Борис Седов - Рэп для мента
Сегодня он встал ни свет ни заря и уже с восьми часов утра следил за подъездом, в котором проживала Елизавета Леонидовна Трубецкая, русская, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения и так далее.
Боровик выполнил свое обещание и позвонил в два часа ночи.
Роман, испугав Шныря, вскочил с дивана, на котором задремал под новые «Звездные войны», и схватил трубку.
— Записывай, — сказал Боровик.
И продиктовал данные о Елизавете Трубецкой.
— Хорошая фамилия, — сказал он напоследок, — не то что у шапировской подстилки — Шурыгина. Может быть, тебе хоть на этот раз повезет?
— Тьфу-тьфу-тьфу! — Роман замахал рукой, хотя Боровик этого и не мог увидеть. — Не знаю. Ничего не знаю. Никто ничего не знает. Увидим.
— Увидим, — согласился Боровик, — ну что, все?
— Все, — подтвердил Роман. — А как там у тебя со студенткой?
— Не твое собачье, — ответил Боровик и повесил трубку.
Поставив машину напротив нужного подъезда, Роман откинулся на спинку сиденья и закурил. Он не знал, сколько времени придется ждать — может быть, Елизавета Трубецкая любит поспать, как он сам, а может быть — она ранняя пташка, и с самого утра помчится по своим женским делам. Или, например, искать еще какое-нибудь развлечение вроде давешнего ограбления банка.
Кто знает…
Роман этого не знал тем более, но был готов просидеть в засаде столько, сколько потребуется.
«БМВ» с номером «М767ХР» стояла у подъезда, и, судя по всему, госпожа Трубецкая была дома. Хотя, опять же, есть люди, которые не всегда ездят на машине, а по странной прихоти, имея автомобиль, передвигаются на общественном транспорте. И Роман от всей души надеялся на то, что объект его любительской слежки не относится к этой категории.
Примерно около одиннадцати часов, когда у Романа уже заныла поясница, дверь подъезда распахнулась, и на улицу выпорхнула — именно выпорхнула — Елизавета Трубецкая. Она двигалась легко и радостно, и Роман усмехнулся — он бы тоже порхал как птичка, сорвав куш в двести тысяч долларов.
На Елизавете был колониальный костюм, состоявший из шортов цвета сафари и такой же рубашки с закатанными рукавами. А на голове у нее, и это привело Романа в телячий восторг, красовался натуральный пробковый шлем, обтянутый материй в тон костюму.
Подойдя к своей машине, Елизавета достала из кармана просторных шортов ключи и нажала на брелок. «БМВ» свистнула, щелкнула замками, и мисс Трубецкая, изящно изогнув спинку, уселась за руль.
Роман сглотнул и понял, что ему пришел конец.
То есть, конечно, никакой не конец, а наоборот, начало чего-то нового и радостного… Если, кстати сказать, оно действительно будет радостным. Но Роман отогнал эту совершенно неуместную мысль и, подождав, пока «БМВ» тронется с места, запустил двигатель.
Последующие семь часов он провел, чувствуя себя агентом частного сыскного бюро, с той только разницей, что агент получает за слежку грязные и небольшие деньги, а иногда и пулю, а Романа в перспективе ждало возможное нездешнее блаженство и прочие блистательные радости.
Елизавета заходила в магазины и какие-то офисы, заехала на заправку, а потом провела два часа в «Пассаже». И вот в этот момент Роман подумал: ни в коем случае нельзя забывать о том, что какой бы он ее себе ни представлял, она — просто женщина. И это ее свойство никуда не денется, а если он начнет воображать, что она действительно эльфийка из невероятной сказки, и наделять ее несвойственными обычным женщинам качествами, его ждет великое разочарование.
И, сворачивая вслед за серебристым «БМВ» в очередной переулок, Роман твердил, как заклинание — она просто женщина, очень красивая и необычная, но — женщина.
Помни об этом, придурок!
Наконец «БМВ» остановилась рядом с кафе «Кон-Тики», и Елизавета, выйдя из машины, направилась к входу.
— Преследование и настигание, — снова пробормотал Роман, — захват и овладение…
Он рассмеялся и решительно вышел из машины.
Какое там овладение!
Вот пошлет она его сейчас куда подальше, и закончится на этом романтичное приключение. А тогда он скажет ей: а я знаю, кто вы, поэтому извольте принадлежать мне, а то вас заложу. А она презрительно вынет из крокодиловой сумочки красивый пистолет вроде арбузовского позолоченного «Магнума» и выстрелит ему в сердце. Хотя, нет — у нее должен быть изящный женский пистолетик с перламутровой рукояткой.
