Дик Фрэнсис - Перелом

Задняя дверь, ближняя ко мне, открылась, и из нее высунулся черный полуботинок небольшого размера, а за ним — нога в темной брючине. Потом появился хозяин ботинка и брюк.

Ошибиться было невозможно, хотя сходство с отцом начиналось и заканчивалось диктаторским крючковатым носом и немигающим взглядом черных глаз. Сын был меньше ростом и выглядел самым настоящим дохлятиком. Его густые черные волосы завивались с боков, а изжелта-бледная, болезненная кожа лица, казалось, давно уже не видела солнца.

Помимо всего прочего, в нем угадывалось возрастное беспокойство полового созревания — он так решительно выставил вперед нижнюю челюсть, что послужил бы прекрасной рекламой при распродаже мышеловок.

Может, ему и исполнилось восемнадцать, но, во всяком случае, прошло много-много лет с тех пор, как он был ребенком.

Я почему-то подумал, что у них с отцом одинаковый голос — четкий, без акцента, со старательным выговором.

Я оказался прав.

— Меня зовут Ривера, — заявил он. — Алессандро.

— Добрый вечер, — сказал я, стараясь говорить вежливо, спокойно и безразлично. Он моргнул.

— Ривера, — повторил он. — Меня зовут Ривера.

— Да, — согласился я. — Добрый вечер. — Глаза его сузились, и он посмотрел на меня более внимательно. Если он думал, что я буду перед ним пресмыкаться, то его ждало горькое разочарование. И, видимо, он это почувствовал, потому что на его лице появилось слегка удивленное и довольно надменное выражение.

— Насколько я понял, вы хотите стать жокеем, — сказал я.

— Так будет.

Я одобрительно кивнул головой.

— Чтобы добиться успеха, надо сильно к нему стремиться. — Голос мой звучал снисходительно.

Он мгновенно оценил обстановку, и она пришлась ему не по вкусу. «Здорово», — подумал я. Хотя, с другой стороны, мне ничего не оставалось, кроме таких вот булавочных уколов, иначе не назовешь, и на его месте я воспринимал бы их как верный признак моей капитуляции.

— Я привык добиваться всего, чего захочу, — сказал он.

— Прекрасно, — сухо ответил я.

Теперь мы определенно расположились по разные стороны баррикады. Я чувствовал, что он старается перестроиться, собирается с силами, чтобы самому принять участие в сражении, которое — в чем он не сомневался — давно уже выиграл его отец.

— Я приступлю немедленно, — заявил он.

— В данный момент, — небрежно пояснил я, — мне необходимо завершить вечерний обход. Если вас не затруднит подождать, то по окончании обхода мы обсудим ваше положение в конюшнях. — Вежливо поклонившись, совсем как постороннему, и не дожидаясь, пока он снова ринется в бой, я плавно развернулся и, не торопясь, отправился к Этти.

Мы методично обошли все конюшни, коротко делясь замечаниями о резвости и скоростной выносливости лошадей и составляя программу тренировок на следующее утро, а затем остановились у четырех наружных денников, один из которых пустовал, молчаливо напоминая об утрате Лунного Камня.

«Мерседес» все еще стоял на прежнем месте. Ривера с шофером сидели внутри. Этти, с вполне объяснимым любопытством, посмотрела в их сторону и поинтересовалась, кто это приехал.

— Новый клиент, — лаконично ответил я. Она удивленно нахмурилась.

— Как же вы могли заставить его ждать?

— Не бойтесь, — с горькой, понятной лишь мне иронией ответил я. — Никуда он не денется.

Но Этти не впервой приходилось принимать новых клиентов, и она твердо знала, что их нельзя заставлять ждать в машине. Она метеором промчалась со мной по трем последним денникам. Я подумал, что завтра она уже не будет проявлять подобного рвения.

Открыв заднюю дверь «Мерседеса», я коротко сказал:

— Пройдемте в контору.

Алессандро пошел вслед за мной без единого слова. Я включил радиатор, уселся на место Маргарет за столом и указал ему на вертящееся кресло. Он не стал спорить по пустякам и также молча опустился на сиденье.

— Итак, — заговорил я голосом журналиста-профессионала, берущего интервью, — вы желаете приступить к работе завтра.

— Да.

— Простите, а кем вы хотите работать? Он замялся.

— Жокеем.

— Как же так? — резонно возразил я. — Скачки еще не начались. Сезон открывается примерно через четыре недели.

— Знаю, — сдержанно ответил он.

