Ольга Баскова - Как хочет госпожа
Он хотел отключиться, однако супруга остановила его:
– Подожди. Кажется, ты обмолвился, что он был убит каким-то необычным способом.
– Верно, – откликнулся Костя. – Кто-то приволок его на кладбище, повесил на дерево и либо там собрал всю кровь, либо где-то в другом месте, доставив на погост уже обескровленный труп.
– Как ты понимаешь, я не могу упустить такой материал, – ответила Зорина. – Так что, ребята, хотите вы или не хотите, я через полчаса буду у вас. Тем более твоя мама сегодня собиралась навестить внучку.
Скворцова смутили слова жены:
– Ты не можешь пожаловаться, что мы когда-нибудь были тебе не рады. Наоборот, ты у нас «свежая голова».
– Хоть этим порадовал, – усмехнулась женщина. – В общем, ждите.
Произнеся эту фразу, она посмотрела на дочку, сосредоточенно рассматривавшую куклу, и в который раз почувствовала укол совести. Вот как в жизни бывает… Как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Когда у них родилась Полинка, они с Костей дали торжественное обещание, что никакая работа не помешает им уделять ребенку максимум внимания. Однако ничего такого не получилось. Первым «поплыл» Скворцов. Одно сложное дело – убийство его приятеля – заставило майора выйти из отпуска, а правильнее сказать, проводить расследование, из отпуска не выходя. Журналистка же в это время находилась в законном декретном, однако звонок главного редактора Анатолия Сергеевича Пенкина заставил ее оторваться от пеленок и приготовления каш на молоке и вернуться к работе журналиста, ведущего криминальную хронику. Возможно, в другой момент Катя бы категорически отказалась это сделать, но в данном случае дело одноклассника и приятеля мужа Михаила Железнова непостижимым образом переплелось с делом об убийстве ее подруги и коллеги Галины. Вот так два молодых родителя переложили многие заботы на плечи бабушек и дедушек, которые взялись за воспитание внучки в отсутствие родителей с удовольствием. Зорина и Скворцов дали себе обещание: закончат дело – и вернутся к ребенку, однако за ним последовало следующее, потом еще и еще, и супруги смирились. Вот и сейчас… Катя могла отказаться от участия в расследовании этого преступления, но рассказ Светланы Иконниковой пробудил в женщине жалость к несчастному парню. И она во что бы то ни стало захотела изобличить убийц. Журналистка знала: полковник, начальник отдела Алексей Степанович Кравченко, очень честный и принципиальный работник правоохранительных органов, но убийство бомжа он вполне мог спустить на тормозах, причем его непосредственное начальство, генерал Лебедев, любивший отметать в сторону подобные происшествия, был способен надавить на полковника. Вот почему Катя никак не хотела оставаться в стороне. Она прибавила шаг и вскоре втаскивала коляску в квартиру.
Глава 3
Киселев оказался прав, когда заявил, что Сидельников очень обязательный и дотошный участковый. В ту ночь Василий не мог уснуть, а рано утром отправился на кладбище. Егор Ильич еще дремал, и капитан потряс его за плечо:
– Пора вставать.
Трифонов еле разлепил веки и открыл рот. На Сидельникова пахнуло перегаром.
– Тонька вчера обещала прийти, – пояснил он, как вначале показалось Василию, ни к селу ни к городу. – Но не пришла, оторва. В общем, ту бутылку пришлось самому выпить – не пропадать же добру.
– Не пропадать, – согласился участковый и присел на топчан, заменявший кровать, – но придется тебе сейчас напрячь память и кое-что вспомнить.
Ильич крякнул, поднялся, взял бутылку и плеснул в стакан то, что осталось на донышке:
– Так лучше вспоминается. Давай, что у тебя.
Василий с презрением посмотрел на него:
– Ты хоть вчерашний день помнишь?
В глазах Трифонова засветилась обида:
– Еще бы… Ты уж меня совсем алкашом считаешь. Выяснил, кто этот несчастный?
– Дело быстрее пойдет с твоей помощью, – парировал капитан. – Вчера мы здесь нашли один спортивный ботинок, помнишь? И ножик с отпечатками ребенка…
– А еще детские следы, – вставил Ильич.
– Точно. На ботинке была написана фамилия, – продолжал Сидельников. – Не запамятовал какая?
– Петров, – твердо сказал сторож.
– Молодец, – похвалил его капитан. – Только, сам знаешь, этих Петровых у нас в селе как собак нерезаных. Забегал я в автолавку, которая этой обувью торговала. Продавщица мне сказала: мол, другой спортивной обуви не было, ее приобрели чуть ли не все жители Железнодорожного. А посему я уверен: к каким Петровым ни приди – у всех эти дурацкие китайские кеды. Так что без тебя не обойтись. Может, поковыряешься в памяти, чей ребятенок иногда на кладбище наведывался?
