Чарлз Тодд - Поиски в темноте
В конце концов он встал и покачал головой. Невозможно понять, что именно здесь произошло.
«Во всем виноват я?» — спросил он. Хэмиш ответил утвердительно.
А что же думает сам Моубрей? Может быть, вместо убитой женщины попробовать понять мысли и чувства живого мужчины?
Здесь он убил ее… и бросил.
Почему? Почему не спрятал труп в пшенице, где его нашли бы только мыши-полевки и вороны? Зачем убийца бросил жертву совсем рядом с дорогой? Ведь не мог он не понимать, что фермер наверняка придет взглянуть на урожай, сразу увидит труп и поднимет тревогу?
«А он не думал ни о какой логике, — ответил Хэмиш. — Ему хотелось одного: отомстить. Он растерялся и разозлился».
— Да, — вслух согласился Ратлидж. — Он желал ей смерти, и ему было все равно, схватят его потом или нет. Когда его нашли, он мирно спал под деревом.
Со своего наблюдательного пункта он оглядывал пшеничные поля, деревья и колокольню вдали. Ничто не привлекло его внимания. Он не заметил на горизонте ни сарая, ни амбара с просевшей крышей, ни заброшенной фермы. Может быть, беглецы прятались в роще? Она не рядом с дорогой…
Добрую четверть часа Ратлидж вел поиски среди деревьев, но вышел из рощи с пустыми руками. Он не нашел ничего: ни обертки от бутербродов, ни взрытой земли, ни чемоданов…
Чемоданы!
Никто не упомянул о том, что беглецы несли с собой багаж. Может быть, его оставили в поезде? Или они тащили багаж с собой, по жаре, по пыльной дороге? Вот над чем стоило подумать. Еще один вопрос без ответа…
Запыленный, вспотевший Ратлидж вернулся к машине, доехал до развилки и повернул влево, на юго-запад.
Вскоре он добрался до двух деревень. И в той и в другой дома лепились по обеим сторонам дороги, а за ними виднелись заливные луга и фермы. В каждой деревне Ратлидж первым делом разыскивал констебля и беседовал с ним. Первого он оторвал от позднего ужина, а второй, закатав рукава рубашки, сплетничал с соседом, облокотившись на садовую ограду. Впрочем, на его расспросы оба отвечали вполне охотно.
Ратлидж узнал, что инспектор Хильдебранд, будучи человеком дотошным, уже побывал здесь; ни в Ли-Минстере, ни в Стоук-Ньютон для него не осталось ничего нового. Чужих людей здесь в последнее время не видели, в чем его дружно уверяли оба констебля. Ратлидж им поверил. Деревенские полицейские показались ему спокойными и рассудительными. Видимо, они замечали все, что происходит на их участках. Никто не находил посреди поля или под живой изгородью ничейных, брошенных вещей. Очевидно, ни одна деревня не была — вольно или невольно — причастна к трагедии, разыгравшейся в окрестностях Синглтон-Магна.
Вернувшись в машину, наслаждаясь прохладным ветерком, Ратлидж привычно слушал голос, доносившийся как будто сзади. Он отчетливо слышал шепот Хэмиша, хотя умом понимал, что это шелестит тихий дорсетский ветерок.
«Не думаю, что он так далеко забрался. Он был уверен, что его жена еще в Синглтон-Магна — ведь он целых два дня рыскал по городку и искал ее. Его многие видели. И когда за ним явилась полиция, он спал! Мы только одного не знаем: с чего он был так уверен, что найдет их именно там? Почему он считал, что местные жители прячут их от него?»
— Не знаю, — ответил Ратлидж. — В конце концов, он же нашел женщину неподалеку от Синглтон-Магна. Настиг ее в поле, там же убил и бросил. Если только…
«Вот именно — если только! А если женщину убил ее спутник, понимая, что Моубрею нужна только она… он забрал детей и был таков».
Ратлидж задумался:
— Если он убил ее здесь, в поле, на глазах у детей, неужели ты думаешь, что он смог потом уговорить их идти с ним? Он совершил страшное, кровавое злодеяние. Жертва наверняка громко кричала, когда он ударил ее первый раз. Представь, как испугались дети! Они плакали, дергали его за пальто, за руки, пытались его остановить… а потом хотели остаться с матерью, потому что не понимали, что она умерла. А если женщина стала для ее спутника обузой, почему он убил ее одну? Почему не избавился и от детей — ведь они, в конце концов, не его? Нет, так мы ни до чего не додумаемся.
«Всю правду тебе расскажут только дети — живые или мертвые».
— Знаю, — ответил Ратлидж. — Где же нам их искать?
* * *В Синглтон-Магна он вернулся, когда уже почти стемнело, машину оставил во дворе за гостиницей. В его отсутствие к нему заходил Хильдебранд и оставил записку на бумаге с гербом «Лебедя»:
«Только что из Лондона в ответ на ваш запрос прислали дополнительные сведения о миссис Моубрей. Она родом из Херефорда. Родственников в Дорсете нет. Возможно, здесь жил, работал или имел родных ее спутник. Я навожу о нем справки».