— Я имел в виду совсем другое. Хотите работать в конюшнях, ухаживать за двумя лошадьми, как все наши ребята?

— Конечно, нет.

— Что тогда?

— Я буду ездить верхом и тренироваться, два-три раза в день. Ежедневно. Я не буду чистить денник и таскать сено. Я хочу ездить верхом.

Да. Похоже, наши наездники во главе с Этти будут от него в полном восторге, не хватало мне только столкновений с обслуживающим персоналом или, иными словами, бунта на корабле, который не заставит себя ждать. Никто не захочет убирать навоз и ухаживать за лошадьми ради счастья лицезреть Риверу в седле.

— Скажите, у вас большой стаж работы с лошадьми?

— Я умею ездить верхом, — отрезал он.

— На скаковых лошадях?

— Я умею ездить верхом.

Наш разговор зашел в тупик. Я попытался подступиться к Ривере с другой стороны:

— Вы участвовали хоть в каких-нибудь скачках?

— Я участвовал в любительских скачках.

— Где?

— В Италии и Германии.

— Победили хоть в одной? Он мрачно посмотрел на меня.

— Я победил в двух.

И на том спасибо. По крайней мере, он не свалится с лошади.

Победа в данном случае не играла роли, потому что его отец принадлежал к числу людей, способных подкупить фаворита и уничтожить любую оппозицию.

— Но сейчас вы хотите стать профессионалом?

— Да.

— Тогда мне необходимо подать заявку, чтобы вам выдали жокейские права.

— Я сам подам заявку. Я покачал головой.

— Вам придется получить ученические права, а представить заявку на рассмотрение распорядителей должен буду именно я.

— Я не желаю быть учеником.

— Если вы не станете учеником, — терпеливо объяснил я, — то не сможете потребовать для себя скидки на вес. В Англии, в скачках без препятствий, скидка на вес предоставляется только ученикам, иначе ни один владелец не допустит, чтобы вы сели на его лошадь. Короче, если у вас не будет скидки на вес, можете забыть о том, что когда-то вы собирались стать жокеем.

— Мой отец... — проговорил он.

— Ваш отец может кричать до посинения, — перебил я. — Его угрозы не стоят выеденного яйца. Я не могу заставить владельцев поступать, как ему хочется, я могу лишь попытаться уговорить их. Если у вас не будет скидки на вес, уговаривать их — безнадежное дело.

С каменным лицом Алессандро обдумывал мои слова.

— Мой отец сказал, что получить права может каждый и что учеником быть необязательно.

— Теоретически — верно.

— Но на практике все по-другому. — Это было скорее утверждение, чем вопрос: он ясно понял, о чем шла речь. И тут я задумался, насколько велико его желание стать жокеем. Не исключено, что, прочитав Ученический Акт и разобравшись, к чему обязывает подобный документ, он просто повернется и уйдет.

Я порылся в одном из ящиков стола Маргарет, где все было уложено по порядку, и вытащил отпечатанную копию соглашения.

— Здесь требуется ваша подпись, — небрежно сказал я.

Он прочитал текст, не моргнув глазом, что само по себе было удивительно, если принять во внимание пункты договора.

Я стал вспоминать знакомые с детства слова:

«...Ученик верно, преданно и честно будет служить своему Господину, подчиняться ему и выполнять все его законные требования... и не уйдет со службы и не предаст другому дела своего Господина... и будет отдавать Господину все деньги и другие предметы, которые ему заплатят за проделанную работу... и во всех делах и поступках будет вести себя, как должно верному и преданному Ученику...»

Алессандро положил договор на стол и посмотрел на меня.

— Я не могу этого подписать.

— Необходима также подпись вашего отца, — пояснил я.

— Он не подпишет.

— Значит, говорить больше не о чем, — с облегчением сказал я, откидываясь на спинку стула. Он вновь посмотрел на меня.

— Адвокаты отца составят другое соглашение. Я пожал плечами.

— Типовая форма обязательна. Статьи Акта были написаны еще в средние века и относились к ученикам всех ремесел. Если вы измените дух и букву закона, договор перестанет отвечать требованиям, необходимым для получения жокейских прав.

Наступило напряженное молчание.

— Скажите, там говорится... что ученик должен отдавать все деньги господину... значит, мне придется отдавать то, что я заработаю на скачках? — В голосе его слышалось вполне понятное неподдельное изумление.

— Там действительно есть такой пункт, — согласился я, — но в наше время принято возвращать ученику половину денег, заработанных им на скачках. К тому же, естественно, если вы приняты на работу, то будете еженедельно получать жалованье.