Алфред Хичкок - Убийства, в которые я влюблен
Но, к сожалению, не суждено было осуществиться планам Мастера, «Семейный сюжет» подвел черту в его творческой биографии. Оставшиеся годы жизни, хоть и пролетели как одно мгновение, были самыми трудными, словно никак не могли кончиться.
Музей искусств в Лос-Анджелесе организовал ретроспективный показ всех до единой его картин — зал не вмещал всех желающих увидеть произведения художника-легенды, при жизни признанного классиком. В штате Массачусетс один из дней праздновали как день Алфреда Хичкока… а он, устав от чествований, думал о том, что слава в конце жизни — только бремя, здоровья не вернуть, работу сердца уже давно поддерживал стимулятор. Призы и почетные награды ему спешили вручить один за другим, словно боясь опоздать, а он то злоупотреблял своим любимым ликером «Куантро» на торжественных обедах в его честь, то вполне серьезно утверждал, что любимые его темы — это еда, напитки, голливудские слухи и лишь потом кино (именно в таком порядке), то впадал в полную депрессию, болел, всего боялся, говорил, что его бросили и забыли, но он — спохватывался вдруг — еще тряхнет стариной, вот завтра отправится в офис и начнет работу над новым проектом под условным названием «Ночь коротка». И действительно являлся на студию «Юниверсал», начинал диктовать еле слышно какое-нибудь деловое письмо, бросал на середине и, подняв перед лицом дрожащие руки, долго и бессильно разглядывал их. Дома его старалась отвлечь, как могла, жена, изредка навещала дочь, а так никого почти не принимал. В августе 1979 года, когда ему исполнилось 80 лет, навестила Ингрид Бергман; увидев ее, он заплакал и сказал, что скоро умрет. Католик, священников к себе просил не пускать, говорил, что все они его преследуют. Английская королева сделала его кавалером ордена Британской империи — 3 января 1980 года консул вручил сэру Хичкоку награду Ее Величества. Всю церемонию он просидел в кресле, погруженный в раздумья, словно дремал с открытыми глазами. 16 марта его снимали для телевидения — Американский институт кино чествовал старинного друга Хичкока, актера Джеймса Стюарта, и надо было сказать несколько слов. Но уже были улажены все формальности с завещанием, в дом не приглашали больше нотариусов. Он очень ослабел, почти все время спал, как-то произнес: «Умру — и отдохну. Конца своего никто не знает. И нужно умереть, чтобы увидеть, что там — после смерти, хотя католики и питают надежду на лучшее».
Алфред Хичкок, великий художник и простой смертный, скончался 29 апреля, утром, тихо и покойно. Он остался один в темных аллеях славы.
Юрий Комов
Хол Дрезнер
Окно с широким обзором
Джекоб Боман, тщедушное тело которого было укутано в одеяла и утопало в самых пышных подушках, какие только можно приобрести за деньги, с отвращением следил, как его лакей устанавливает перед ним постельный столик и открывает шторы, чтобы впустить в комнату утренний свет.
— Открыть окно, сэр? — спросил Чарлз.
— Ты хочешь, чтобы я простудился?
— Нет, сэр. Нужно ли вам еще что-нибудь?
Джекоб покачал головой. Засунув салфетку в пространство между воротом пижамной куртки и худой грудью, он потянулся было, чтобы открыть кастрюльку с завтраком, но остановился и взглянул на Чарлза, который, словно часовой, продолжал стоять у окна.
— Ждешь чаевых? — раздраженно спросил Джекоб.
— Нет, сэр. Я жду мисс Невинс. Доктор Холмс сказал, что вас не следует оставлять одного ни на минуту, сэр.
— Иди, иди, — сказал Джекоб. — Если я задумаю умереть в ближайшие пять минут, я вызову тебя звонком. Ты не пропустишь такого события.
Он дождался, пока лакей выйдет и закроется дверь, приподнял крышку серебряной кастрюльки. На ломтике тоста лежало одно-единственное яйцо, сваренное без скорлупы и напоминавшее затянутый пленкой глаз. Крошечный кусочек мармелада и чашка бледного чая завершали утреннее меню.
Эх! Неприязненно оглядев кушанья, Джекоб повернулся к окну. Сиял великолепный день. Большой газон, простиравшийся перед особняком Бомана, был зеленым и ровным, как бильярдный стол. Его прорезала сверкавшая белым гравием подковообразная подъездная аллея. Там и здесь виднелись бронзовые скульптуры: игривая богиня в окружении херувимов, Меркурий с крылатыми ногами, сердитая львица с детенышами. Все скульптуры были довольно уродливы, но все очень дорогие. В левом конце аллеи возле маленького кирпичного коттеджа управляющего в клумбе с азалиями, стоя на коленях, копался садовник Джекоба мистер Ковени. Вправо от аллеи перед воротами ограды из железных копий находился двухэтажный гараж. Двери его были распахнуты, и Джекобу был виден шофер, полировавший хромированную решетку голубого автомобиля с откидным верхом, принадлежавшего миссис Боман. Работая, шофер успевал болтать с молоденькой мисс Невинс, дневной сиделкой Джекоба. За воротами внешняя лужайка простиралась до самого шоссе — так далеко, что даже острые глаза Джекоба не могли различать проезжавшие по нему машины.
