Наталья Солнцева - Третье рождение Феникса
- Значит, он не собирался убивать.
- Зачем же тогда брать с собой нож? - возразил сыщик.
- На всякий случай… А может, он схватил нож в кабинете? Они с Мартовым поссорились, и…
- Михалин заявляет, что у Феликса такого ножа не было. Он не увлекался ни туризмом, ни охотой и пользовался исключительно кухонными ножами. А этот нож должен был лежать на виду, иначе как бы убийца его схватил?
Ева задумалась. Когда она усиленно размышляла, то смешно сдвигала брови.
- Мартов что, жил один? - придя к какому-то выводу, спросила она. - Семья у него была?
- Только родители. Они живут отдельно. Женой и детьми Феликс не обзавелся. У него появлялись женщины, но ненадолго - во всяком случае, так сказали и Михалин, и Гусев. Причем к себе в квартиру Мартов их не водил, снимал номер в гостинице или приглашал их за город, на дачу. У него была дача в Марфине. Кстати! - Всеслав хлопнул себя по лбу и засмеялся. - Надо там побывать! Как я раньше не сообразил?! Хочешь поехать со мной?
- Когда? - расстроилась Ева. - У меня сегодня три занятия подряд, одно за другим. Освобожусь поздно.
- Отложим на завтра. Это не к спеху. О, я упустил еще одну подробность! - вспомнил сыщик. - В квартире убитого обнаружены отпечатки пальцев его самого, Тараса Михалина и еще одного человека. Они повсюду… даже на плафонах люстр.
Глаза Евы расширились.
- На плафонах? - удивилась она и надолго замолчала.
Всеслав налил кофе в две маленькие чашечки, и они с Евой пили его в молчании.
- Домработница! - наконец сказала она, отставляя чашечку. - Я прикасаюсь к плафонам, только когда вытираю с них пыль… а мужчины, наверное, вообще этого не делают, даже во время уборки. Кто вел хозяйство Мартова?
- Думаю, он сам… Во всяком случае, господин Михалин не упоминал ни о какой домработнице.
- А ты его спрашивал?
Глава 4
Костров. Год назад
Тамара Ивановна Зорина посмотрела на себя в зеркало и чуть не заплакала. Разрушительные следы времени ясно читались на ее лице - мешки под глазами, морщины, дряблые щеки, некрасивые складки на шее. Скоро она превратится в старуху, а жизнь проходит мимо.
«Что я видела? - с горечью спрашивала себя Тамара Ивановна. - Молоденькой несмышленой девчонкой выскочила замуж за Зорина, скиталась с ним по глухим гарнизонам, где нельзя было шагу ступить без резиновых сапог, где за окнами дома шумел лес или простирались сопки, а по утрам приходилось топить печки и таскать ведрами воду из колодца. Так пролетела моя молодость! Отцвела, никому не нужная, никем не замеченная… Зорин уже тогда волочился за каждой юбкой, начал попивать. Даже рождение сына его не образумило. Он не стал добиваться, как другие офицеры, перевода в большой город, получения благоустроенной квартиры. Его все устраивало! Крыша над головой была, на еду и выпивку хватало, женщины дарили ему свое внимание… а остальное его не интересовало».
- Теперь он умер, и мне придется остаток жизни провести в Кострове, - прошептала Тамара Ивановна. Слезы потекли по ее щекам.
Она подошла к окну. Нескончаемая метель соединила небо и землю в снежной круговерти, очертания домов и деревьев тонули в мутной, холодной мгле. Так было вчера, так будет завтра, через год, через пять лет… Тяжкая, беспросветная тоска навалилась на Зорину - впору было завыть, зарыдать в голос. Все равно никто не услышит.
На стене равнодушно тикали часы, подаренные покойному мужу бывшими сослуживцами. Ей захотелось запустить в них чем-нибудь, разбить вдребезги… но разве этим остановишь время?
Тамара Ивановна еще немного поплакала, повздыхала, умылась и позвонила Вершининой.
- Ольга Степановна! - стараясь придать голосу бодрость, сказала она. - У вас на сегодняшний вечер какие планы?
- Никаких… - удивилась столь раннему звонку Вершинина.
- Давайте устроим вечеринку! Повеселимся, развеем эту ужасную скуку… Согласны?
Раньше Тамара Ивановна приглашала на вечеринки своих ровесниц, но быстро убедилась, что поступает неправильно. Мужчины томились в обществе немолодых дам, слишком много пили, мало разговаривали, совсем не хотели танцевать и развлекаться. Наевшись и напившись, они зевали, поминутно выходили на улицу курить… словом, искали предлог поблагодарить за «чудесно проведенное время» и распрощаться.
