Корнелл Вулрич - Чёрный занавес
Единственный выход — справиться со всем этим здесь. Но как справиться, если не знаешь, в чем заключается угроза? Круг размышлений Таунсенда замкнулся, и он вернулся к исходной точке.
Его старая квартира все еще не была сдана. Фрэнк обратил внимание на темные окна, когда пришел в субботу за чеком. Призраки их с Вирджинией молодости, их счастливой жизни, наверное, все еще бродят по пустым комнатам, где прошла почти вся их совместная жизнь.
Он позвонил миссис Фромм и стоял на улице, ожидая, когда та выйдет. Но вышла другая, незнакомая женщина и вопросительно посмотрела на него.
— Это вы звонили? — строго спросила она.
— Да. Я ищу миссис Фромм. Она дома?
— Она здесь больше не работает.
Он не сразу осознал, какую важную вещь ему только что довелось услышать. И тут же от счастья его обдало жаром. Значит, не сказав ни слова, не пошевелив пальцем, он обеспечил себе безопасность? Теперь до него не добраться. Новая консьержка, кем бы она ни была, не знает его нового адреса. И естественно, никому не сможет ничего сообщить, даже если бы захотела.
Его радость была безграничной. Он уже не висит на волоске; он, слава Богу, находится вне пределов досягаемости. Ему удастся избежать беды.
Бодро шагая с чеком в кармане, Таунсенд насвистывал мелодию, которая ни разу не звучала в его мозгу после того, как на него опустилось темное облако забвения. Страх ушел. Возвратилось чувство уверенности в себе. Он даже поймал себя на том, что насвистывает довольно громко. Это случилось в первый раз после его возвращения из трехлетнего небытия. Он не помнил появившихся за это время мелодий и потому выбрал одну из старых песенок.
Мимо него прошел человек в сером костюме, в надвинутой на глаза серой шляпе, едва не толкнув Таунсенда, но тот и бровью не повел. Выпятил грудь, расправил плечи и, насвистывая, шагал дальше.
Проходя мимо булочной, он увидел на витрине эклеры. Вирджиния всегда питала слабость к этим пирожным. На душе у него было так хорошо, что он не отказал себе в удовольствии зайти и купить для нее пару пирожных. Чтобы покупать эклеры, нужно иметь прекрасное настроение — подобные лакомства годятся только для беззаботных людей.
Может быть, все кончилось. Может быть, он наконец избавился от преследовавших его теней, им уже не добраться до него. Может быть, с этого момента он в безопасности под солнцем. И впредь всегда удастся избежать беды.
Глава 5
Всегда удастся избежать беды
Фрэнку пришлось прибегнуть к массе уловок, чтобы скрыть от Вирджинии потерю работы. По чеку он получил деньги не за полную неделю, и ему пришлось доложить некоторую сумму из своих небольших сбережений, дабы все выглядело правдоподобно.
Второй раз подобный трюк, разумеется, не пройдет: во-первых, у него не так много средств, а во-вторых, в следующий раз пришлось бы не докладывать часть недельного заработка, а положить в конверт всю сумму. Но в понедельник он отправится на поиски нового места и, возможно, к следующему выходному принесет целиком и полностью заработанные деньги.
В понедельник он приступил к поискам работы. Продолжил поиски во вторник. Потом в среду, в четверг, в пятницу. Он действовал тем методом, каким ищущие работу почти никогда не пользуются. Его не волновал размер жалованья; он не пытался найти должность, соответствующую его опыту и способностям. Главным для него было местонахождение конторы — подальше от той опасной зоны, где находилось учреждение, откуда он уволился, и от остановок тех автобусов, которыми он туда добирался. Рассматривались предложения лишь той работы, что находилась достаточно далеко от очерченного им круга, а еще лучше — на другом конце города, хотя поиски приводили порой в мрачные и грязные трущобы.
Вскоре Фрэнку стало ясно, что он попал в заколдованный круг. Чтобы получить работу, нужны рекомендации, а он не хотел обращаться за ними на прежнее место, не хотел, чтобы там узнали, куда он устроился. Разумеется, он получил бы прекрасную характеристику, но не решался о ней просить. Поэтому несколько вакансий уплыло у него из-под носа. Приближался уик-энд, и ему не оставалось ничего иного, как посвятить Вирджинию в свои проблемы, взвалить на нее бремя, которое он хотел бы нести один.
Вернувшись домой в субботу, в день, когда он должен был бы получить жалованье, Фрэнк решил все выложить жене начистоту, но по ее лицу догадался, что случилась беда.
