Ли Ванс - Расплата

Теннис вопрошающе смотрит на меня, когда я выхожу из ризницы.

— Мы уходим, — шепчу я, перегибаясь через первый ряд скамей.

— Что? — изумленно спрашивает он. — Почему?

— Объясню позже.

Я выпрямляюсь, поворачиваюсь к алтарю и подхожу к гробу. Положив на него обе ладони — дерево холодит мне пальцы, — я закрываю глаза и вызываю образ Дженны. Я вижу, как она сидит нога на ногу на затрапезной кушетке в нашей первой нью-йоркской квартире — той самой, на окраинах испанского Гарлема, которую мы сняли, когда Дженна поступила на юрфак. Она с улыбкой смотрит на меня, ее волосы блестят в солнечном луче, бьющем прямо в окно без штор, а на коленях у нее лежит газета. Я наклоняюсь к гробу и нежно целую его гладкую крышку. Дженнифер Мэри О’Брайан Тайлер, прощай.

Расправив плечи и не позволяя себе заплакать, я иду обратно по проходу, сосредоточившись на том, чтобы естественно двигать руками. Теннис быстро идет впереди меня и толчком открывает передо мной внутренние двери, чтобы я не сбился с шага. Когда мы выходим, срабатывают фотовспышки, и их свет ослепляет меня.

5

Толпа журналистов перед церковью за эти пятнадцать минут выросла в полтора раза. Три или четыре репортера бросились ко мне с вопросами:

— Мистер Тайлер, почему вы уходите с похорон своей жены?

— Правда ли, что вашего ухода потребовали родители вашей жены, мистер Тайлер?

— Вы изменяли своей жене, мистер Тайлер?

И наконец:

— Мистер Тайлер, вы заплатили за убийство своей жены?

Немыслимо. Информацию о моей неверности Ромми вчера попросту выбил из падре Виновски, но этот полицейский уже настроил против меня родителей Дженны и спустил с цепи прессу. Я просто не могу не уважать этого типа за то, что он вычислил, как сделать самый плохой день моей жизни до такой степени невыразимо ужасным. Я бы с радостью голыми руками забил этого сукина сына до смерти.

Полицейский в форме все еще бдит, чтобы журналисты не ступали на территорию церкви, так что большинство репортеров и фотографов бегут вниз по улице и сворачивают за угол, ни на шаг не отставая от нас с Теннисом, пока мы спускаемся по длинной лестнице к парковке. Вот мы уже видим машину Тенниса. Возле нее, опираясь на капот, скрестив ноги и болтая по мобильному, стоит Ромми. Его напарница, детектив Тиллинг, с каменным выражением лица замерла в паре метров от него. Я инстинктивно сжимаю кулаки.

— Мои поздравления, — заявляет Ромми, резко складывая телефон, когда я подхожу. — Я только что говорил с редактором отдела местных новостей газеты «Пост». Вся первая полоса посвящена вам.

— Вы уж нас извините, — я чересчур взбешен, чтобы контролировать себя в перепалке с ним, — но мы уезжаем.

— Погодите минутку. — Ромми почти прыгает в мою сторону, в то время как Тиллинг становится на пути у Тенниса, перекрывая ему доступ к водительской двери. — У вас есть время, чтобы поболтать. Такие вещи католики делают по всем правилам. Они будут плакать и молиться еще по меньшей мере час.

Ромми приближается ко мне, пока между нами не остается лишь тридцать сантиметров. На нем серый двубортный пиджак, синяя рубашка и красный галстук из крученого шелка. Золотые запонки вспыхивают на его манжетах, когда он складывает руки на груди, а мясистое тело бывшего штангиста норовит порвать костюм по швам.

— У меня для этого нет настроения, — отрывисто говорю я.

— Простите ради бога, — протягивает он, симулируя заботу. — Тяжелый день сегодня?

— Пошел ты! — рявкает, злобно уставившись на него, Теннис. Тиллинг предостерегающе кладет руку Теннису на плечо, как только он делает шаг по направлению к Ромми. Теннис сердито сбрасывает ее руку. — Поехали, Питер.

Ромми ухмыляется, обнажив желтые от никотина зубы. Он лысеет и сантиметров на десять ниже меня. Стоит мне посильнее дернуть головой — и его нос сломается о мой лоб. Я представляю себе, как коп сгибается вдвое и багровая кровь струится у него между пальцами на теплый асфальт.

— Позвольте передать вам экстренное сообщение, — будто для поддержания разговора продолжает он. — Завтра лучше не будет. Соседи тоже читают газеты, и они будут бояться отпускать детей играть на улице. На ваш адрес начнут приходить письма с угрозами. Возможно, какой-нибудь местный герой швырнет кирпич вам в окно или проколет шины. Если вы переедете, это не поможет. Куда бы вы ни поехали — всюду вас будут преследовать подобные ситуации. — Ромми качает головой и огорченно щелкает языком. — Парень, с твоей прошлой жизнью покончено. Все должны знать, что это ты сделал. Тебе ни от чего не отвертеться.

