Фридрих Незнанский - Инкубатор для шпионов
— Ну ты где?
— Стою на крыльце. Уже докурил, сейчас поднимусь.
— С ума сошел? — поинтересовался Меркулов. — Какая муха тебя укусила?
— А что такое?
— Выбегаешь посреди разговора. Несолидно… Мягко говоря, — добавил Меркулов.
— Ничего, Костя, пусть привыкает. Может, таким макаром в кое-то веки нормального генерального воспитаем. Как раньше говорили, в своем коллективе.
Меркулов помычал, но ничего не сказал.
— А ты сам-то, кстати, — добавил Турецкий, — неужели такие. вольные речи прямо из его кабинета ведешь?
— Я тоже вышел.
— Вот видишь!
— Что «вот видишь»? — начал уже откровенно злиться Меркулов, что с интеллигентнейшим Константином Дмитриевичем случалось нечасто. — Он мне сказал найти тебя и вернуть. Дуй назад.
Турецкому стало неловко.
— Уже иду.
И в самом деле, через полторы минуты они сидели у генерального тем же составом.
Генпрокурор, стоило отдать ему должное, ни словом, ни жестом не выразил своего неудовольствия нахальным уходом Турецкого. И даже про своих двойняшек ни разу не упомянул. И ни одной истории про чужих детей больше не рассказал, сразу перешел к делу:
— Итак, Александр Борисович, что у вас есть на этого Стасова? С чем его едят и стоит ли вообще? Насколько аппетитное блюдо?
— Не исключено, что стоит, — кивнул Турецкий, открывая приготовленную папку. — Только, боюсь, он все-таки псих. Причем очень странный.
— Конкретней, — попросил генеральный. — И сперва факты, потом ваше мнение.
Турецкий пересказал, о чем говорил со Стасовым, но про очную встречу с ним упоминать не стал. А мнение свое вообще оставил при себе, ему показалось, что этого от него сейчас не требуется.
И как в воду глядел. Шефа будто подменили.
Теперь Турецкий вспомнил, что еще утром, появившись на Большой Дмитровке, он заметил, что сотрудники жмутся по стеночкам, но тогда он не придал этому значения. А напрасно.
Ярость закипела в глазах генерального, хотя лицо оставалось беспристрастным, как на заседании коллегии Генпрокуратуры. Вообще-то Турецкий ожидал взбучку за Стасова, однако не предполагал, что так скоро. Да и странно это было: только вчера провел вечер в компании не такой-то уж важной личности — всего-навсего телефонный хулиган с поехавшей крышей, да еще и в возрасте, — а уже сегодня шеф готов всыпать ему по первое число!
Ладно, подумал Турецкий, поорет и перестанет, зато, глядишь, выяснится что-нибудь интересное. А то ведь так до сих пор и не выяснил, кем этот Стасов на самом деле является.
Генеральный орал специфически, как орут очень сильные люди и начинающие крупные руководители, — тихо и напряженно. И очень немногословно.
— А почему я ничего не знаю о том, что вы уже встречались со Стасовым?! Вы понимаете, что должны держать в курсе начальство? А вы не только мне, но и Константину Дмитриевичу ничего не сообщаете! Что за самодеятельность? Рассказывайте немедленно во всех подробностях!
Турецкий уже знал, что негодование шефа быстро проходит. Он начал объяснять, как происходила встреча.
— Я не хотел ставить вас в известность об этой встрече. И Константина Дмитриевича не хотел предупреждать… Зачем? Вообще все очень спонтанно получилось: позвонил — встретились. Я воспользовался помощью коллег из МВД, но это не помогло, Стасов ускользнул.
— Что он вам сказал?
— Ничего особенного он не говорил, кроме того, что сделал несколько выдающихся открытий, которые почему-то никого не интересуют.
— Александр Борисович, вы спрашивали его о Клементьеве? О том, откуда у него все эти телефонные номера?
— Видите ли…
— Не спрашивали?!
— Я спрашивал. Но когда я спрашивал, Клементьев был еще жив.
— Нет, но каково совпаденьице, а? — Генеральный был перевозбужден. — Этот тип звонит начальнику Федеральной службы и говорит, что у него что-то там в хозяйстве нехорошо. Потом бац — и начальника больше нет. Причем он умирает естественной смертью.
— Не совсем естественной, — уточнил Турецкий. — Учитывая, что он был в прекрасной физической форме…
— Э, бросьте, Александр Борисович, — махнул рукой генеральный. Ну ладно. Что еще он вам наплел?
— Вообще-то я записал наш разговор. Может быть, послушаем?
— Наконец-то я слышу что-то дельное! Давайте.
