Анатолий Вилинович - Тайны Гестапо
– Майн Готт, Эрих!
Юст быстро вошел в квартиру, захлопнул за собой дверь.
В прихожей старушка, его бабушка по отцу, Берта Фридриховна, повисла на шее внука, причитая по-немецки. Юст освободился из ее объятий и также по-немецки произнес:
– Цел и невредим, как видишь.
– Эрих, Эрих… – суетилась Берта Фридриховна. – Проходи, грейся, снимай одежду, промок весь…
Юст сбросил пальто, ботинки, прошел в комнату и с наслаждением опустился в кресло, чуть прикрыв глаза.
У Берты Фридриховны были вопросы, но она не задавала их, молча, с любовью рассматривала внука, который, казалось, уснул в кресле.
Спустя минуту-другую Эрих взглянул на нее и как бы с сожалением произнес:
– А ты, Берточка, постарела… Где мои отец, мать?
– Отец служит… – присела на краешек стула бабушка.
– Служит? Его не выслали? Как немца? – встал и тут же снова сел Юст.
– За что же его высылать, Эрих? – всплеснула руками Берга Фридриховна.
Но Юст ничего не сказал на это, а принялся как бы рассуждать вслух:
– И не посадили, и не выслали…
Берта Фридриховна некоторое время смотрела на внука и отметила про себя: «Да, изменился Эрих, очень изменился за то время как уехал на учебу в Ростов. И вопросы его…». Она встала и сказала:
– Не то и не другое, Эрих. Я сейчас приготовлю ванну.
– А мать где? – остановил ее внук.
– Тоже служит. Сейчас все должны заниматься нужным делом, война.
– Э-э, нет, нет и нет, – покачал головой внук. – Мы – немцы, хотя и живем в России. И если мы не должны воевать против своих, то не должны и помогать Советам, – и, увидев удивленные глаза старушки, он улыбнулся и спросил: – Ты почему на меня так смотришь?
Берта Фридриховна не скрывала своего удивления и смотрела на внука, не зная, что сказать. Потом спросила негромко:
– Эрих, почему ты не писал? Где ты был? В Ростове ведь фашисты…
– Радио надо слушать, Берта Фридриховна, сейчас там опять Советы… Такая кутерьма, такая кутерьма была, что я… мне… одним словом, я здесь, в Армавире… в отчем доме! – хлопнул руками по коленям.
Старушка молчала, чувствуя, что тот что-то не договаривает. О себе, о своем положении, неожиданном появлении в городе, когда в это время он должен быть в армии. И она поинтересовалась:
– Надеюсь, у тебя бронь и все в порядке, Эрих?
– И даже с документами все в порядке!
Берта Фридриховна решила пока больше не расспрашивать его, так как поняла, что он все равно правды не скажет, кивнула головой и вышла из комнаты, повторив:
– Сейчас приготовлю ванну…
Эрих оценил сдержанность бабушки и, чтобы сгладить возникшую между ними недоговоренность, громко крикнул ей вслед:
– Так когда приходят мать и отец?
– Они не приходят, Эрих, – обернулась Берта Фридриховна, – они в армии. Сейчас все должны… – и хотела что-то сказать, объяснить внуку, но тот со своей характерной ухмылкой опередил ее.
– Странно, сын сидит за решеткой за попытку ограбить ювелирный магазин, а их даже не потурили из армии…
– Какой ювелирный магазин? Что ты такое говоришь, Эрих? – испуганно отшатнулась от него старушка.
– Да это я так, – спохватился внук и встал. – Готова ванна?
… В аудиторию вошла Берта Фридриховна, в шубке неопределенного меха, в ботах. Придерживая сухонькой рукой небольшую кожаную сумочку, обвела взглядом помещение. Здесь собрались люди разного возраста.
– Гутен абенд! – поздоровалась и подошла к учительскому столу, доставая из сумочки блокноты.
В ответ послышалось дружно «Гутен абенд!», шум пододвигаемых стульев, а затем в аудитории наступила тишина.
– Сегодня мы с вами начинаем занятия по немецкому языку, языку, на котором разговаривали великий Гете, Гейне…
– … И Гитлер тоже, – в двери класса, скрестив на груди руки, стоял Юст и насмешливо смотрел на Бергу Фридриховну.
– Эрих, как можно! – бросила она укоризненно. А потом торопливо встала и вышла к внуку, прикрыв дверь.
– Ты снова пьян! – сказала сухо и коротко.
– А ты снова их учишь?.. – вместо ответа спросил Юст и плюнул на пол.
– Эрих, сейчас все должны…
Резкий смех не дал ей закончить:
– Нет и нет! Мы немцы, и ничего мы не должны.
– Майн Готт! Эрих, немедленно иди домой, ты пьян.
