Сергей Ильвовский - Иерихонские трубы
В кабинете царил такой же, если не больший разгром, как и в приёмной. На полу кучи аудиокассет и компакт-дисков вперемешку с большими скоросшивателями и, просто, кучами бумаг. Огромный письменный стол сдвинут с привычного места, рекламные плакаты сорваны со стен и разбросаны по всему кабинету. Музыкальный центр стоит, почему-то, на полу, а огромные колонки отодвинуты от стен и их толстые разноцветные провода почти перегородили проход. Тем не менее, музыка продолжала греметь, внося свой посильный вклад в этот дикий кавардак.
Ошеломлённая Анфиса, наконец, наткнулась взглядом на мужа, только что содравшего со стены последний плакат.
— Нашёл! Нашёл!.. И где спрятала!.. Где — стерва?..
Он кивнул на брошенный только что на стол плакат Шаманки и торжествующе обернулся, потрясая маленькой смятой жёлтой бумажкой.
Анфиса, с ужасом, смотрела на эту дикую сцену. Из-за её плеча робко пыталась выглянуть Белла, которую трясло так, что Анфиса чувствовала это спиной.
— Женя, ты что?.. Что с тобой?..
Не обращая внимания на жену, Балясин, с маниакальным вожделением, разворачивал найденную бумажку.
— Женя, опомнись! Что ты делаешь?! Ты посмотри вокруг… У вас… у вас же даже рыбки сдохли!
Действительно, рыбки в большом аквариуме, казалось, тоже заразились всеобщим безумием и метались в воде, как будто плясали под дикую музыку. Две или три из них неподвижно белели брюшками на поверхности воды.
Балясин бросил на жену ненавидящий взгляд и… засмеялся.
— Ах, пришла?.. Посмотрела, да?… А теперь вали отсюда! Я здесь — живу!
И, тут же, забыв о ней и обо всём окружающем, стал читать текст на бумажке, жадно шевеля губами.
Анфиса, расплёскивая воду, сделала несколько судорожных глотков из стакана и затянулась сигаретой, которую заботливо прикурил ей взволнованный Немигайло.
Видя, что она уже почти успокоилась, Колапушин рискнул задать вопрос:
— И что это за бумажка была?
— Не знаю, — всё ещё всхлипывая, ответила Анфиса — я сразу ушла. И больше его не видела.
— И он после этого дома не появлялся?
— Честно говоря, он и до этого уже неделю не появлялся. Всё и так уже рухнуло…
Немигайло понимающе покивал головой и сделал печальный вывод:
— Не любил… Так Лютикову и передам.
Стараясь не хлопнуть, Немигайло аккуратно закрыл за собой дверь квартиры Балясиных и направился к лифту. Бесполезно потыкав несколько раз в кнопку вызова, и убедившись, что лифт и не собирается подчиняться этому, он предложил:
— Давайте пешком, тут невысоко.
Спускаясь с Колапушиным по лестнице, Немигайло всё никак не мог успокоиться.
— Нет, Арсений Петрович, ну как же женщине не везёт! Сначала мужик с этой певичкой загулял, потом вообще из дома ушёл. Она ехала, думала, наверное, вернуть его, а тут такое… надо ж, в самую бучу угодила.
— Да, не повезло, — раскуривая на ходу трубку, согласился Колапушин.
— Думаете, нет криминала?
— Похоже, вдове, как это ни печально признавать, просто не хочется делить фирму с Капсулевым. На журналистов злится, а сама, кажется, кое-что напеть им успела. Сам посуди, какой тут криминал: кокаин со спиртом — да ни одно сердце не выдержит.
— Точно. На таком горючем ни один мотор долго не протянет! И как мы разбираться тут будем?
— Ну… Для очистки совести, да и чтобы перед полковником отчитаться, надо бы выяснить, с чего он так быстро деградировал. Хотя… любовница умерла, певица эта. Из дома уйти пришлось. Придётся в «Бал-саунд-рекордз» тащиться. Дёрнул же чёрт Лютикова с этим делом связаться. Они, ведь, теперь десять лет с Капсулевым судиться будут, да и есть из-за чего. Ты их кухню видел? Вот то-то! А это мы с тобой ещё в комнатах не были.
Немигайло, плешь которого заметно выросла с тех пор как его жена Оксана три года назад завела первый разговор о ремонте, только вздохнул. Чуть-чуть помолчав, он снова вернулся к очень волнующей его любовной теме.
— Всё-таки интересно.
— Что тебе интересно?
— От любви это он, или так — от водки?
— Да вы что, на пару с Лютиковым любовных романов начитались? Тебе, Егор, вроде рано ещё — сказал Колапушин, толкая тяжёлую дверь подъезда.
— Нет, всё-таки — продолжал бубнить Немигайло, выходя, вслед за Колапушиным на залитый солнцем двор — интересно: может сейчас человек от любви с ума сойти?