Размышляя таким образом, Роман вошел в кафе и огляделся. И тут же увидел, что судьба в этот день играет на его стороне.
Все столики были полностью или частично заняты, и только за тем, где сидела Елизавета Трубецкая, не было никого, кроме нее.
Облегченно вздохнув, Роман почувствовал, как его сердце застучало быстрее, чем обычно, и, стараясь не выдать своего волнения, направился к столику Елизаветы.
Остановившись рядом с ней, он учтиво склонил голову и спросил:
— Вы позволите мне присесть за ваш столик?
Елизавета внимательно посмотрела на него и ответила:
— Вообще-то это не мой столик, но присесть можете.
— Благодарю вас, — Роман еще раз поклонился и опустился на стул, — вы уже заказали?
— Нет еще, — ответила Елизавета, — вот к нам как раз идет официант.
«К нам…» Эти слова потрясли Романа, и он, поборов непривычное смущение, сказал:
— Заказывайте, я после вас.
Елизавета кивнула и заговорила с официантом, а Роман подумал: «Слава богу, что я в самом деле хочу жрать как из пушки. Не придется притворяться и корчить из себя светского собеседника».
Закончив заказ, Елизавета посмотрела на Романа и сказала:
— А теперь вы, Роман.
— Эх, черт, — Роман засмеялся, — а я-то хотел сохранить инкогнито, а потом неожиданно удивить вас! Не вышло!
— Вот и хорошо, что не вышло, — сказала Елизавета, улыбнувшись, — вы бы попали в неловкое положение. Я — девушка вредная.
Официант, стоявший рядом, кашлянул и переступил с ноги на ногу.
— Да-да, — понятливо отозвался Роман, — сейчас… Я, знаете ли, не успел прочитать меню, так что принесите мне большой кусок жареного мяса, тарелку овощей, маленький графинчик водки и еще что-нибудь из закусок на ваше усмотрение.
Официант кивнул и удалился.
Роман посмотрел на Елизавету и сказал:
— Я сегодня ничего не ел с самого утра, так что, когда начну громко чавкать и всхрапывать от жадности, не обращайте внимания.
— Не буду, — улыбнулась Елизавета, — а чем же таким важным был занят знаменитый артист, что ему не удалось перекусить? Если не секрет, конечно.
— Не секрет, — честно ответил Роман, — шпионажем.
— Ух ты! — удивилась Елизавета. — А скажите, Роман…
— Минуточку, — Роман поднял палец, — минуточку. Это нечестно. Вы зовете меня по имени, а как мне обращаться к вам, гражданочка?
— Да, действительно, — кивнула Елизавета, — меня зовут Елизавета Трубецкая.
Роман чуть не ляпнул: «А я знаю», но вовремя сдержался и сказал:
— Очень приятно, Елизавета.
— Можно говорить — Лиза.
— Хорошо, Лиза, — улыбнулся Роман, — очень хорошо.
— Да, — кивнула Лиза, — так что там насчет шпионажа?
— Какого шпионажа? — Роман удивленно посмотрел на Лизу.
— Та-а-ак… От вопросов вы уходите с вполне профессиональной шпионской сноровкой. Ладно, бог с ним, со шпионажем, нам уже что-то несут.
Официант прикатил тележку, на которой стоял графинчик с водкой, несколько тарелок с салатами и закусками и две рюмки.
Выставив все это на стол, он уехал, а Лиза спросила:
— Вы не знаете, почему он принес две рюмки?
Роман пожал плечами и ответил:
— Наверное, из мужской солидарности. Он же понимает, что я не смогу не предложить вам выпить со мной, поэтому и принес две рюмки, чтобы не ходить потом еще раз.
— Логично, — Лиза кивнула, — а вы уверены, что я не откажусь?
— Уверен? — Роман улыбнулся. — Нет, это не то слово. Я надеюсь.
— Это хорошо, что вы не уверены, — сказала Лиза, — а то я боялась, что вы, будучи знаменитым артистом, станете вести себя… э-э-э… чересчур уверенно.
— Нет, — Роман решительно покачал головой, — не стану. Это прошло много лет назад. И, должен вам сказать, девушки, которые с готовностью идут на поводу у самоуверенного артиста, давно уже вызывают у меня… неприязнь.
— То есть — вы пресытились? — Лиза подняла бровь.
— Да, — Роман ответил ей прямым взглядом, — я пресытился. Когда доступные и на все готовые девушки валятся к тебе в постель, как картошка из мешка, это быстро надоедает. Во всяком случае — мне это уже надоело.
— Откровенно… — задумчиво сказал Лиза, — но это хорошо, что вы не стали пытаться выглядеть лучше, чем вы есть.
— Лучше не бывает, — гордо сказал Роман и взялся за горлышко графина.