Стивен Кинг - Парень из Колорадо
— Пока нет, — ответила Стефани, подумав о том, что, на самом деле, это напоминает когда-то увиденный ею эпизод из сериала «Она написала убийство». Но, услышав пересказанный разговор, который оживил историю, она подумала, что персонажи Энджелы Лэнсбери не стали бы доносить в полицию, а попытались сами разгадать тайну. По крайней мере, сумели бы выяснить, откуда этот мертвец.
— Джордж сказал Джонни, чтобы они с Нэнси возвращались обратно на пляж и ждали его там, — продолжал Дэйв. — Велел им никого не подпускать к трупу. Джонни ответил «хорошо». А Джордж сказал: «Если не успеете на паром в 7:30, Джонни, я напишу объяснительную записку для тебя и твоей подружки». На что Джонни ответил, что это его волнует меньше всего. И они с Нэнси Арнолт побежали обратно на пляж Хэммок, но теперь не быстрым бегом, а трусцой.
Стефани поняла, почему. Дорога от пляжа Хэммок до Лосиной деревни шла под гору, а вот бежать в обратную сторону труднее, особенно после пережитого потрясения.
— Джоржд Воурнос тем временем, — продолжил Винс, — позвонил доктору Робинсону с Бич Лейн.
Он помолчал, улыбаясь воспоминаниям. А может, просто для усиления эффекта.
— Затем он позвонил мне.
6
— На единственном пляже острова обнаружена жертва убийства, и местный блюститель порядка звонит местному редактору местной газеты? — переспросила Стефани. — Господи, это, действительно, совсем непохоже на «Она написала убийство».
— Жизнь на побережье Мэн очень редко похожа на «Она написала убийство», — резко сказал Дэйв. — И сейчас здесь все точно так, как двадцать пять лет назад, особенно, когда курортники разъезжаются, и мы, оставшись одни, жмемся друг к другу, как цыплята. Никакой романтики в этом нет, только что-то вроде, ну не знаю, называй это политикой солнечного света. Все в курсе того, что происходит, поэтому нет поводов для бесполезных пересудов. Убийство! Блюститель порядка! Тебе не кажется, что ты немного опережаешь события?
— Прости ей на этот раз, — сказал Винс. — Мы сами направили ее мысли в это русло разговорами об отравлении в Ташмуре. Стеффи, Крис Робинсон помогал двоим из моих детей появиться на свет. Моя вторая жена Арлетт, на которой я женился шесть лет спустя после смерти Джоанны, была другом семьи Робинсонов и даже встречалась с братом Криса, Генри, когда они вместе учились в школе. Дэйв говорит о таком укладе жизни, когда отношения между людьми выходят за рамки деловых.
Он поставил стакан с газировкой (которую он называл «допингом») на перила и поднял руки к лицу, развернув ладони к слушателям, жест, который Стефани находила милым и обезоруживающим. Он означал: «У меня от вас секретов нет».
— У нас тут маленький клуб только для своих. Так было всегда, думаю, так и останется, потому что больше нас не становится.
— Слава Богу, — проворчал Дэйв. — Никаких долбанных «Уол-мартов». Извини, Стеффи.
Она улыбнулась и сказала, что извинения приняты.
— В любом случае, — продолжал Винс, — я хочу, чтобы ты пока оставила идею об убийстве. Сможешь?
— Да.
— Думаю, ты к ней вернешься в конце, поэтому совсем исключать или забывать ее нельзя, как и многое другое, что касается дитя Колорадо, поэтому история эта не для «Бостонского Глобуса». Не говоря уж о «Янки», «Южной Англии» и «Побережье», ни в коем случае. Мы написали об этом, о да, потому что мы издаем газету, и новости — наша работа. Но от нас ждут статей об Элен Данвуди и пожарном гидранте, не говоря уж о парнишке Лестере, который поедет в Бостон для трансплантации почки, если доживет; и конечно, надо рассказать читателям о прогулке и танцах на ферме Джернерда, ведь так?
— Не забудьте про пикник, — шепнула Стефани. — Без этого картина будет неполной, а люди хотят знать все.
Мужчины засмеялись. Дэйв похлопал себя руками по груди, что здесь, на острове, означало: «отколола удачную шутку».
— Пусть так, дорогая! — согласился Винс, улыбаясь. — Но иногда происходит что-нибудь такое, например, на живописном пляже двое школьников во время утренней пробежки находят труп, и тогда говоришь себе: «С этим должна быть связана какая-то история». Не просто отчет с ответами на вопросы «что?», «почему?», «когда?», «где?» и «как?», а история, но оказывается, что ее-то, как раз, и нет. Лишь набор несвязанных между собой фактов, окружающих настоящую необъяснимую тайну. И это как раз то, дорогая, чего люди не хотят. Это их расстраивает. Слишком много волн. У них начинается морская болезнь.