Ответ пришел после телефонного звонка, который Ратлидж сделал в тот день. Он попросил сержанта Гибсона, которому доверял, разузнать о миссис Моубрей все, что только можно. Гибсон был человеком педантичным. Если кто-то и мог узнать что-нибудь о мертвой женщине, то только он. Жаль, что нельзя попросить Гибсона раздобыть сведения о неизвестном мужчине, ее спутнике!
Ратлидж не возлагал больших надежд и на Хильдебранда; он сомневался, что тому удастся хоть что-то выяснить, ведь им почти не с чего начинать. Возможно, пройдет не одна неделя, прежде чем они нападут на след мужчины, и то если он имеет какое-то отношение к Дорсету. Если же спутник жертвы родом из другой части Англии, на его поиски могут уйти годы.
«Если он успел убраться отсюда, его с детьми наверняка спрячут родные или друзья», — сказал Хэмиш, когда Ратлидж поднимался к себе в номер, перескакивая через две ступеньки.
— Очень может быть, — вслух согласился Ратлидж, забывшись. — Если только они не знают, что Моубрей сидит за решеткой.
«Но дети-то не его, — напомнил Хэмиш. — И их мать умерла. Если тот мужчина хочет их оставить…»
«…он будет сидеть тихо. Если бы он ни в чем не был замешан, он бы сразу отвел их в полицию. Да, мысль интересная, верно?» — мысленно ответил Ратлидж.
Снова дети…
Они не давали Ратлиджу покоя.
Глава 4
Спал Ратлидж плохо — и из-за жары и духоты, и из-за мыслей, теснившихся у него в голове.
Образы мелькали и растворялись в тревожном калейдоскопе. Он видел Моубрея, сломленного, отчаявшегося, в тюремной камере… видел окровавленное тело его жены, лежащее на краю поля, в таком месте, где ее сразу же увидел фермер, приехавший осмотреть урожай… плачущих детей, которые зовут мать, и мужчину, который пытается их утешить, хотя он не их отец… Потом он отчетливо увидел виселицу и узника, который, возможно, даже не понимает, за что его собираются повесить.
Хэмиш, который, как всегда, чутко реагировал на его состояние, не уставал напоминать ему о совершенных им ошибках. Нельзя копаться в душе других людей, если у тебя самого на совести тяжкий грех. Он ведь тоже убийца. Они оба — убийцы!
— В основе дела лежит любовь, — произнес Ратлидж в темноте, стараясь заглушить голос Хэмиша в голове. Он тут же выругался, потому что слово «любовь» напомнило ему о Джин. Джин, в модном синем платье с бежевой кружевной отделкой, с букетиком, приколотым к плечу… Букетик подарил ей он, Ратлидж. Джин смеялась, занося руку с теннисной ракеткой; промахивалась, и мячик попадал в стенку. Он любовался солнечными зайчиками, которые плясали у нее на лице, когда они шли пешком по Оксфорду ранним воскресным утром, наслаждаясь тишиной и покоем.
Какая любовь лежит в основе всего? Любовь многолика, у нее столько имен! В нее вплетаются ревность, зависть, страх… Из-за любви умирают… и за нее убивают. Но любовь сама по себе не поддается определению, она вбирает в себя то, что испытывают отдельные люди. Любовь похожа на ярмарочного шута — она может прятаться за любым нарядом.
Где-то в городке, за окнами, слышались смех и музыка. Счастливый смех, несдержанный, не скованный.
Ратлидж внушал себе: когда Джин выйдет замуж и уедет в Оттаву, он сумеет наконец вычеркнуть ее из своих мыслей. Как почти вычеркнул ее из сердца. Оливия Марлоу[1] больше объяснила ему, что такое любовь, чем Джин за все время их знакомства.
«Кто научит меня, как забыть мою Фиону? — тихо спросил Хэмиш. — Ты-то никогда не вспоминаешь о ней! Ты не слышишь, как она плачет у пустой могилы! А я остался во Франции. Я не могу прийти к ней и утешить! Нет, Иену Ратлиджу не дано обрести счастье с женщиной, когда у него на совести Хэмиш Маклауд!»
Ратлидж повернул голову, желая отделаться от назойливого голоса. Все правильно. Какой женщине захочется делить мужа с терзающими его демонами?
* * *Утром Ратлидж встретился с Хильдебрандом в столовой «Лебедя». Яркие занавески в цветочек на утреннем ветерке развевались, как паруса. Столы покрыты ослепительно-белыми скатертями. Ратлиджу показалось, что у Хильдебранда болит голова. Он то и дело тер глаза, словно не выспался, и мрачно смотрел на пожилую официантку, которая их обслуживала. Отходя от их столика, официантка бросила на Хильдебранда испепеляющий взгляд и сказала:
