Григорий Глазов - Правый поворот запрещён
Трое мальчишек нырнули, чтоб добраться к коряге, принесенной течением вчера под вечер, и проверить, не прибыло ли с ней чего-нибудь интересного. Вынырнув в центре мутной пузырившейся пены, отфыркавшись, они огляделись, и вдруг начали истошно кричать, разбрызгивая суматошными взмахами воду, рванули к берегу, где их ждали загоравшие на песке приятели. Едва добрались, задыхаясь, зашумели:
- Там утопленница!..
- Какая-то тетка!..
- Вся синяя!..
- Одетая!..
Похватав одежонку, ватага помчалась вверх по косогору к огородам, к дачкам.
Через полчаса весть об утонувшей женщине облетела округу. Прибежали взрослые, откуда-то пригнали моторку. Труп, зацепившийся за корягу, вытащили на берег. Тут же какого-то владельца мотороллера послали на центральную усадьбу совхоза звонить в Богдановскую милицию. Выслушав и кое-что уточнив, дежурный сообщил начальнику райотдела домой; тот связался со своим замом по оперработе, затем позвонил директору завода резиновых изделий Омеляну, вспомнив, что он интересовался какой-то женщиной, не попала ли она в дорожную аварию, дал знать прокурору района...
Когда прибыли на место, народ все еще толпился вокруг утопленницы, перешептывались, пытаясь узнать, кто она. Примчался со своего огорода Омелян, к нему тут же бросился человек в майке, в спортивных брюках, руки перепачканы землей - зам главного технолога завода:
- Лев Иванович! Да ведь это Кубракова!... Она была у меня в среду!
- Вижу, что она. Не кричите... Надо же... Яловский беспокоился... Я еду домой звонить ему...
В квартире Яловского трубку сняла теща:
- Нет... Он на даче... Вернется вечером.
- А телефон там есть?
- В дежурке у сторожа. Но звонить туда трудно, это через коммутатор железной дороги.
- Попытайтесь, пожалуйста, связаться с Альбертом Андреевичем. Это очень важно. Скажите звонил Омелян из Богдановска, передайте: что случилось несчастье с Кубраковой.
- С Еленой Павловной?! Что с ней?
- Утонула.
- О господи! Я постараюсь разыскать Альберта...
8
О происшедшем я, разумеется, ничего не знал да и не мог знать: в то время для меня еще не существовали ни Кубракова, ни Яловский, ни Омелян, ни другие лица, познакомлюсь я с ними значительно позже, читая материалы следствия, как адвокат. Пока что я был занят своими хлопотами: сидел в процессе, судил трех рэкетиров, защитников одного из них был я.
Обычно я приходил минут за тридцать-сорок до начала судебного заседания. В этом старом высоком доме мне были знакомы каждая выемка на белых мраморных ступенях, каждая вмятина на медных трубчатых перилах, я знал, с каким звуком и на каком этаже останавливается скрипучая деревянная кабина лифта. На трех этажах размещалась областная прокуратура, на последнем - областной суд. Более четверти века я входил в это здание ежедневно, ступив на его порог рядовым следователем, а покинул прокурором следственного управления... Внизу из холла вела дверь в зал судебных заседаний.
Стоя у входа в это грустное здание, я докуривал сигарету, когда из-за угла вывернул Миня Щерба - Михаил Михайлович Щерба, прокурор следственного управления и зональный, мой ровесник, с которым я проработал буквально рядом много лет; наши кабинеты разделяла стена. Нас связывали добрые отношения в давние времена, сохранились они и в нынешние, хотя виделись мы теперь очень редко. Пока он приближался, я разглядывал его. Стал еще грузнее, оттого и косолапость заметней, все так же - в курточке из перкаля, сорочка без галстука, лысина.
- Здравствуй, адвокат, - протянул он пухлую короткопалую руку. - К нам пришел?
- Нет, в процессе сижу.
- Кого будешь спасать?
- Рэкетиры.
- Модная нынче профессия... Смотришь на мою лысину? Увы, волос не прибавилось.
- А ты чем занят? - спросил я, хотя отлично знал по собственному опыту, сколько дел у него может быть в производстве.
- Всем понемногу, - ответил Миня. - Здоровье-то как? Сто граммов еще принимаешь?
- По большим праздникам коньячка еще могу. Символически.
- И то слава Богу...
В это время подъехал автобусик криминалистической лаборатории. Из него вышли двое: новый прокурор-криминалист Адам Генрихович Войцеховский, я с ним был мало знаком, и следователь Виктор Скорик, недавно перешедший в областную прокуратуру из городской, которого я знал получше. Скорик неплохой следователь, но несколько тороплив, может вскружило голову, что молод, а уже в прокуратуре области. Он хорошо и модно одевался, от него пахло приятными импортными духами или лосьоном, всегда гладко выбрит и хорошо причесан. Но сейчас он выглядел помятым, глаза воспалены, темная щетинка обметала лицо. Я понял: была бессонная ночь, работа, видимо, выезжали на происшествие. Как все это знакомо!..
Прибывшие поздоровались и тут же попрощались со мною; уходя, Щерба бросил мне для приличия:
- Заходи...
Минут через пять подкатил "воронок", выскочили солдаты, распахнули дверь, выпуская подсудимых: серые лица, неопрятная казенная одежда, грязные руки - за спиной. Один из них, низенький крепыш с шишковатой обстриженной головой - мой подзащитный. Ему двадцать семь лет, первая судимость, неглуп, со мной очень вежлив, избегает жаргонных словечек, учился в лесотехническом, но бросил. Рэкетом занимается три года. Все банально: он и два его подельника плотно присосались к кооператорам и "доили" их постоянно. Те безропотно платили. Это спокойно могло продолжаться и год, и два, и пять лет. Погорели же на азербайджанцах. Любопытным был разговор с ним в следственном изоляторе незадолго до суда.
"Вы постоянно взимали с одних и тех же кооперативов - "У самовара", "Микротрон", "Детский сапожок" и "Элегант". Больше вы никого не трогали. Так?" - спросил я.
"Никого. Нам было достаточно".
"Но последний год вы оставили их в покое. В чем дело? Почему вдруг переключились на этих трех азербайджанцев, торговавших фруктами и овощами?"
"Мы поняли, что вместе с государством можем кооперативы разорить. Государство налогами, ну а мы... С кого же тогда будем получать, если они рухнут? И приняли решение: год не трогать. Пусть встанут на ноги".
"Но вы же могли переключиться на другие кооперативы?"
"Нет. Это нельзя. У нас есть свои законы. Это государство подтирается своими же законами... Но бабки были нужны, тут и подвернулись эти трое бакинцев. Мы их заприметили давно, они уже несколько лет возили на привокзальный рынок весной раннюю капусту, помидоры, летом виноград, баклажаны, осенью и зимой гранаты, лимоны. Договорились: мы им гарантируем через директора рынка одно и то же постоянное выгодное место, а они за это - определенный процент с выручки. Последний раз вышло недоразумение: они почему-то заупрямились. Все заварил четвертый, их дружок, только что прибывший по каким-то делам. До этого мы его никогда не видели. Потом он вдруг слинял. Ну и пошла катавасия... Шуму было много... Когда мы ушли, администратор вызвал полицию. А дальше вы знаете..."
"При обыске у вас нашли чемоданчик, а в нем коробка от конфет полная чистых, незаполненных бирок к ювелирным изделиям и пломбочки. Трое азербайджанцев заявили, что это не их чемоданчик. Чей же он? Только правду, чтоб в судебном заседании, если он всплывет, мы с вами не оказались в дурацком положении".
"Артем Григорьевич, с вашей помощью я хочу получить только тот срок, который заслужил, но не больше. Врать мне невыгодно. Честное слово, это не мой чемоданчик. Скорее всего он того четвертого бакинца, что сбежал. Я просто прихватил чемоданчик в последний момент, думал, там бабки... Артем Григорьевич, а куда меня могут отправить отбывать срок? Хорошо бы в "пятидесятку".
"Какая вам разница?"
"Ближе к дому", - ответил он, но я понял, что это не вся правда.
"Что собираетесь делать после выхода из заключения?" поинтересовался я.
"Как вы сами понимаете, я не все отдал государству, оставил себе хороший загашник. Выйду - вложу в дело, может в какой-нибудь кооператив".
"Но вас станут грабить, как вы грабили других".
"Ну и что? Буду откупаться! А вдруг к этому времени власть поумнеет, поймет, что кооперативы - хорошая молочная сиська и начнет их защищать по-настоящему, а не будет душить, как сейчас, с нашей помощью?.."
Вот такого вымогателя-прагматика подкинула мне судьба в качестве подзащитного. Посмотрев на часы, я выбросил окурок, пора было идти в зал заседания, а не хотелось - он без окон, там духота...
- Ну что, Виктор Борисович? - спросил Щерба. - Спать охота?
- Есть немножко, - ответил Скорик, вспомнив бессонную колготную ночь, которую они провели вместе с Войцеховским. - До шести утра работали.
- Ну и что наработали? - Щерба подпер тяжелый подбородок ладонью. Они сидели в его кабинете. Солнца здесь почти не бывало, окно выходило в дворцовый колодец, поэтому всегда горел белый свет в трубчатой лампе вдоль стены. - Что утонувшая? - спросил Щерба.
- Или утопленная, - Скорик посмотрел на Войцеховского, сидевшего на стуле напротив.
