Сёстры Чан-Нют - Черный порошок мастера Ху
Придя в ужас от такой перспективы, он решился бежать. Однако, неловко повернувшись, опрокинул чашу с прахом, — жуткая мертвая пыль забила ему ноздри, и он громко чихнул. Оба трупа обернулись, обратив к нему мертвенно-бледные лица, а тем временем во мраке ночи появлялись все новые силуэты. Оказавшись лицом к лицу с выходцами с того света, сверлившими его полными злобы глазами, дровосек без труда обрел былую прыть и, едва касаясь земли, на всех парах помчался к городу.
— Не будет тебе прощения за такую низость!
Развернулась кожаная плетка, и узловатая змейка, несколько раз изогнувшись в воздухе, со свистом обрушилась на голую спину коленопреклоненного арестанта. Оставленный ею бледный рубец тотчас налился кровью. Скорчившись от удара, человек взвыл от боли.
— Нет ничего гаже, чем обманывать товарища по несчастью! Слышишь, ты?
Поскольку заключенный, стиснув зубы и зло глядя перед собой, не отвечал, хлыст снова запел в воздухе и безжалостно обрушился ему на спину. Несчастная жертва захлебнулась собственным дыханием и уронила голову на грудь. Исполосованная спина взяла верх над упрямством. Он открыл распухшие губы и еле слышно произнес:
— Да!
Хлыст взвился, описав в воздухе черную дугу, и начертил на согнутой спине новый кровавый след.
— Да — кто?
— Да, госпожа! — взвизгнул заключенный, позабыв о прежней своей строптивости.
Прислонившись к баньяну и пряча лицо в его тени, мандарин Тан невольно подумал: «Какая женщина! Она так же мастерски владеет хлыстом, как другие бросают нож. Да уж, поистине, в наши времена лучше быть мандарином, чем заключенным…»
Принюхиваясь к ароматам, доносящимся из поварни и заполнявшим грязный двор, он уже довольно долго следил за сценой, что разыгрывалась внизу. Никто не заметил его присутствия, и из своего укрытия судья с интересом наблюдал за публичной поркой. Заря только начинала заниматься над ветхими крышами тюрьмы, окрашивая их в бледно-розовый цвет, а он уже был вовсю занят своим расследованием, заинтригованный странными подробностями гибели двух несчастных утопленниц, выловленных в устье реки. Одевшись в скромный халат без украшений и спрятав волосы под тюрбан, в неверном предутреннем свете он вполне мог сойти за простого горожанина.
Со своего места он видел плотные ряды заключенных, молчаливых и покорных, которые присутствовали при наказании своего товарища, одобрительно кивая и перешептываясь, исполненные почтения к женщине с шелковистыми косами. Одним движением подбородка она подала знак об окончании экзекуции, и в тот же миг два дюжих молодца в форменной одежде подбежали к наказуемому и оттащили его в здание. Остальные же разбрелись кто куда, шепотом обсуждая увиденное, послужившее им явно на пользу.
Женщина, одетая в простую куртку и штаны из хлопковой ткани, раскатывала рукава, которые засучила перед тем, чтобы легче управляться с хлыстом. Ее аристократическое лицо оставалось бесстрастным, лишь чуть сдвинутые брови напоминали об усилии, которое ей только что пришлось приложить. Легким движением руки она отбросила со лба черную прядь, и солнце золотистой искрой сверкнуло в ее глазах. Затем совершенно неожиданно она резко повернулась, и кожаный хлыст снова запел у нее в руках.
Вокруг мандарина взметнулось облако пыли, поднятое хлыстом, едва не задевшим пальцы его ног.
— А теперь сюда! — подбоченившись, сказала женщина.
Тихонько кашлянув, мандарин Тан вышел на свет, ошеломленный дерзким поведением молодой женщины.
— Барышня Аконит, я мандарин Тан, и мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
— Госпожа Аконит, — с легкой усмешкой поправила его тюремщица. — Я вдова.
— Примите мои соболезнования по этому поводу, — пробормотал судья, внутренне злясь на свою застенчивость.
Госпожа Аконит вперила насмешливый взгляд прямо в глаза мандарину и проговорила легким тоном:
— Хочу вас успокоить: я не всегда так сурова с людьми, как вы только что видели. Вы, конечно, знаете, что, будучи ответственной за заключенных, я обязана следить за соблюдением законности. В конце концов, мы с вами мало чем отличаемся друг от друга.
— Я не так хорошо умею управляться с хлыстом, сударыня.