— Может. Конечно, может… — голос, совершенно неожиданно, прозвучал откуда-то сбоку.
Колапушин, пока ещё не привыкший к яркому свету после полутьмы подъезда, недоумённо оглянулся на незнакомого человека, подходящего к ним с приветливой улыбкой.
— …если это любовь к денежным знакам. Вы Колапушин?
— Допустим. А вы, собственно…
— Не дождавшись конца вопроса, неизвестный сунул пальцы в нагрудный карман, выудил визитку и вручил Колапушину.
— Паршин Леонид Юрьевич, бизнесмен, близкий друг покойного Жени Балясина.
Только теперь сыщики, привыкшие к свету, смогли нормально разглядеть Паршина. Впечатление было несколько странным. На человеке отличный, наверняка, дорогой костюм; рубашка, галстук, туфли — всё подобрано в тон, по размеру, а всё равно производит впечатление какой-то… неуютности. Аккуратная причёска кажется растрёпанной. Возможно, это впечатление создавалось из-за мелкой суетности самого Паршина. Его руки постоянно щупали зачем-то обшлага рукавов, поправляли узел галстука, приглаживали, без надобности, причёску. Лицо тоже находилось в постоянном движении. Это не было нервным тиком, но мимика была явно излишней и не всегда соответствовала тому, что он говорил.
— Как вы нас нашли? — поинтересовался Колапушин.
— Меня полковник, начальник ваш, направил, сказал, что с вдовой беседуете. Я решил во дворе подождать — зачем мешаться.
— А зачем такая срочность? Что вы от нас хотите?
— Кроме меня, никто вам правду не скажет. Посмотрите на этих Женькиных сотрудников из «Бал-рекордз»! Да это просто стадо запуганных антилоп какое-то! Не странно ли?
— На что вы намекаете? — заинтересовался Немигайло.
— На то, что жизнелюбивый и рациональный Женя Балясин не мог помереть своей смертью! Даже от любви.
— А от чего?
Всё сильнее входящий в раж Паршин принял соответствующую позу и патетически вопросил:
— Что правит миром, если говорить всерьёз?
— Я вас понял — спокойно сказал Колапушин.
— Правильно, что же ещё, как не хрустящие-шелестящие?! — Паршин и не думал снижать актёрский накал — Балясин умер от инфаркта — да мне смешно!..
И он действительно зашёлся в неприлично долгом, безумном смехе.
— А вот нам не очень — угрюмо пробасил Немигайло, которому уже стал надоедать этот паяц.
Колапушин, понимающе, покачал головой.
— Так это вы журналистам идею подкинули насчёт убийства?
— Ну, может и я. Не в этом дело.
— А в чём? — всё так же угрюмо спросил Немигайло.
Неожиданно Паршин резко изменился. Он продолжал говорить страстно, но уже без излишней патетики, жесты потеряли суетливость, а лицо приобрело одухотворённость и какое-то непонятное напряжение.
— С таким капиталом не умирают своей смертью! Понимаете меня? Проверьте фирму, проверьте! И тогда вы поймёте, какие страсти сгубили во цвете лет Балясина, у которого только птичьего молока для счастья не было! Поймёте, почему они там все неврастеники — при таких-то бабках!
— Почему?
— Они же там лопаются от бабок, из ушей уже вылезают!
— Нервные то они почему?! — Немигайло уже надоело продираться сквозь эти словесные дебри.
— Так страшно же потерять, наивный вы человек! Терять бабки страшнее, чем вообще их не иметь! Только не все бабки, которые в руки идут, брать можно! Поняли вы, наконец?
— Поняли. С вами то, всё в порядке?
После этого вопроса Паршин вдруг потерял весь пыл и его ответ прозвучал почти неразличимо:
— Со мной? Конечно в порядке. Я ведь жив, меня не убивают… значит, дела не идут — дерьмовые у меня дела…
Что-то непонятное, прозвучавшее в этом бурном монологе, привлекло внимание Колапушина.
— Леонид Юрьевич, вот вы сказали, что не все деньги, которые идут в руки, стоит брать. Вы намекаете на криминальный характер капиталов Балясина?
— Эх! Если бы криминальный… С братками то, всегда разобраться можно. А вот с этим…
— Вы что же, хотите сказать…
— Ничего я не хочу сказать! — почти взвизгнул Паршин, и несколько раз мелко и быстро перекрестился — Ищите в «Бал-рекордз»! Это я вам как Женин друг говорю, лучший.
Не добавив больше ничего и, даже, не протянув руку на прощание, Паршин открыл дверку своей тёмно-синей «Ауди», около которой они все незаметно оказались во время разговора и, с места, рванул на поворот так, что едва не задел угол ограды детской площадки.
Озадаченный Колапушин, проводив взглядом скрывшуюся машину, повернулся к Немигайло.