Юст отступил, круто повернулся и зашагал по коридору к выходу. Берта Фридриховна выпрямилась, поправила шляпку и, став вновь строгой и собранной, вошла в аудиторию.
На улице Юст едва не налетел на девушку, которая остановилась у дома, читая вывеску. Это была Ольга Иванцова.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась к нему Ольга, – здесь курсы немецкого языка?
– Ха-ха-ха! – засмеялся Эрих, оглядывая девушку с ног до головы. – Вы хотите изучать язык фашистов? – спросил по-немецки.
Ольга отступила и выпалила с гневом тоже по-немецки:
– Да, чтобы лучше их побеждать! – и направилась к входу.
Но Юст загородил ей дорогу:
– Могу обучать немецкому бесплатно. Пойдешь со мной в кино?
– Не имею времени, – взялась за ручку двери Ольга и, отстранив Юста, вошла в вестибюль.
– Я Юст. Эрих Юст, – бросил он вдогонку. – Будем знакомы!
С этого дня Ольга Иванцова, поступив на курсы, начала совершенствовать свои знания немецкого языка. Училась прилежно, старательно, и вскоре она снискала к себе особое уважение преподавательницы Берты Фридриховны. Однажды та заметила:
– Иванцова Ольга, я вас учу берлинскому произношению, а вы отвечаете мне по-кельнски. Прошу учесть это…
Вскоре Ольга начала говорить «по-берлински», и Берта Фридриховна удовлетворенно прислушивалась к ее произношению, не скупилась на похвалу за прилежание.
Эрих Юст после первой встречи с Ольгой часто набивался в провожатые, но Ольга под разными предлогами решительно отказывалась.
Как-то вечером после занятий, когда она вышла из здания вместе с другими курсантами, ей преградил дорогу Юст и со своей нагловатой улыбочкой спросил по-немецки:
– С вами можно говорить на родном языке? Гутен абенд, фройляйн!..
Иванцова посторонилась, давая проход другим, и ответила:
– Гутен абенд, Юст. Вы, как обычно, навеселе?
– Не нравлюсь, ха-ха-ха. Так проводить тебя домой? – не пропуская девушку, настаивал он.
– Я неоднократно вам говорила, чтобы вы оставили меня в покое! – с заметным раздражением ответила Ольга.
В это время к ним вышла, осторожно ступая, Берта Фридриховна, и девушка настоятельно посоветовала:
– Проводите лучше свою бабушку, Юст.
– Эрих! Эрих! – увидев внука, обрадовалась Берта Фридриховна. – Ты вернулся со смены, чтобы встретить меня?
Она подошла к молодым людям, благопарно улыбнулась, взяла Эриха под руку. Юст замялся:
– Конечно же, конечно, Берточка, чтобы встретить тебя!.. Но не после смены, а идя на нее, – засмеялся он.
– Эрих, как и его отец, раоотает на железной дороге. У него ночные смены… – пояснила Иванцовой Берга Фридриховна. И с достоинством добавила: – У него бронь от армии.
Этот разговор происходил на немецком языке, и его услышали патрульные из истребительного батальона. Они насторожились, и старший подошел, взяв под козырек:
– Прошу предъявить документы, граждане.
Женщины протянули свои документы, Юст с улыбочкой – свои, разглядывая патрульных.
– Вас насторожил наш разговор по-немецки? – улыбнулась Иванцова. – Мы учимся здесь на курсах немецкого языка, – пояснила она.
Старший возвратил документы, и патрульные ушли.
– До свидания, Берта Фридриховна, – сказала Ольга. – У вас есть провожатый…
Юст с недовольным видом посмотрел ей вслед, взял небоежно под руку Берту Фридриховну, и они пошли в другую сторону.
Проводив старушку домой, Юст заспешил на станцию. Вокзал, семафоры и стрелки были затемнены, станция была узловой, на путях стояло много составов. Одни ожидали своей очереди на отправку в сторону Кавказа, другие – Ростова.
Взяв в дистанционной молоточек с длинной ручкой и фонарь с щелевой прорезью для синего света, Юст пошел между эшелонами, осматривая вагоны, постукивая по колесам и буксам.
5
Забрасывание Отто Бенцера в Керчь под видом красноармейца чуть не закончилось для него трагически. Пробыв в госпитале около месяца, он вышел здоровым и вновь годным для службы в абвере. Тот же полковник сказал ему, что если он не выполнит задание при повторной переброске, то может не только считать свою карьеру в абвере законченной, но и заслужит суровое наказание по законам военного времени. Бенцер отлично понимал, что это предупреждение не пустая угроза, и стал тщательно готовиться к предстоящей операции.
…Берег моря едва угадывался в темноте. Временами он растворялся в снежной метели, налетающей с севера. Катер с приглушенным мотором приближался к камышам. Лейтенант Отто Бенцер стоял в рубке рядом с капитаном и пытался что-либо рассмотреть в снежной круговерти.