грозно сказал я.
Она засмеялась и исчезла.
Я встал, натянул брюки и пошел умываться в ванную.
Когда уже выходил, едва не столкнулся с Таней.
- Какой же ты... огромный! - сказала она, оглядывая мой жилистый торс. Улыбка сползала с её губ.
- Боже мой! Что же это с тобой сделали!..
- Что ты! - бодро сказал я. - Шрамы украшают мужчину. Мне ещё везло. Все эти отметины от касательных ранений.
Ее пальцы скользили по моей коже.
- Боже мой! А это?..
- Это минометный осколок. Больше было испуга да потерянной крови. А здесь пуля навылет. А это меня кинжалом полоснул "дух".
- Дух?
- Мы так чеченцев по традиции называли. У меня тогда кончились патроны, а этот сын гор захотел равного - в его понимании! - боя. Здесь он меня и полоснул. Чуть бы выше, мог бы сонную артерию задеть.
Я вдруг ясно, словно это было вчера, вспомнил ночь, южную луну, залившую жидким серебром арену той горной поляны, по которой стремительно метались наши хищные тени; и острый блеск его стали... и странный мокрый холодок в загривке после его молниеносного замаха, и мой отчаянный бросок, звершившийся победой!
- Что с тобой? - голос Тани возвращает меня в наше веселое утро, и призрак с неохотой отступает.
- Ничего, Танюха-приставуха, - отвечаю я.
- Уф-ф! - облегченно вздыхает она. - Ну и лицо у тебя было... Такое лицо!..
- Одевайся и живо завтракать! Кофе стынет.
Мне приятно. У меня хорошее настроение. Мною давно уже не командовали, а так, как сейчас, вообще никогда. И новизна ощущений доставляет удовольствие. "Та-ня-я-я! - мысленно протянул я. - Та-ня-я-я!.."
Она быстро поставила передо мной чашку, масленку с маслом, булочки, сыр. Я снизу вверх посмотрел на нее. Она улыбнулась и вдруг быстро и сильно прижала мою голову к груди.
- Ванечка! - тут же отпустила и уже сидела напротив, отпивая из своей чашки.
- Утро красит нежным светом!.. - продекламировал я.
- Что это ты вспомнил? - спросила она. - Настроение хорошее?
Меня поразило, как точно она угадала.
- Пей, пей! - сказала она, отчего-то очень довольная. - Пей, кофе, наверное, совсем остыл.
Телефон на столике справа от неё зазвенел неожиданно и тревожно. Она сняла трубку. Лицо её изменилось. Она прикрыла микрофон рукой и удивленно сказала:
- Тебя. Голос какой-то странный.
Я взял трубку.
- Это ты, Фролов? - спросил высокий электронно модулируемый голос. Молчишь? Значит, ты.
- Тогда слушай, супермен недорезанный, - продолжил машинно-нечеловеческий голос. - Если ты сегодня же не слиняешь из города, мы тебе пятки поджарим и фитиль вставим...
По мере нарастания степени угроз, голос все более повышался, раскаты его стихали, уходя за порог слышимости. Таня внимательно и настороженно следила за моим лицом.
- Ты слышишь меня, мертвец ходячий? Уши не заложило?
- Кто говорит?
- А тебе не все равно, трупоед вонючий? Повторить, или ты уже понял? Если сегодня не уберешься, мы сначала твою бабу заберем. И ей понравится, можешь быть спокоен. А потом и тебя чпокнем. Уловил, гад?
Я положил трубку и позвонил на телефонную станцию. Нежный голосок равнодушно сообщил, что справок не дают.
Я положил трубку, и телефон зазвонил вновь. Тот же голос:
- Фролов! Нас разъединили...
Я нажал на рычаг и положил трубку рядом.
- Далеко отсюда продаются телефоны с определителями номеров?
- Да нет, - ответила она и спросила. - Ты хочешь здесь поставить?
- Надо бы.
Я вспомнил, что уже сутки молчит мой сотовый телефон. Поколебавшись, все же набрал номер своего генерального директора. Я, правда, строго наказал не беспокоить меня эти дни, но контраст с обычным ежеминутным трезвоном и молчанием последних суток безотчетно тревожил.
- Привет, Илья! - поздоровался я со своим замом, шустрым, бойким и вечно веселым отставным майором. Естественно, у нас работали только офицеры. Бывшие, конечно. Хотя последнее, спорно, тут полковник Сергеев прав, потому что офицером остаются до гробовой доски. Этого не отнимешь у нас. Я не хочу сказать, что гражданские хуже, мне достаточно это просто знать. Во всяком случае, даже врагов я предпочитаю в погонах, потому и ненавижу всякую подросшую за последнее время плесень, не знакомую с иной дисциплиной, кроме как дисциплиной своих животных страстей...
- Извини, Илья, отвлекся. Повтори, что ты там насчет Израиля?
- Я говорю, - вновь затараторил Илья, - что Израиль прислал нам предложение участвовать в международном смотре-соревновании среди охранных фирм. Можно сделать заявку на участие до десяти человек.
- Сколько это нам будет стоить?
- За участие каждого человека надо выложить сорок тысяч долларов. Сколько пошлем? Все равно надо послать.
- Давай человек пять-шесть, не больше, - сказал я. - Больше ничего нового нет?
- Ничего. А у вас там как?
- Тоже неплохо. Вопрос, как мне кажется, решен положительно. Надо кое-что отработать. Ты меня сам не тревожь. Только если что возникнет экстраординарное. Я буду с тобой сам связываться. И этот мой номер никому не давай.
- Почему?
- Мне тут работу подкинули, так я не хочу, чтобы в самый нужный момент кто-нибудь трезвонил. Может случиться казус. Ну, ты меня понимаешь.
- О, кей, босс. Тревожить не будем.
- Тогда все. Делай, как договорились. И больше шести человек не посылай. А лучше пять. Подбери там кадры типа Валеры Кинкажу. Пусть наши жару поддадут. Ладно, все. Давай.