Зорина сообразила, в чем дело, и срочно изменила подход к делу. Она стала приглашать к себе молодых, интересных женщин, устраивать не просто посиделки с выпивкой и закуской, а придумывать какой-нибудь сюрприз в виде исполнения прелестных старинных романсов, изящных музыкальных пьесок, игры в фанты, шарады или в карты «на желание». Мужчины теперь охотней посещали ее вечеринки, и Тамара Ивановна чувствовала себя хозяйкой маленького уютного салона. Пусть провинциальный Костров - не блистательный Петербург, не шумная Москва, но и здесь можно развлекаться, ощущать себя почти просвещенной аристократкой, наподобие княгини Трубецкой или графини Муравьевой. Они и в далекой Сибири, куда были сосланы их мужья-декабристы, умели интересно проводить время.
Эти мысли тешили госпожу Зорину, проливали бальзам на ее ущемленное самолюбие и давали ей возможность хоть изредка прогонять скуку. Предстоящая вечеринка обещала быть особенно забавной.
- Так вы придете? - переспросила Тамара Ивановна Вершинину, которая еще не дала ответа.
- Я… даже не знаю. А Маша там будет?
- Ну, разумеется! Мария Варламовна - украшение нашего общества. Как же без нее?
- Хорошо, - обрадовалась молодая учительница. - Тогда я обязательно приду. Печенье испечь?
Ольга Степановна пекла очень вкусное печенье с маком, орехами и взбитыми белками - Зорина неоднократно имела возможность в этом убедиться.
- Испечь, испечь! Я вас жду в семь часов вечера, Оленька.
Тамара Ивановна положила трубку и задумалась. Список гостей еще не сложился окончательно в ее уме. Дам будет трое - она сама, Ольга Вершинина и Мария Симанская. А мужчин желательно пригласить на одного-двух больше. Тогда и хозяйке кавалер достанется - поневоле. Странно, но эта мысль совершенно не оскорбила Зорину: она была настолько поглощена вечерним «приемом», что для обид места не осталось.
Несмотря на возмутительную непрактичность покойного супруга, жилье у Тамары Ивановны было вполне пристойное, хотя и без особых удобств - половина просторного деревянного дома на двух хозяев. Во второй половине обитала пожилая супружеская пара, с которой у Зориной сложились ровные, спокойные отношения. На зиму старики уезжали к детям, а ключи оставляли соседке. Так что три-четыре месяца в году Тамаре Ивановне вообще никто не мешал.
Ее половина состояла из трех больших комнат с двумя печами, кухни и застекленной веранды. В гостиной стояло коричневое немецкое пианино, диван, старинный овальный стол со стульями, горка с посудой и книжный шкаф. При этом середина комнаты оставалась пустой, так что места хватало и для застолья, и для импровизированных театральных выступлений, и для танцев. Именно здесь госпожа Зорина принимала своих гостей.
Она сидела на диване в глубокой задумчивости. Пора было на что-то решаться. Взвесив все «за» и «против», Тамара Ивановна приступила к делу. Поколебавшись минуту, она набрала номер господина Герца, владельца костровских бензозаправочных станций.
- Борис Миронович, - зазывно пропела она в трубку. - Мы решили сегодня собраться, скоротать за приятной беседой, за бутылочкой вина ненастный зимний вечер. Не составите ли компанию скучающим дамам?
Господин Герц насторожился. Он умел читать подтекст и понял, что его приглашают без супруги. Что бы это значило? Борис Миронович был наслышан о вечеринках у Зориной, как костровское общество окрестило эти собрания, но его до сих пор ни разу не приглашали. Да он и сам не стремился - не его круг. Он уже раскрыл было рот, чтобы вежливо отказаться, но Тамара Ивановна произнесла волшебную фразу:
- Марии Варламовне будет приятно повидаться с бывшим одноклассником!
Господин Герц почувствовал, как у него часто-часто забилось сердце и пересохло во рту. Там будет Маша? Он вспомнил, как мальчишкой прятался за углом магазина, ожидая, когда она выйдет из дому… Маша шла в школу, а он следовал за ней, замирая от счастья. В классе он украдкой смотрел на нее, но сразу отворачивался, если она ловила его взгляд. На школьных вечерах Борис ни разу не решился пригласить ее на танец, хотя мечтал об этом. Он и других девочек не приглашал, но не потому, что стеснялся, а из-за Маши Симанской. Он не сводил с нее глаз, не пропускал ни одного ее жеста, движения, поворота головы… Как он любил ее! Отрочество сменила юность, и любовь стала еще сильнее. А Маша тогда дружила с Андреем Чернышевым, курсантом летного училища, и не обращала внимания на Герца. Он сам понимал, что шансов у него никаких, но ведь сердцу не прикажешь.
- Так вы почтите наше общество своим присутствием? - напомнила о себе Зорина.