Указав пальцем на опустевшую площадь, мандарин спросил:
— В чем же состояла провинность заключенного, подвергнутого порке?
— Мерзавец украл порцию риса у своего товарища, существа слабого и беззащитного. К таким проступкам я беспощадна. Эти заключенные — как мужчины, так и женщины — не являются закоренелыми преступниками. Так, всякая мелочь, воришки, карманники, мелкие мошенники, отбывающие здесь наказание. Правда, среди них есть несколько бандитов с большой дороги. Вот эти, на чьей совести есть пролитая кровь, считают себя вправе требовать от остальных незаслуженного уважения. Тот, кого я наказывала сегодня, как раз из числа таких разбойников. Я не потерплю, чтобы кто-то строил из себя барина и терроризировал весь барак.
Госпожа Аконит отбросила назад упругие, как ее хлыст, косы, а мандарин тем временем задал очередной вопрос:
— А те женщины, которых вы отправили на джонке судовладельца Фунга? Вы, несомненно, знаете, что после кораблекрушения их нашли мертвыми?
Молодая женщина моргнула, на мгновение скрыв под ресницами свои янтарные глаза.
— Да, правда, мне рассказывали. Эти женщины были больны, и я подписала бумаги на их отправку, чтобы они не заразили остальных заключенных. В бараках болезни распространяются быстро и могут перерасти в эпидемию.
— Однако странно, что они были отправлены на торговом судне.
— Конечно, но мне вовсе не хотелось нести ответственность за этих двух строптивиц, которые, вместо того чтобы работать, как положено, на верфи или на других общественных работах, пустились в бега.
— Как это? Они что же, сбежали? — воскликнул мандарин.
— Вот я вам и говорю, — пожимая плечами, ответила госпожа Аконит. — Они не желали искупать хорошим поведением свои прошлые глупости и попытались сбежать до окончания срока наказания. Но у них ничего не вышло, потому что через два месяца они вернулись совершенно больные, в лихорадке, и стали умолять меня о снисхождении.
С непонятным ему самому торжеством мандарин заметил:
— Значит, ваши методы, какими бы драконовскими они ни были, все же не всегда оправдывают себя.
Госпожа Аконит метнула в него взгляд холоднее клинка:
— Не забывайте, что эти заключенные — не преступники. Они знают, что при удовлетворительном поведении вновь быстро обретут свободу. Я считаю бесполезным надевать на них колодки или заковывать в цепи.
В этот момент в ворота, украшенные каменными скульптурами морских животных, вошло несколько мужчин и женщин с лопатами и кирками в руках. Они еле передвигали ноги от усталости, некоторые держались за поясницу, другие приседали, чтобы размять суставы. Проходя мимо начальницы, они почтительно поклонились и стали группой на другом конце двора.
— Это вернулась с работы ночная смена, — пояснила госпожа Аконит. — Заключенные ремонтируют главную улицу, на которой днем слишком много народа. Это нелегкая задача, но при учете исправительных работ одна ночная смена считается за две. Мне надо обыскать их перед сном, чтобы удостовериться, что они не прячут под одеждой оружия.
Коротко кивнув, она удалилась, повернувшись к мандарину решительной прямой спиной, по которой хлестали ее упругие косы. Мандарин Тан глядел ей вслед с сожалением: ему хотелось бы под любым предлогом продолжить внезапно прерванный разговор. Внутренне недовольный собой, он решил внимательнее присмотреться к досмотру арестантов.
Группа тем временем разбилась на две части: мужчинами занялся охранник с суровым лицом, а женщинами — сама госпожа Аконит. Приказным тоном она велела им войти в бараки, в то время как охранник предложил мужчинам раздеться. Мандарин увидел, как падают на землю заплатанные куртки, обнажая худые тела, на которых изнурительная работа и бурная жизнь оставили неизгладимые следы. Охранник привычными жестами осторожно ощупал их под мышками и вдоль ног. Произведя досмотр, он жестом отпустил их, и заключенные торопливо проследовали к своим койкам, распластавшись на которых они будут ждать следующей трудовой ночи.
Достав из кармана рисовую лепешку, охранник присел на корточки, чтобы съесть ее, когда к нему подошел мандарин Тан.
— Скажите, ваша начальница, похоже, чертовски здорово справляется со своей работой. В ее манере управлять тюрьмой чувствуется железная рука.
— И не говорите, — согласился тот, вставая. — Твердость госпожи Аконит не всякому мужчине по плечу! С ней шутки плохи, у нее всегда хлыст наготове, вы сами только что видели. Она уже два года как здесь работает, и за это время ни одной жалобы на нее не было.