— Аминь, — сказал Дэйв. — А теперь, почему бы тебе не рассказать остальное, пока в нашем распоряжении еще немного солнечного света?
И Винс продолжил.
7
— Мы с самого начала принимали участие в расследовании — под «мы» я подразумеваю себя и Дэйва, «Еженедельного островитянина» — но то, что Джордж Воурнос просил не печатать, в газете не появилось. Я решил, что в произошедшем нет ничего такого, что могло бы плохо отразиться на благополучии жителей острова, поэтому легко пошел на уступки. Такие решения газетчики принимают постоянно, и тебе придется, Стеффи, со временем ты к этому привыкнешь. Я лишь надеюсь, что ты никогда не станешь относиться к этому равнодушно.
Ребята вернулись на пляж и принялись сторожить тело. Хотя, вообще-то, и не от кого было сторожить — к тому моменту, как подтянулись Джордж и доктор Робинсон, они насчитали четыре машины, проехавших по направлению к городу, и не одна из них не притормозила около пары подростков, разминающихся бегом на месте и выполняющих упражнения на растяжку около маленькой парковки пляжа Хэммок.
Когда Джордж и доктор добрались до места, то отпустили ребят, которым, несмотря на свойственное всем людям любопытство, хотелось поскорее уйти. Тут мы с ними и простимся. Джордж припарковал свой «форд», доктор сгреб сумку в охапку, и они, выйдя из машины, направились туда, где у мусорной корзины сидел человек. Он снова немного завалился набок, и первым делом Док усадил его прямо.
«Он мертв, Док?» — спросил Джордж.
«Господи, да он мертв уже, по крайней мере, часа четыре, а может шесть и даже больше, — ответил тот. (Как раз в этот момент я припарковал свой «шеви» рядом с «фордом» Джорджа.) — Он тверд, как доска. Трупное окоченение».
«Так ты думаешь, он здесь давно? С полуночи?» — спросил Джордж.
«Он мог быть здесь с прошлого Дня Труда, откуда я знаю, — ответил Док. — Но в одном я абсолютно уверен: он мертв с двух часов ночи. Судя по окоченению. Возможно, он мертв с полуночи, но я в этом не специалист. Если сильный ветер дул с берега, то степень окоченения соответствует…»
«Никакого ветра всю ночь, — сказал я, подходя к ним. — Тихо, как в склепе».
«Смотрите-ка, еще один чертов знаток, — сказал доктор Робинсон. — Может, ты и время смерти назовешь, Джимми Олсон?».
«Нет, — ответил я. — Предоставлю это вам».
«А я, наверное, оставлю это окружному медэксперту, — сказал он. — Каткарту из Тиннока. Государство платит ему лишних одиннадцать штук в год за квалифицированное выворачивание кишок. Не много, в моем мелочном понимании, но все ему одному. Я всего лишь терапевт. Ну и пусть. Этот парень умер около двух часов ночи, я бы определил так. Как раз к тому моменту, как скрылась луна».
Затем мы, наверное, с минуту стояли над трупом, как будто присутствовали при погребении. При одних обстоятельствах — минута ужасно малый отрезок времени, а при таких — она тянется бесконечно. Я помню шум восточного ветра, еще слабого, но настойчиво набирающего силу. Если оказаться на берегу залива, когда дует такой ветер, можно услышать звук, похожий на…
— Я знаю, — тихо сказала Стефани. — Похожий на крик совы.
Они закивали в ответ. Незачем ей было знать о том, что зимой этот звук становится похожим на плач вдовы.
— Наконец Джордж (думаю, он просто хотел что-нибудь сказать) спросил доктора, какого примерно возраста, по его мнению, был этот человек.
«Я бы дал ему лет сорок, плюс минус пять, — ответил тот. — Согласен, Винсент?»
Я кивнул. Приблизительно так. Наверное, нелепо умереть в сорок лет, подумал я, когда в жизни наступает некий безликий переходный период.
Затем Док заметил что-то интересное. Он опустился на колено, что для человека его комплекции было нелегко (к тому времени он набрал уже 280 фунтов и, похоже, не собирался на этом останавливаться. Но, должен заметить, что и роста он был под шесть футов), и поднял правую руку мертвеца, ту, что лежала на песке. Пальцы на ней были слегка сжаты, словно перед смертью он пытался сложить ладонь в трубочку, чтобы посмотреть в нее. Когда Док поднял руку, мы увидели, что на кожу внутренней стороны пальцев налипли песчинки, и ладонь тоже была испачкана.
«Что там? — спросил Джордж. — По мне, так это просто песок».
«Да, песок, но почему он прилип? — сказал доктор Робинсон. — Эта корзина, как и другие, вкопана далеко от полосы прилива, неужели не видно? И дождя этой ночью не было. Песок сухой, как в пустыне. И еще, посмотри».
