Леонид Никитинский - Тайна совещательной комнаты
— Отводов нет?.. Климов Анатолий Петрович, слесарь…
— С-слесарь ш-шестого разряда, — заикаясь, но с готовностью подтвердил мужчина лет пятидесяти, поднимаясь со школьной скамейки в зале.
— Вопросов нет, — сказала прокурорша.
— Садитесь, пожалуйста.
«Климов, — записала золотым карандашиком в блокноте Виктория Эммануиловна и добавила на всякий случай, потому что пока ей самой было непонятно, чем это может быть полезно: — Работяга. Заика, должен быть злой».
Виктору Викторовичу стало жарко под мантией (и кто только их придумал?), и он тайком, просунув руки под балахон, расстегнул пуговицу на рубашке.
— Кузякин Даниил Олегович…
Со скамьи поднялся тощий, одетый чисто, но в линялую ковбойку, несообразно для суда, при этом жующий жвачку парень лет тридцати — волосы были у него забраны сзади в хвост, перетянутый красной аптекарской резинкой. Судья повел бровью, подсудимый со скамьи впился глазами в этого кандидата, адвокатесса проследила его взгляд и подошла к окошечку аквариума, заставив отступить конвоира:
— Вы его знаете?
— Кажется, да. Это Журналист. Три года назад он снимал сюжет про ту партию телевизоров, которую задержали во Владивостоке. Сюжет заказной. Это как раз вначале было.
— Может быть, подставной. Но непохоже, чтобы он вас тоже узнал.
— Нет, непохоже, — сказал Лудов, — Но он вспомнит по ходу дела.
Оба задумались. У Журналиста были красноватые маленькие, но очень живые глазки и вызывающее выражение лица. Такой будет следить за процессом, а это не так часто встречается среди присяжных, и его можно будет попробовать в чем-то убедить, чтобы он повлиял на остальных.
— У вас есть вопросы? — нетерпеливо спросил судья.
— Возможно. Мы подождем, что скажет обвинение, — сказала адвокатесса.
— Эльвира Витальевна…
— Сколько вам лет? — спросила прокурорша тоном школьного завуча, с отвращением глядя на забранный аптекарской резинкой хвостик.
— Мне? — Кандидат в присяжные на секунду перестал жевать, — Тридцать два.
— Вы выглядите моложе…
— Ну вы уж прям уж, Эльвира Витальевна! — укоризненно сказал судья, — Я прошу вас воздержаться от реплик. Вопросы, пожалуйста.
У прокурорши, кроме бюста, было еще бойкое выражение лица, какое бывает у лучшей ученицы школы на собрании, где она вдохновенно разносит двоечника, но это в присутствии учителя, а на переменке, может, будет и какой-то другой разговор.
— Где вы работаете? — строго допрашивала прокурорша.
— Сейчас нигде, — сказал Кузякин.
— А до этого?
— Вообще-то по профессии я журналист.
Журналист тряхнул хвостиком и посмотрел на прокуроршу с вызовом: очевидно, он привык, что у людей бывает какое-то предубеждение против его профессии. Лудова он не узнавал, теперь это было ясно. Прокурорша еще больше скривилась.
— И чем же вы руководствуетесь, собираясь в присяжные? — задала она вопрос.
— Как чем? Гражданским долгом, — с усмешкой сказал кандидат.
Прокурорша подошла к столу судьи, туда же подлетела и адвокатесса.
— Я считаю, что этот присяжный может отнестись к делу предвзято, — громким шепотом сказала Эльвира Витальевна.
Виктория Эммануиловна, поднявшись из-за стола, который она занимала на пару с прокуроршей, подошла с блокнотиком в руке и стала тыкать Эльвиру сзади в плечо апельсиновым ногтем такой длины, что, казалось, сейчас она проткнет ее синий мундир. Адвокатесса Кац всплеснула руками и сказала шепотом, слышным в зале:
— Ваша честь, наш прокурор, видимо, считает, что образованные люди не должны привлекаться к отправлению правосудия. Это странно…
— Вы будете заявлять отвод? — тихо спросил судья у прокурорши, — Тогда давайте.
— Нам надо посовещаться, — вступила наконец представительница потерпевшего. Она утащила прокуроршу в сторону и зашептала, тыча в блокнот: — Он же снимал передачу, когда задержали партию телевизоров, кассета валяется где-то у следователя, ты что, не смотрела? Нам просто повезло. Кто-то из ваших, наверное, ему и слил. И Шкулеву, который ведет передачу, ваши ребята наверняка могут позвонить, да я и сама его знаю.
Эльвира Витальевна соображала медленнее, чем ее соседка по столу.
— Ну и что вы решили? — теряя терпение, спросил судья.
— А нельзя вернуться к этой кандидатуре после обеденного перерыва? — Прокурорша красноречиво посмотрела на часы.
— Нет, этот вопрос надо решить сейчас. Вы будете заявлять отвод?
— Нет, у нас нет возражений.
