Евгений Габуния - Ангел пустыни
— Не получается пока, Олег Георгиевич, — заискивающе отвечал сутулый, — не сомневайтесь, сделаем вам эту икону.
— А я уже начинаю сомневаться. Сапфир тоже обещали сделать, а где он?
— Ищем, Олег Георгиевич, ищем, был один с таким камешком у нас на крючке, да уехал и камешек с собой захватил. Теперь снова искать надо. Главное — найти фраера, остальное — пустяки. — Сутулый ощерил гнилые зубы. — Вы, часом, не знаете такого? — как бы между прочим поинтересовался он.
Воронков оторвал голову от стола, пристально взглянув в отливающие наркотическим блеском темные глаза говорившего и на секунду задумался. В этот момент он походил на хищную птицу, выбирающую жертву.
— Надо подумать, — и многозначительно добавил: — Потом поговорим.
Стоял уже поздний вечер, когда Олег Георгиевич приехал домой. Жена не стала допытываться о причинах столь позднего возвращения, торопливо собрала ужин и ушла, оставив супруга на кухне в одиночестве. Быстро покончив с едой, он вышел в прихожую, где стояла тумбочка с телефоном, набрал код автоматической междугородней связи и отчетливо, так, чтобы его хорошо услышал далекий собеседник, сказал:
— Валентин, я жду тебя в ближайшую субботу. Есть новости.
Судя по выражению лица Воронкова, ответ был утвердительный, и он в хорошем расположении духа отправился спать. Впрочем, для такого настроения у него были и другие причины.
День начинается со сводки
Реклама «Союзпечати» утверждает, что день начинается с газеты. И если для Олега Георгиевича Воронкова, как и для тысяч других, он действительно начинается с газеты, то сотрудники уголовного розыска начинали его со сводки. В то самое время, когда Воронков с красным карандашом в руке просматривал газету, готовясь к семинарским занятиям, начальник республиканского управления уголовного розыска, вооружившись точно таким же карандашом, изучал оперативную сводку происшествий.
Сводка происшествий — не самое увлекательное чтение и уж отнюдь не веселое, но полковник Ковчук не сдержал улыбки, узнав об угоне «Волги» председателя «Межколхозстроя». Он живо представил растерянное лицо знакомого ему председателя и невольно улыбнулся. «Пусть пару дней пешком походит. Скорее всего хулиганствующие юнцы угнали. Покатаются — бросят. Никуда она не денется, а урок серьезный, пусть как следует гараж охраняют.»
Улыбка сошла с обычно серьезного, даже сурового лица полковника, когда он дошел до сообщения из Приреченского района о вооруженном нападении на ночного сторожа и ограблении церкви. Подчеркнул скупые строчки сводки и нахмурился. За сравнительно короткое время это было уже шестое по счету ограбление церквей, однако с применением огнестрельного оружия — первое. Едва Ковчук прочитал ее до конца, как зазвонил один из пяти телефонов — прямой связи с министром. Он быстро снял трубку, отчеканил: «слушаюсь» и заторопился на второй этаж. «Не иначе, как по этому делу вызывает».
Министр сидел в самой глубине огромного длинного кабинета, обшитого деревянными панелями. Полковник переступил порог и сразу отметил, что министр сегодня был в форме. Форму он носил редко, предпочитая обычный штатский костюм. Очевидно, предстояло важное совещание или прием. Седой, представительный, с правильными, спокойными чертами лица, в генеральском мундире с несколькими рядами орденских планок, он выглядел весьма внушительно за своим массивным письменным столом.
При появлении Ковчука министр оторвал голову от бумаги, которую читал, не спеша снял очки и жестом пригласил садиться. В его неторопливых движениях сквозила спокойная уверенность человека, наделенного немалой властью и отдающего себе в этом отчет.
— С утренней сводкой вы, Никанор Диомидович, надеюсь, уже ознакомились? — как о само собой разумеющемся спросил он ровным голосом.
— Так точно, товарищ министр, ознакомился! — чуть громче, чем надо, отвечал полковник.
— Вот и отлично, — тем же спокойным голосом продолжал генерал. Стало быть, в курсе. — Он чуть помедлил. — Какое это у нас по счету ограбление церквей? Пятое, кажется?
— Нет, шестое, — поправил начальство Ковчук и виновато добавил: — К сожалению.
— Значит, шестое… Но с применением оружия — первое?
— Первое, товарищ министр. — Полковник глубоко вздохнул. — Совсем обнаглели.
— Вот именно, чего им не обнаглеть. — Министр внимательно посмотрел на полковника. Ковчук правильно истолковал этот взгляд:
— Так мы же не сидим сложа руки, товарищ министр, розыскная работа ведется. Кое-что рисуется, но в целом — туман.