Турецкий положил диктофон на стол, включил запись.
«Турецкий. Как вам удается дозваниваться высокому начальству, минуя многочисленных секретарей? Откуда у вас вообще их телефоны?
Стасов. Это техническая проблема. Хорошо подготовленный человек, не зацикленный на социальных штампах, может ее решить.
Турецкий. Я не понимаю, что вы хотите сказать.
Стасов. Значит, и не поймете. Значит, вы зациклены на социальных штампах.
Турецкий. Чего вы добиваетесь?
Стасов. А вы как думаете? Зачем человек набирает телефонный номер?
Турецкий. Чтобы поговорить, наверно…
Стасов. Вот именно.
Турецкий. Ладно, допустим. Но вот вы дозваниваетесь до начальника Федеральной службы исполнения наказаний, убей меня бог, не пойму как, но дозваниваетесь. И говорите ему, что у него там в хозяйстве — все не слава богу. Это оказывается неправдой…
Стасов. Это еще как посмотреть.
Турецкий. Да как ни смотри — информация-то не подтвердилась. Только скандал разразился. Потом вы в другие министерства, в Генпрокуратуру звонили, какие-то идиотские вещи говорили… Ну что вы молчите?
Стасов. Я не понимаю, что вы ждете от меня.
Турецкий. А я не понимаю, чего вы добиваетесь. А здесь я — напоминаю — как раз для того, чтобы в этом разобраться.
Стасов. А заодно надеть на меня наручники?
Турецкий. Да бросьте вы! Хотите — можете меня обыскать.
Стасов. Я знаю, как это делается. Вы приехали не одни. За нами наблюдают.
Турецкий. Валентин, никто не желает вам зла. Но вы умудрились привлечь к себе внимание силовых структур. Теперь хотите или нет, но это придется как-то расхлебывать.
Стасов. Расхлебывайте, если вам нравится.
Турецкий. Что вы имели в виду, когда предупреждали начальника Федеральной службы Клементьева о некоей опасности, исходящей от его сотрудников. Он жив и здоров. В министерстве все нормально.
Стасов. Возможно, я ошибался… Вы помните греческий алфавит?
Турецкий. Э-ээ… как это «помните»? Я его вообще-то не учил. А почему вы спрашиваете?
Стасов. Ну хоть буквы-то помните?
Турецкий. Наверно. Кириллица ведь имеет к нему отношение. Аз, буки, веди.
Стасов. Мы говорили про греческий.
Турецкий. Это вы говорили. Чего вы хотите, Стасов? Чтобы я продиктовал алфавит? Какого черта?! Альфа, бетта, гамма?!
Стасов. Ладно, хватит.
Турецкий. Еще дельта…
Стасов. Достаточно.
Турецкий. Эпсилон…
Стасов. Уймитесь.
Турецкий. Сами же попросили!»
На этом запись прекращалась.
— Содержательный диалог, — прокомментировал Меркулов. — Не хватало вам еще о Платоне подискутировать.
— Чем богаты, — сказал Турецкий, прекрасно понимавший, что не богаты ничем.
— Ошибался он, видите ли, по поводу Клементьева, — прорычал генеральный. — Ни хрена он не ошибался! Он же сам все подстроил!
— Это вряд ли, — заметил Меркулов. — Какой смысл? Зачем ему?
— Откуда он тогда знал, что тому грозила опасность?
— Он не говорил про опасность, — уточнил Меркулов. — Он сказал, что у него в аппарате — опасный человек.
— Да уж. Ладно. — Генеральный нахмурился. — Значит, Александр Борисович, вы не выяснили, что это за личность?
— Я нашел в Москве семь Валентинов Стасовых. И все — мимо кассы. Даже по возрасту никто не подходит. Никаких биографических данных поэтому пока что собрать не удалось. Дактилоскопия тоже ничего не дала. — Турецкий поморщился, вспомнив, как издевательски Стасов оставлял отпечатки в его машине. Конечно же он знал, что на него нигде ничего нет, иначе отчего был так уверен в себе? Хотя возможна и другая ситуация — он же зачем-то Турецкому сам позвонил, словно бы напрашивался на какое-то «разоблачение», идентификацию собственной личности… Он хотел, чтобы Турецкий что-то узнал про него? Почему тогда просто и внятно не сказать? Но нет, он, кажется, ведет какую-то свою мудреную игру, где А. Б. Турецкому выделяет отнюдь не главную роль. Считает, по крайней мере, что ведет…
— Думаете, этот тип не прост, Александр Борисович? — прищурился генпрокурор, словно читая мысли Турецкого.
— Еще бы.
