Леонид Словин - Такая работа
— Два высоких парня, — присовокупил инспектор, — верзилы.
— Во сколько часов это было? — спросил Альгин.
Все глаза впились в спокойное лицо инспектора.
— Думаю, что был второй час, — помедлив, сказал он.
— Никого вы в это время больше не видели? — Ратанов вытащил пачку сигарет.
Инспектор закурил и несколько минут припоминал.
— По-моему, еще шли люди… Да, еще женщина встретилась. Вернее, она стояла у другого подъезда этого же дома. Молодая, в длинном халате…
Через несколько минут Альгин и Егоров выехали в домоуправление, а Нина Рогова к дому на проспекте.
— Есть там двое таких, — сказала Альгину короткая толстая женщина-управдом, — работают они на фабрике. Чем еще занимаются — не знаю, но по ночам шляются. Это точно! Гавриков из девяносто шестой квартиры и Сергунов. Высокие, выше вас на голову. Оба неженатые.
Альгин позвонил из домоуправления Ратанову.
Гавриков и Сергунов были в цехе. Гавриков слышал, как за полчаса до обеда мастер послал Сергунова проверить клапаны на втором участке, а еще через несколько минут и Гаврикова позвал к себе начальник цеха и отправил с двумя высокими парнями, которых он до этого никогда раньше не видел на фабрике.
Так, почти в одно время они оказались в уголовном розыске.
Егоров и Барков вместе с домоуправом прошли в квартиры, интересуясь результатами прошедшего ремонта квартир, и получили вскоре самую точную информацию о недостатках в работе ремонтно-строительного треста и образе жизни Гаврикова и Сергунова.
Сергунов был на несколько месяцев старше Гаврикова, убегал в шестом классе из дома; родителей его часто вызывали в школу. Гавриков дружил с девушкой из шестого подъезда. Увлекался радиоприемниками. В этом году оба закончили девятый класс в школе рабочей молодежи, каждый день ходили на танцы в парк. Возвращались поздно.
— Чушь какая-то, — сказал Егоров на улице.
Гаврикова допрашивал Карамышев, а Сергунова взял к себе в кабинет Альгин. И сразу же каждый из них сказал, что накануне не видел другого.
Альгин знал эту мальчишескую манеру — не впутывать во всякого рода неприятности своих лучших друзей, чего бы это ни стоило.
Сергунов оказался парнем с фантазией — он рассказал Альгину длинную, довольно правдоподобную историю о том, как накануне вечером в парке он познакомился с девушкой, которую звали Стелла. Они как-то быстро нашли общий язык, и Стелла рассказала ему, что была замужем и у нее есть маленькая дочка. Муж Стеллы бросил ее с ребенком в этом городе, где у нее нет ни родных, ни знакомых. Он, Сергунов, долго гулял со Стеллой по набережной и говорил о том, что не надо отчаиваться, что вокруг много хороших людей и они ей помогут. Потом он проводил ее до Дачного поселка, но она не показала ему свой дом, а только сказала, что в следующую субботу они снова встретятся на набережной. Альгин может увидеть ее, если она придет. Приметы такие: блондинка с голубыми глазами, на левой щеке родинка, губы накрашены….
— Вот и все, — сказал Сергунов удовлетворенно, как человек, выполнивший свой гражданский долг перед органами по охране общественного порядка.
Альгин продолжал молча о чем-то думать, казалось, он уже не слышал окончания этой трогательной истории со Стеллой.
— Ты объясни мне вот что. — Глаза его стали строгими. — Зачем вы подходили к промтоварной палатке на Смежном переулке?
Сергунов покраснел, помялся, попросил закурить.
Как ни устал Альгин, как ни тяжело было у него на сердце, он не мог не улыбнуться, видя, что Сергунов курить не умеет, а просто читал или слыхал, что на допросах перед откровенным рассказом принято курить.
— Рассказывать, собственно, нечего, — сказал Сергунов, глотнув дыму и закашлявшись. Слезы выступили у него на глазах. — Я сказал Гаврикову, — он положил папиросу в пепельницу: ритуал был соблюден в точности, — что такую палатку очень легко поставить на колеса и на ночь увозить на склад. Мы остановились у палатки, смотрим, как установлена… А тут сторож!
На столе Альгина зазвонил один из телефонов.
— Докладывает Рогова. Женщина в халате, стоявшая на крыльце, установлена — Московцева Екатерина Михайловна. Она ждала скорую помощь к своему ребенку. Московцева видела возвращавшихся Сергунова и Гаврикова, когда шла звонить по телефону. В скорой помощи сообщили: вызов от Московцевой поступил в 0.55. Мартынов в это время был еще жив и говорил по телефону с помощником. Номер вызова скорой помощи — сорок седьмой.