— Фрэнк, а где сегодняшний чек? — первым делом спросила Вирджиния. — Ты не доставал его из почтового ящика, когда уходил?
— Нет…
— Значит, он затерялся где-то на почте, — заявила она. — Чек не пришел и по старому адресу. Я только что там была, хотела выяснить…
— Ты была там? — Таунсенд с трудом выдавил из себя слова, он словно оцепенел в ожидании еще более страшного сообщения.
— Сегодня утром, убираясь, я нашла в ящике стола конверт от чека за прошлую неделю. Я уже было собралась выбросить его, когда заметила на нем наш старый адрес. Ты мне не говорил, что ходил туда за чеком. На всякий случай я сама решила пойти и проверить, не пришел ли по ошибке чек снова по старому адресу…
Она замолчала, заметив, как он изменился в лице.
— И ты дала новой консьержке наш нынешний адрес?
— Ну конечно. Я даже написала его на бумажке, чтобы она не забыла.
«Всегда удастся избежать беды», — пронеслось у него в мозгу.
Глава 6
Снова на Тиллари-стрит
Он забылся сном, едва голова коснулась подушки. Впрочем, нет, это был не сон, а лишь дремота, отягощенная кошмаром. Изнуряющим кошмаром, хотя Фрэнк не видел ни монстров, ни мистических существ. И людей не видел. Ничего, кроме пары шагающих ног и кромки тротуара, по которому ноги шли.
Они шли и шли вперед, шли на него, шагали перед глазами. И тротуар, по которому они вышагивали мерно и монотонно, катился, как лента транспортера, куда-то назад. В полусне Фрэнк словно все время куда-то отступал, а ноги наступали, тупо и беспощадно.
Они шли и шли на него, и носки ботинок устремлялись прямо к его лицу.
Эти шагающие ноги, которые никогда не бежали, а только шли, монотонно и размеренно, внушали больше ужаса, нежели все кошмарные порождения больного мозга. Эти неизвестно кому принадлежащие ноги казались средоточием жестокости и свирепости.
Они виделись так отчетливо, конкретно и реально, как и бегущая под ними лента тротуара. В черных тяжелых ботинках чувствовалась концентрированная угроза, она таилась в толстой подошве и в грубой коже, на которой различались даже вмятинки, а на ее блестящей поверхности играли отблески света, когда ноги поднимались и опускались, поднимались и опускались с размеренностью механизма. Таунсенд слышал скрип кожи, звук, бьющий по нервам при каждом тяжелом шаге. Скрип-топ, скрип-топ, скрип-топ. Такой жесткий скрип раздается порой в ночной тишине, когда кто-то издали идет навстречу по каменной мостовой.
Над ботинками болтались брюки неброского цвета — серые или бурые, на которых был отчетливо виден рисунок ткани. На этих ногах все казалось преувеличенным (не в размерах, а в деталях), словно они виделись сквозь увеличительное стекло, которым был этот странный сон. Брючные манжеты взлетали вверх и снова падали на башмаки при каждом сгибании невидимых коленей.
Но взгляд притягивали именно ботинки. Они не спотыкались, не сбивались с шага. Они словно знали, что можно не спешить, что никто и ничто от них не уйдет. И продолжали шагать настойчиво и неутомимо.
Медленно и упрямо они приближались к наблюдавшим за ними глазам, подходили все ближе и ближе, занимая все поле зрения. И выхода не было. Нельзя было ни свернуть, ни посторониться, чтобы дать им пройти, — сон тек по узкому туннелю. Они все время оказывались перед глазами, словно Таунсенд поймал их в видоискатель и сам не давал им выйти за рамку. При каждом шаге щель между подошвой и тротуаром то раскрывалась, то смыкалась, напоминая теперь голодную пасть, которая готова поймать, схватить, загрызть, проглотить бессильного что-либо сделать Таунсенда.
В тот самый момент, когда ноги готовы были своим последним шагом его раздавить, внезапно вспыхнул ослепительный свет, и Таунсенд проснулся.
Он медленно приходил в себя. И вдруг вспомнил, откуда взялась эта страшная живая картина. Пара ног на подставке в будке чистильщика обуви. Их образ застрял в подсознании и так страшно проявился сегодня ночью. Он слышал о подобном: могут присниться вещи, почему-либо оставшиеся в памяти, — и не сразу, а спустя дни или недели. А может, этот кошмар безжалостного ночного преследования — знамение? Может, ищейки рыщут по его следу все это время?
Или это предвестие того, что они уже где-то поблизости? Крадутся в ночи по соседней улице, все ближе и ближе? Шаг за шагом, шаг за шагом, пока он беспомощно корчится от страха в постели?