— Спасибо за предупреждение, — говорю я. Кулаки у меня уже сводит судорогой, ногти впились в ладони.

— Да не за что. Не хочется мне этого говорить, но у тебя все же осталась небольшая лазейка. Окружной прокурор уже копытом землю роет, так она жаждет получить кресло генерального прокурора штата, и ей нужно закрыть твое дело до начала предвыборной кампании. Если ты во всем сознаешься, то, может быть, попадешь в какую-нибудь тихую маленькую тюрьму где-нибудь в Адирондаке.[2] И следующие тридцать лет проведешь, играя в пинг-понг и прочищая водопроводные фильтры. Это не намного хуже того, во что твоя жизнь превратится здесь. Возможно, ты даже встретишь там своих старых приятелей. Такие места кишмя кишат подонками с Уолл-стрит.

— Звучит чудесно. — Я выдавливаю из себя улыбку. — Где можно записаться?

— По-твоему, это смешно. — Ромми слегка кивает головой. — Дай-ка я тебе кое-что скажу. То, что я предложил — это лучший вариант. В худшем случае мы признаем тебя виновным в убийстве с отягчающими обстоятельствами и жюри приговорит тебя к смерти. Ты проведешь десять лет в одиночной бетонной камере, ожидая, когда Верховный суд отклонит все твои апелляции. И когда тебя привяжут к стулу перед исполнением приговора, пинг-понг в Адирондаке покажется тебе очень неплохой альтернативой. — Он наклоняется вперед, и его лицо оказывается в нескольких сантиметрах от моего. — Ты уверен, что не допустил ни одной ошибки? В том, что эта девчонка, которую ты имеешь, не разозлится на тебя за что-то и не позвонит нам? Или что тот тип, которого ты нанял, не угодит в наши лапы за другое убийство и не запоет, чтобы получить снисхождение суда?

Злоба Ромми почти гипнотизирует меня. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.

— Ты годишься только на то, чтобы запугивать священников, — говорю я ему. — Или тех, у кого совесть нечиста.

— А ты крепкий орешек, — огрызается он. — За словом в карман не лезешь. Если бы ты не был таким богатым козлом, я бы тебя прямо сейчас притащил в участок. Интересно, не поубавится ли у тебя остроумия после ночки в обезьяннике с уголовниками?

— Жаль упускать такое. Ты закончил?

— Это с тобой покончено. — На потном лбу Ромми вздуваются вены. — Может быть, если ты поспешишь, то успеешь добраться до квартиры своей девчонки до конца похорон. Вот ведь будет кайф, а? Трахать свою телку в тот момент, когда жену закапывают в грязь.

Кровь шумит у меня в ушах. Я оглядываюсь по сторонам. Фоторепортеры и оператор с телевидения устроились напротив нас, через дорогу, — слишком далеко, чтобы слышать наш разговор. Двое копов, приехавших на синем «форде», стоят метрах в десяти и пристально наблюдают за нами. Было бы глупо позволить Ромми спровоцировать меня на глазах у всех. К черту. Может, это и глупо, но я не позволю Ромми так надо мной издеваться. Я тоже наклоняюсь, пока мой нос почти касается его носа, вынуждая полицейского отступить на шаг.

— Хватит в игры играть, — тихо говорю я. — Ты мне даешь свою версию того, что случилось, а я тебе объясняю, почему ты не прав.

— Да ты уже прячешься за адвокатов! — презрительно восклицает Ромми. — Ни хрена я тебе не скажу, если не узнаю от тебя ничего стоящего.

— Я отказываюсь от адвоката, — отвечаю я, твердо намереваясь разобраться с Ромми. — Ну, давай. Что ты теряешь?

Теннис пытается возражать, но я игнорирую его, мой взгляд прикован к Ромми. Тот быстро смотрит на Тиллинг и улыбается.

— Ладно. — Коп разминает плечи и успокаивается. — Почему бы и нет. Ты — деревенщина из какой-то дыры в Огайо. Ты классно играешь в баскетбол, благодаря этому получаешь бесплатный билет в Лигу Плюща, встречаешь хорошую девушку из католической семьи, женишься. Она ведет хозяйство, находит себе достойную работу в благотворительной конторе и трясет для тебя задницей в постели. Очень скоро ты делаешь кучу бабок, потому что ты из тех самодовольных болванов, которые преуспевают в бизнесе. Все круто. Но тебе скучно. А может, сиськи у нее стали обвисать. Поэтому ты начинаешь трахать других баб.

Он кладет мне руку на плечо, как лучшему другу, и, улыбаясь, сильно сдавливает его, прекрасно зная, что на нас направлены камеры.