Анна Данилова - Госпожа Кофе
Я встаю и иду на кухню готовить завтрак для Тимура. Сначала он выпивает чашку кофе, потом мы с ним о чем-то говорим, строим планы на будущее (на самое ближайшее будущее, планируем следующую встречу), потом я ставлю перед ним тарелку с его любимым белым, чуть подогретым хлебом, и он долго, с удовольствием намазывает его маслом. В любое время года на столе спелые помидоры, нарезанные, посыпанные солью и черным перцем. Маслины. Еще – его любимый клубничный или черничный джем. Чтобы так не спеша, с удовольствием позавтракать, мы поднимаемся чуть свет. Но это все же лучше, чем вскакивать за пять минут до выхода из дома, комкать утренние тихие часы, которые мы можем провести вместе, осознанно, а не сонно прижавшись друг к другу в постели. И мы оба понимаем это.
Альмира думает, что Тимур в разъездах, что он на работе и проводит ночи в гостиницах, а завтракает в гостиничном ресторане кофе и вареным яйцом. Разве может она предположить, что у него есть любовница, тем более я. Ей кажется, мы подруги, хотя и видимся редко. Она уверена, что нас с Сережей связывает не одиночество и иллюзия семейной жизни, а настоящая страсть. Быть может, она судит по себе? Каждый человек судит по себе. Это психология. И всегда примеривает чужую жизнь на себя. Как рубашку.
Круг знакомых Тимура и Альмиры вполне достойный. Несколько супружеских пар, где мужья связаны бизнесом. Серьезные семейные люди. И только одна пара выделяется на этом фоне. Семья Садовниковых. Марк и Маргарита. Очень красивая пара. Особенно Марк. Роскошный брюнет с ярко-голубыми глазами. В такого невозможно не влюбиться, и я бы, может, и влюбилась, если бы, во-первых, не полюбила Тимура, а во-вторых, не была знакома с Маргаритой – женой Марка. Невозможно любить мужчину, видя, как он сохнет по своей жене, какими глазами он на нее смотрит – любит, просто сходит с ума по ней и сторожит, как цепной пес. Говорят, он не выпускает ее из дома. Но это неправда. Это сплетни. Люди злы и завистливы, особенно когда видят такую любовь. Надо побыть недолго в обществе Маргариты, внимательно рассмотреть ее, понаблюдать за ней, чтобы понять, что она совершенно счастлива и что ее муж – далеко не цербер. А еще, наперекор общественному мнению, Маргарита – существо свободолюбивое, это я поняла, когда однажды присутствовала при одном общем разговоре. Это было на дне рождения Альмиры. Небольшая компания, где все друг друга не только знают, но и любят, уважают. Альмира приготовила манты, на столе было много салатов, закусок, Маргарита привезла из дома пирог с капустой. Все было так славно, по-семейному. Мне даже на какое-то мгновение стало стыдно, что мы с Тимуром в этом обществе как изгои, да только этого никто не знает. Мы – воры, преступники, обманщики, прелюбодеи. Речь пошла как раз о свободе перемещения в пространстве, о браке и о том, как эти понятия связаны. Рита спокойно заметила, что брак – это не тюрьма и что даже в браке каждый человек должен чувствовать себя свободным. Альмира спросила, имеет ли она в виду личное пространство, на что Рита ответила, что личное пространство – не обсуждается, это непременно, и что она имеет в виду именно перемещение в пространстве. Что хорошо путешествовать вдвоем, но если один супруг или супруга занят(а), то другой имеет право куда-то поехать по своим делам. И я поняла тогда, что эта тема больная для самой Риты и что она это право поехать куда-то одна долго отвоевывала у своего строгого мужа. Потом за столом говорили еще много о чем, но я пыталась услышать лишь то, что говорят Марк и Рита. И из слов Марка (он говорил мало, все больше слушал да отлучался, чтобы отвечать на бесконечные телефонные звонки) стало понятно, что, работая следователем прокуратуры, он повсюду видит одних преступников. И что это у него как болезнь. Но я его почему-то не осудила. Напротив, я представила себе, что сама с утра до ночи занимаюсь этой грязной и трудной работой – очищаю город от убийц и насильников. Конечно, это не может не оставить свой след на психике человека. А если он так любит свою жену и дочь (с трудом запомнила имя этой красивой девочки – Фабиола), то не может не переживать за них.
Рита. Если бы я завидовала ей по-черному, то сказала бы: она хорошо устроилась. Пишет картины и продает их за десятки тысяч евро. И все это – не выходя из дома. В тепле, так сказать, и уюте. Мажет себе кисточкой и, помимо того что получает от самого процесса творческое удовольствие, так еще и денежки.
Но моя зависть – белая. Я рада, что хотя бы у нее все сложилось. И творческая работа, и материальная независимость от мужа, и красавец-муж, который так ее любит.