Бедный Джекоб Боман, подумал Джекоб. Все лучшее в жизни пришло слишком поздно. Теперь он владелец впечатляющего поместья, но слишком болен, чтобы в нем блаженствовать. Он женился на молодой женщине, которая настолько хороша, что мужчины оборачиваются при виде ее, — но он слишком стар, чтобы наслаждаться ею. Наконец он, постигший глубинные тайны человеческой натуры, прикован к постели и вынужден довольствоваться обществом своих слуг. Бедный богач Джекоб Боман! Со всем своим богатством, везеньем и мудростью он живет в мире, который ограничен шириной матраса, длиной автомобильной дорожки, видной ему из окна, и глубиной ума мисс Невинс. Где она, кстати?
Боман повернулся к часам, стоявшим на ночном столике среди склянок, таблеток и пузырьков. Шесть минут десятого. Снова выглянув в окно, он увидел, что девушка в белом халате испуганно взглянула на ручные часики, послала шоферу воздушный поцелуй и торопливо пошла к дому. Она была крупной блондинкой с жизнерадостной упругой походкой. Она двигалась, размахивая руками. Эта бьющая через край энергия утомляла Джекоба. И все же он продолжал следить за ней, пока она не скрылась под навесом крыльца, и только затем вернулся к завтраку. Она еще задержится, чтобы пожелать кухарке и служанке доброго утра, и к тому времени, когда она постучится в его комнату, он как раз успеет покончить с яйцом и тостом.
Когда раздался стук, он дожевывал последний крошащийся кусок сухого тоста.
— Уходите! — прокричал он.
И сиделка с улыбкой вошла.
— Доброе утро, мистер Би, — проговорила она весело. Она положила на туалетный столик книжку в бумажном переплете и без особого интереса проглядела оставленный ночной сиделкой бюллетень.
— Как вы себя чувствуете сегодня?
— Жив, — сказал Джекоб.
— Не правда ли, восхитительный день? — Девушка подошла к окну. — Я только что стояла во дворе, болтала с Виком. А там как весной! Хотите, я открою окна?
— Не хочу. Ваш приятель доктор предупредил меня относительно простуды.
— Да, верно… Я забыла. Я, наверное, не очень-то хорошая сиделка. Как вы думаете? — Она улыбнулась.
— Вы сиделка, — сказал Джекоб. — Лучше вы, чем такая, которая не даст мне покоя.
— Вы только так говорите. Я знаю, что это не совсем мое призвание.
— Призвание? Вы хорошенькая девушка, у вас есть другие интересы. Я так полагаю. Вы говорите себе: поработаю я пока сиделкой. Работа легкая, еда хорошая. Так что я скоплю немного денег к тому времени, когда выйду замуж.
Девушка выглядела удивленной.
— Знаете, именно это я себе сказала, когда доктор Холмс предложил мне работу. Вы очень умный, мистер Би. Вы знаете это?
— Благодарю вас, — сухо сказал Джекоб. — Чем старее, тем мудрее.
Он отхлебнул глоток чая и скорчил гримасу.
— Ох! Ужасно! Уберите. — Он вздрогнул под одеялами.
— Вы бы лучше его выпили, — заметила девушка.
— Уберите это от меня, — повторил Джекоб нетерпеливо.
— Порой вы просто как маленький мальчик!
— Ну что ж, я маленький мальчик, а вы — маленькая девочка. Но лучше поговорим о вас. — Он принялся поправлять подушки, но остановился, когда девушка подошла помочь ему.
— Скажите мне, Франсез, — сказал он, когда ее лицо приблизилось к нему, — вы уже подобрали себе мужа?
— Мистер Би! Это слишком личный вопрос, чтобы задавать его девушке.
— Значит, я задаю личный вопрос. Если вы не можете ответить мне, то кому можете? Разве я скажу кому-нибудь? Да и кому рассказать? Ваш доктор-специалист даже не позволяет мне держать у постели телефон, чтобы хоть иногда перезваниваться с маклером. Якобы для меня будет слишком большим ударом, если я узнаю, что потерял несколько тысяч долларов. Он не понимает, что я и по газетам могу с точностью до пенни сказать, сколько я приобрел или потерял… Так что скажите мне, — улыбнулся он доверительно, — как выглядит ваш любовник?