Сторож потер переносицу и сунул в рот заветренный кусочек ветчины, отпугнув кружившихся над ним мух.
– Черт его знает… Хотя постой… – Он хлопнул себя по морщинистому лбу. – Ваньки Петрова ребятенок тут часто крутился. Я даже его гонял отседова. Правда, жаль мальца, – вздохнул Ильич. – Ты сам знаешь, какая у него семья – врагу не пожелаешь. Дашка с утра до ночи на рынке торгует, сыном не занимается, а глава семьи пьет не просыхая. Говорят, их старший Валерка в город подался и прекратил с ними всякие отношения. Он, мол, менеджер в какой-то фирме и стыдится своих родителей. Разве это по-человечески?
– С Валеркой у меня был разговор, и он обещал брата забрать, как только обзаведется жильем получше, – заметил капитан. – А вот по отношению к родителям парень категоричен, и его можно понять. Сам школу на отлично закончил, в институт поступил. Сначала на каникулы в родное село наведывался, а потом перестал. Представляешь, Ванька не то что ни копейки ему не дал, а сам по карманам сына шарил. Когда Валерка перестал их навещать, они с Дашкой к нему в город наведались, скандал возле работы устроили. Гони, мол, сыночек, монету. Мы тебя родили и как никак воспитывали, вон ты каких высот достиг. А тот эту пьяную компашку отправил подальше. С тех пор сюда не ездит, а брату деньги на карточку переводит. Хоть и взял с него обещание, что папаше и мамаше ничего давать не будет, чует его сердце: жалеет их малой, втайне от брата монетки подкидывает. В общем, придется к ним наведаться.
Егор Ильич ахнул:
– Думаешь, он бродягу прикончил?
Сидельников развел руками:
– Не знаю, что и думать, – честно признался он.
* * *Дом сельского пьяницы Ивана Петрова находился на окраине. Василий толкнул ветхую калитку, жалобно скрипнувшую от его прикосновения, и зашел на огород, заросший травой. Создавалось впечатление, что хозяин специально выращивает сорняки, которые достигали пояса участкового. Небольшой домишко с прохудившейся крышей заставил его сердце сжаться от жалости. Здесь жил ребенок, страдавший от пьянства родителей. Сидельников уже подошел к покосившемуся крыльцу, когда Иван вышел из сарая, грозившегося повалиться от порывов ветра. Заметив капитана, он скривился:
– И чего ты у нас забыл, мент?
Василий попытался изобразить улыбку:
– Забывать мне у тебя нечего. Так, увидеться пришел.
Осоловелые глазки прошлись по плотной фигуре участкового:
– Ну, посмотрел? Теперь иди с богом.
Капитан подошел ближе:
– Эх и нерадушный ты хозяин, Иван. Другой бы в дом пригласил, чаем напоил. Или даже заварки жалко?
Петров немного поразмышлял и махнул рукой:
– Заходи.
Сидельников прошел в комнату, пахнувшую сыростью, в воздухе витал запах, который участковый сразу узнал. Такой запах можно было уловить во многих домах.
– Опять Дашка самогон варила?
Иван посмотрел на него зверем:
– А допустим, варила. Надо же нам на что-то жить? У нас вот Славка растет, ему одежда требуется и, между прочим, еда. Старший наш, Валерочка, чтоб ему пусто было, забыл о родителях. Он там в городе машину покупает, а отцу на хлеб не может прислать. Ты бы с ним разобрался, капитан. Нет такого закона, чтобы родителей забывать.
– А ты много о нем помнил, когда он с тобой жил? – парировал Сидельников. – Как вспомню, в каких сапогах Валерка ходил, так сердце кровью обливается. Зима, мороз, а они каши просят.
Петров хмыкнул:
– Добреньким быть, знаешь, хорошо, когда материальное положение позволяет. Вот ты на государственной службе состоишь. Тебе государство каждый месяц зарплату платит. Твоя Машка жалуется, что небольшую, да только ты ее исправно получаешь. А мы с Дашкой… Ты хоть помнишь, кем я работал, когда наш колхоз еще жил?
Капитан кивнул:
– Отчего ж не помнить… Ты работал трактористом…
– Верно. – Иван подошел к столу и плеснул в стакан самогона. – Тебе не предлагаю, все равно откажешься. А еще ты помнишь, как меня на Доску почета вешали? А как грамотами награждали? То есть не совсем я пропащий, голубь ты мой сизокрылый. А когда колхоз развалился, куда мне податься? Дашка в нем дояркой трудилась. А ей что делать? Нравится мне, знаешь, разглагольствования некоторых: мол, зачем пить, ищите работу и живите, как нормальные люди. А где ее найдешь, эту работу? Может, ты подскажешь?