Альмира злится, ведь несмотря на то, что она считается приятельницей Риты, купить ее работу она не может – кишка тонка. Быть может, Рита и подарила бы ей что-нибудь из своих работ, но на это требуется желание, а его пока нет. Вот мой Сережа – он совершенно равнодушен к искусству, и если в моей квартире висят картины, то выбраны и куплены они исключительно мной. Конечно, много постеров – я не могу потратить крупные суммы на подлинники. Разве что потихоньку скупать работы местных художников в надежде, что они когда-нибудь станут известными и будут стоить огромных денег. В нашем городе только один художник будет стоить дорого, он и сейчас стоит дорого – это Рита Орлова. Но мне ее работы не потянуть. Если же представить, что я прошу, скажем, пятьдесят тысяч евро на какой-нибудь натюрморт с грушами кисти Риты Орловой, не думаю, что Сережа мне откажет, но не поймет, удивится, решит, будто я его обманываю. А если даже я и куплю ее работу, то Сережа будет всякий раз, проходя мимо картины, спрашивать: «И вот эти груши стоят пятьдесят кусков?» Искусство – это не для нас. Да и я лучше повешу на стену копию Ритиной работы, постер в красивой раме под стеклом, а пятьдесят тысяч потрачу на что-нибудь другое, а еще лучше – спрячу, уволоку в свою норку. Мало ли что может случиться в моей жизни. Или же дам Тимуру – пусть погасит часть своих долгов.
6. Валентина
– Мне надо исчезнуть, – говорит Тимур, и сердце мое сжимается от страха. Я уже понимаю, о чем он хочет мне сказать. Дела совсем плохи.
– Надолго? – Я наливаю ему кофе и пододвигаю сахарницу. Глаза мои наполняются слезами, словно они все поняли раньше меня и заплакали.
– Может, навсегда. Альмире скажу все как есть. Сколько можно делать вид, что все хорошо? У нее все есть, и деньги тоже. В крайнем случае ей всегда помогут родители. У ее отца много денег.
Я не могла его спросить: что же это ты до сих пор не обратился к тестю, не попросил денег? И вообще, это как бы не мое дело, а их – семейное. Альмира – это семья, я – любовь.
– Как «навсегда»?
Мне хочется крикнуть: я как же я? Как же мы с тобой? Как я буду без тебя? Но вместо этого ртом хватаю воздух, мне дурно, кружится голова.
– Когда ты собираешься «исчезнуть»? – Я с трудом разжимаю челюсти. Мне трудно дышать.
– На днях. У меня остался месяц. Но за этот месяц ничего не изменится. Ничего. И деньги на голову не упадут. За этот месяц мне надо уладить все свои дела, объясниться с Альмирой. Я даже не буду возражать, если она выйдет замуж за Рената, моего брата. Он давно любит ее.
Я отреагировала на это странно: волосы на моей голове зашевелились, словно черви. Как у него все просто. Передать свою жену, как эстафету, брату – вот, мол, тебе моя жена, живите, плодитесь. Чтобы она осталась в семье и чтобы брат получил то, что хотел. Значит, и Альмира тоже для него – вещь? Как я для Сережи?
– Я могу продать дачу, она стоит два миллиона. Только никуда не уезжай. Или поедем куда-нибудь вместе, чтобы ты оторвался наконец от Альмиры, от своей семьи. Ты ведь любишь меня? Еще у меня есть драгоценности. Две машины.
– Не забывай, у тебя есть Сергей. Ты не сможешь ничего продать без его ведома.
– Я что-нибудь придумаю.
Тимур ушел, поцеловав меня на прощанье, и я представила себе, что он уходит от меня навсегда, что я никогда его не увижу. И мне стало так больно, так мучительно больно, что я сползла по стеночке вниз, на пол, легла на ковер и чуть не умерла от горя.
Сережа, вернувшись из Лондона, нашел меня совершенно больной, бесчувственной.
– Зая, я так соскучился по тебе, – сказал он, зарываясь лицом в свитер, который я не снимала с тех самых пор, как Тимур ушел, с тех пор, как меня не покидало чувство холода. Я лежала на диване, кутаясь в толстый плед, и никак не могла согреться. По телевизору показывали тяжелую любовную драму, и я, переживая за героев, которые напоминали мне нас с Тимуром, обливалась слезами. – Я люблю тебя, слышишь?
Но я не слышала его. Хотя таких слов он не произносил еще ни разу. Думаю, он просто пожалел меня. Он забрался ко мне под плед, обнял меня и принялся целовать мою шею, щеки, глаза. Это было так на него не похоже. Словно это вернулся Тимур, а не Сережа. Они как бы поменялись местами: Тимур ушел, как всегда уходил (уезжал, улетал) Сережа, а Сережа был со мной, он обнимал меня, как Тимур.