— У нас тоже, — решительно сказала адвокатесса, и подсудимый в аквариуме тоже кивнул с удовлетворением.
— Перерыв на обед, — сказал судья. — Где столовая, все знают? Оля, покажешь там. Я прошу всех кандидатов, как отобранных, так и еще не отобранных, вернуться в зал. Вы уж там уж, пожалуйста. В три часа. В три, Эльвира Витальевна?
Прокурорша посмотрела на свои часы и кивнула.
Понедельник, 19 июня, 14.00
Тому Скребцову из-за ее небольшого роста, некрупных, хотя отчетливых черт лица, а больше всего, конечно, из-за веснушек до сих пор еще часто принимали за школьницу. Она пыталась придать себе более взрослый вид дымчатыми очками в немыслимой розовой оправе, гордая тем, что ее уже выбрали в присяжные. Поднимаясь со скамьи, она специально толкнула еще не отобранную в присяжные соседку, которая была разодета, как на клубную вечеринку, и сейчас совала в сумку тайно разложенный на коленях глянцевый журнал. Оттолкнув Ри, Тома пошла рядом с Журналистом.
— Ну, давай знакомиться, — панибратски сказала она. — Нам же теперь работать вместе. Я Тома. А ты Журналист, да? Я тебя видела по телевизору.
За десяток лет, что Кузякин мелькал на экране в снятых им сюжетах в криминальной передаче у Шкулева, он так и не смог определиться, как отвечать на это приветствие: «А я тебя по телевизору видел». Что в ответ? «Спасибо»? «Иди на фиг»? Поэтому Томе он тоже не ответил, а только улыбнулся стандартно.
— Слушай, а почему ты решил пойти в присяжные? — спросила, вмешиваясь в разговор, Ри, — Вот я, например, хочу поступать на юридический. А ты?
— А я просто так, прикольно, — объяснила собственный мотив веснушчатая, хотя ее уже никто ни о чем не спрашивал.
Кузякин теперь мог рассмотреть более ясно не только фигуру, но и лицо модницы, прежде казавшееся ему просто смазливым. В его правильных, но не до конца вылепленных чертах оставался как будто какой-то вопрос, оно само еще не знало, кем и чьим хочет быть. Но что ей ответить в меру ее ума, который, как сразу заподозрил Кузякин, у его будущей коллеги был не так совершенен, как формы, он нашелся не сразу.
— Ну, типа, журналист меняет профессию, — пояснил он.
Тома шла, отставая от них на шаг, и с ненавистью смотрела то на загорелые ноги, то на выкрашенные перьями волосы конкурентки.
— А ты-то кто такая? — забежала она вперед. — Тебя же еще даже не выбрали.
— Ну, выберут, — неохотно обернулась к ней Ри. — А почему нет?
— Кого — тебя? Никогда! Ты посмотри на себя. Куда тебе в присяжные? На юридический она, видите ли, собралась поступать! Вот когда у тебя вырастет такое вымя, как у нашей прокурорши, тогда, может быть, и поступишь…
Понедельник, 19 июня, 14.15
Прокурорша Эльвира Витальевна в кителе, который не сходился у нее на груди и делал ее похожей на бригадира проводников поезда, только что прибывшего из Полтавы, прошествовала на шпильках в служебное крыло здания суда через дверь, возле которой дежурил пристав. Она спустилась на этаж, миновала коридор и постучалась у двери, на которой, кроме номера, не было никакой таблички. В кабинете за дверью ее ждали двое мужчин.
— Здравствуйте, товарищ руководитель следственной группы, привет, Тульский! — сказала она с той особой развязностью, с которой обращаются друг к другу все работники правоохранительных органов до полковника включительно.
Подполковник Тульский достал расческу из кармана штатского пиджака, поплевал на нее и вдумчиво поправил волосы на залысине.
— Всех присяжных уже отобрали? Зябликов прошел?
— Нет еще, — сказала Эльвира, — Судья оставил его к концу списка.
— Почему? — спросил Тульский. — Надо было где-нибудь в середине.
— Откуда я знаю почему! Почему, товарищ Кириченко?
— Ну, это уже детали, — сказал руководитель следственной группы. Галстук плохо шел к его лицу, казавшемуся моложе своего хозяина, но розовым цветом оттенял самоуверенное выражение этого лица, — Если надо, судье об этом напомнят за обедом. А ты, Олег Афанасьевич, в Зябликове уверен?
— Как в себе, — сказал Тульский. — Лучшего человека без погон не найдешь. Он должен повести за собой этих баранов. Да вряд ли это будет сложно. Главное, чтобы его не отвела адвокатесса. Хитрая выдра: Елена Львовна Кац.
— Кац — поц, — сказал Кириченко, любивший и умевший добродушно пошутить, как и все представители его славного ведомства. — Пошли обедать, судье напомнят.
— Нет, я не пойду, — сказал Тульский. — В городе пообедаю, у меня же не одно это дело, да и не стоит мне там светиться.