— Кто, кстати, ведет эти дела?
— Следователь Бордеяну, а от нас — старший лейтенант Чобу.
— Чобу? — переспросил министр. — Помню такого, он, если не ошибаюсь, Высшую Омскую школу милиции закончил. Смелый парень, отлично проявил себя при задержании особо опасного преступника. Весь в деда, тоже у нас в органах служил. — Он сделал паузу. — Однако одной только смелости в данном случае недостаточно. Нужен более опытный розыскник, дело, судя по всему, трудное, я бы сказал, деликатное. А тянуть больше никак нельзя. Звонили из вышестоящих органов, интересовались ходом расследования. Там взяли его на особый контроль, и я тоже — соответственно.
Министр снова бросил выразительный взгляд на Ковчука, открыл папку с бумагами и протянул ему лист, исписанный затейливым каллиграфическим почерком, какой сейчас редко увидишь: буквы были украшены причудливыми завитушками. Но еще больше полковника удивил непривычный, странный слог этого письма.
«Смиреннейше доводим до сведения уважаемого Министра, — прочитал Ковчук, — что нашу святую Михайловскую церковь постигло большое несчастье. Злоумышленники проникли в храм божий, осквернили алтарь. Они унесли драгоценные реликвии нашей церкви, чем ввергли прихожан в непреходящую скорбь. С душевной просьбой к Вам — помогите найти святотатцев, и пусть их покарает Бог и закон.
Церковный совет».
Ковчук в некоторой растерянности повертел письмо.
— Жалуются, значит, верующие… — он хотел еще что-то сказать, но его остановил министр:
— Не жалуются, товарищ полковник, а просят помощи, и не у кого-нибудь, а у нас, органов внутренних дел. Значит, доверяют, ищут защиты. Хочу, Никанор Диомидович, чтобы вы и другие четко уяснили: дело это особое, необычное. Ограбить церковь — это не совсем то, что, допустим, обокрасть магазин. Не исключаю, что какой-нибудь демагог пустит грязный слушок: смотрите, люди добрые, вот как коммунисты-атеисты борются с религией. И кто-нибудь может поверить в эти басни. И потом похищены действительно большие ценности. Ведь все эти потиры и иконы — не только религиозная утварь. Это же свидетели нашей с вами истории, произведения искусства. Между прочим, собственность государства.
— Извините, товарищ министр, но я не совсем понял… о государственной собственности.
Министр не удивился этому вопросу и даже, кажется, ожидал его.
— Если уж начальник управления министерства не в курсе, то что говорить о наших работниках на местах. Видимо, и в этом кроется одна из причин наших неудач. Подумаешь — украли у попов какую-то чашу, ну и бог с ней. Не велика потеря. Не исключено, что так кое-кто рассуждает. И отношение соответствующее. Церковь же отделена от государства, пусть сами попы и разбираются…
Он порылся в серой папке и извлек из нее бумагу с грифом уполномоченного Совета по делам религии при Совете Министров СССР по Молдавской ССР.
— Прошу ознакомиться.
«В соответствии со статьей 28 Положения о религиозных объединениях в Молдавской ССР, — гласила бумага, — утвержденного Указом Президиума Верховного Совета МССР от 19 мая 1977 года, все молитвенные здания, а также необходимое для отправления культа имущество, переданное по договору верующим, образовавшим религиозное общество, приобретенное ими или пожертвованное им, является собственностью государства».
— Теперь, Никанор Диомидович, вам, надеюсь, все понятно? Учитывая особую важность этого дела и большой объем розыскной работы, считаю целесообразным создать оперативную группу. Кто ее возглавит? Ваше мнение?
Этот естественный деловой вопрос вызвал в душе Ковчука целую бурю чувств, которая, впрочем, никак не отразилась на его лице. «Не доверяет, стало быть, раньше бы просто приказал мне возглавить группу, дело особой важности, сам говорит, а теперь, видишь ли, советуется. Пора подавать на пенсию, это ясно, как день».
Почти всю свою сознательную жизнь Ковчук отдал службе в молдавской милиции. И начал ее в 1944 году, когда партизанский отряд, в котором служил украинский паренек, с боями пройдя путь от Брянских лесов до берегов Днестра, был расформирован. Часть партизан влилась в действующую армию, чтобы продолжить победоносный поход дальше, на Запад. Для них война не окончилась. Не кончилась она и для Ковчука и многих других молодых ребят, оставшихся в освобожденной Молдавии и сменивших партизанские ватники на синие милицейские шинели. Это была война без линии фронта. С бандами недобитых фашистов, буржуазных националистов и прочей нечистью, скрывавшейся в кодрах, терроризировавших мирное население. Вот когда пригодились партизанский опыт, смекалка, военная хитрость…