Когда Тамулис, усталый, с мокрыми ногами входил в отдел, он чувствовал себя совершенно опустошенным. Даже есть не хотелось. Он пришел последним. Остальные ждали его у Ратанова. Тамулиса молча пропустили на диван. Он тяжело сел и с радостью вытянул ноги.
Подведение итогов дня много времени не заняло.
— Прошло девятнадцать часов с момента убийства, — сказал Ратанов. — Пока мы ничем особенным не располагаем. Нужно полностью закончить «подчистку» участка, чтобы потом не думать, что мы упустили время, когда могли установить свидетелей.
Все промолчали.
— Через три дня похороны, и если к этому дню мы не найдем убийцу или убийц, будет очень стыдно. Особенно в день похорон. Этот вопрос будет интересовать весь город. — В наступившей тишине было слышно, как он тихо постучал карандашом. — А сейчас все свободны, кроме тех, кому я давал днем трехчасовой перерыв. Сбор завтра в семь.
В эту ночь он ушел поздно. Он шел по тихим, безлюдным улицам. Ночное небо, не обожженное по краям огнями окон, казалось от этого ниже и спокойнее. Оно вставало из дремучих лесов и болот, окружавших город, и таило в себе ароматы лесных просек и прелых листьев.
Начальником отделения уголовного розыска Ратанов стал рано, на третий год работы в милиции. Моложе его в отделении были только Барков и Тамулис. Остальные были старше по возрасту, а некоторые старшие уполномоченные и по званию.
Был еще в отделении и ровесник, и друг — Андрей. Андрей Мартынов, без которого Ратанов, возможно, остался бы навсегда анемичным юношей из дома на Гранатном переулке. Юношей из большого шестиэтажного дома темноватого гранита, белевшего мемориальными досками. Доски были большие и поменьше, с барельефами и просто с золотом лаконичных торжественных строк.
Мальчики из этого дома испокон веков ходили в беретах, а девочки — в капорах, как на иллюстрациях к книгам Диккенса. Они всегда спешили: в музыкальные школы, на уроки английского языка, рисования, художественной гимнастики.
И прохожие, с уважением читая надписи на мемориальных досках, видя аккуратных, чистеньких детей с нотными папками в руках, решали, что большинство или даже все жители этого дома приобрели или приобретут право на доски с желтыми буквами. Другие же говорили, что из всех девочек в капорах вырастут «стиляжки», а из мальчиков в беретах — тунеядцы.
Игорь Ратанов тоже отходил свое с нотной папкой и взялся за этюдник, когда в их класс перевели и посадили с ним за одну парту вихрастого сероглазого крепыша, первого силача и футболиста — Андрюшу Мартынова.
Этюдник был заброшен вместе с нотной папкой. Друзья увлекались футболом и боксом. Родители Ратанова ходили в школу, звонили директору — ничего не помогало. Игорь Ратанов являлся домой в синяках и ссадинах. Однажды отец Мартынова, работавший тогда в Прокуратуре Союза, провел их в музей криминалистики, на Петровку. Судьба Ратанова решилась. После девятого класса он стал командиром оперативного комсомольского отряда Москворецкого РК ВЛКСМ, а через год оба сдали экзамены на юрфак.
Так в семье профессора-терапевта Владимира Иннокентьевича Ратанова появился оперуполномоченный уголовного розыска, а позднее — начальник отделения розыска Игорь Владимирович Ратанов.
Он никогда не думал, что так сложно быть начальником: люди приносили с собой на работу свои волнения и заботы — о больном сыне, о жилплощади, о дровах. Некоторым женам не нравился их суровый режим работы. Кто-то кого-то недолюбливал. Кто-то радовался его промахам, как будто у Ратанова было свое, отдельное от общего дело. Нужно было помнить, что при всем хорошем, что есть у каждого, кто-то не в меру вспыльчив, а кто-то обидчив. И нужно было, считаясь и не считаясь со всем этим, быть готовым в любую минуту повести все отделение на дела, не только трудные, но и опасные.
И Ратанов думал, что он не умеет этого и потому старался быть таким, каким ему представлялся идеальный начальник уголовного розыска: бесстрастным, сдержанным и немногословным. Это вредило ему, и Мартынов много раз, оставшись наедине, высмеивал его за это. В отделе кадров долго спорили: удобно ли оставлять Мартынова в подчинении Ратанова? И Андрей первый доказывал: удобно. Самого его на повышение не выдвигали: его веселый, неунывающий характер, увлечение футболом, по мнению некоторых, отдавали мальчишеством и легкомыслием.
