Тереза Тур - Самая длинная ночь в году

— Идет, — кивнула я.

Мне подали руку. Я подумала — и вложила в его теплую большую ладонь свою ладошку. Было непривычно, но очень приятно.

По запястью съехал артефакт, словно стремясь вернуться к хозяину.

— Да… — неловко обратилась я к мужчине, — Возьмите, пожалуйста. Похоже, он ваш.

И я сняла с руки браслет.

— Нет.

Мою руку мягко взяли в свою — мне показалось на миг, что он сейчас ее поцелует. Но мужчина просто надел обратно браслет.

— Он очень дорогой, — решительно проговорила я.

— Не дороже жизни, вы не находите?

Я упрямо потупилась.

— Пожалуйста, не спорьте. И вообще, давайте ужинать. Кстати, на горячее есть мясо, рыба и птица. Я не знал, что вы любите — и заказал всего понемногу. Есть вино. Тоже разных сортов.

— Я не пью вино. Я целительница, — пробурчала я. Не то, чтобы я была чем-то недовольна, просто смущалась отчаянно.

— Простите, не подумал, — расстроился он. — Я, кстати, съел ваш вчерашний ужин. Там было много чего с креветками. Я подумал — и заказал салат с ними. Будете?

— Да, — оживилась я.

Стоило мне увидеть еду на тарелке, как я почувствовала дикий голод. И мне как-то стало не до светских бесед. Хотя какие светские беседы. Я их никогда не умела вести…

Подняла глаза. Первый раз внимательно посмотрела на мужчину, сидящего напротив меня. Не очень высокий, но гармонично сложенный. Крупные черты поморца, ранняя седина, усы чуть скрывали красивые, четко очерченные полные губы, голубые глаза. Длинные ресницы чуть дрогнули — я поняла, что он увидел, как его беззастенчиво рассматривают.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я — а что делать, надо же о чем-то разговаривать.

— Простите, а можно узнать, как вас зовут? Мне очень неловко, — он широко улыбнулся.

— Ирина Алексеевна, — смутилась я от собственной невоспитанности.

— А меня — Андрей Николаевич. И благодаря вам я чувствую себя хорошо. Я вообще быстро восстанавливаюсь. Так что, если уж я сразу не погиб… — насмешливо начал он.

«Сожалеем, но вся ваша семья погибла»…

В голове зазвенело.

— Ирина Алексеевна! — услышала она его слова. — Простите дурака…

— Ничего… Пройдет.

Я решительно поднялась. Он тотчас же вскочил.

— Вам что-нибудь подать?

— Нет, — я замотала головой. — Да… Пить.

Он растерянно смотрел, как я открыла дверцу холодильника, нашла вишневый сок. Распечатала бутылочку — и, демонстрируя полное отсутствие манер — выпила прямо из горлышка.

Потом достала еще одну бутылочку.

Посмотрела на мужчину.

— Простите, — тихо сказала я. — Наверное, это все… лишнее.

И кивнула на заваленный стол.

— Вас тяготит мое общество?

— Не ваше конкретно. Меня тяготит любое общество, — и не знаю, почему добавила, — простите, Андрей Николаевич.

— Я только хотел отблагодарить…

— Не стоит. Не принимайте на свой счет… но я умею общаться с людьми, пока я их лечу. Потом… не получается. Вообще не получается. И, пожалуйста, заберите ваш артефакт. Я не принимаю таких дорогих подарков. Вы ставите меня в неловкое положение.

Мужчина посмотрел на меня внимательно, коротко поклонился — и направился к выходу.

— Артефакт, — напомнила я.

— Нет, — ответил он уже с порога. — Кстати, там на полке, где лекарства, несколько бутылочек с вашей настойкой.

Когда замок на двери едва слышно защелкнулся, провожая незваного гостя, я вздрогнула.

Часть вторая

— Значит, «умею общаться с людьми, только когда их лечу!» — ворчал он, сотворив портал в Министерство. — Нет, надо было ей сказать, что я спал в ее постели, что я сутки находился рядом…

«И успел навыдумывать себе неизвестно чего», — пронеслась мысль.

— Ваше сиятельство! — метнулся ему навстречу порученец.

— Дмитрий Всеволодович, биографию Ирины Алексеевны… Как ее фамилия, кстати говоря?

— Иевлева, — открыл папку порученец.

— Прелестно, — сквозь зубы ответствовал родственник императора. — Имеет отношение к генералу Иевлеву?

— Дочь, ваше сиятельство! — бодро отрапортовал подчиненный.

— Замечательно, — поморщился он от неприязни к себе, — у девочки вся семья погибла… Поставьте к дому охрану.

Взял папку из рук опешившего порученца и направился к себе в кабинет.

«Если б там еще было написано, чем ей розы не угодили… А еще лучше, какие цветы она любит. Чем ее можно порадовать?»

— Так, что там у нас? — продолжил разговор сам с собой князь. — Ирина Алексеевна Иевлева. Двадцать пять лет. Целитель. Так. С пяти лет обучалась в пансионе для целительниц… Золотая медаль. Ага. С пятнадцати лет — факультет целительства столичной Академии. Красный диплом — кто бы сомневался. Сирота. Вся семья погибла в Мирограде. Сначала мать с сестрой, потом и отец. Девочка осталась жива, потому что на тот момент находилась в пансионе при Академии Целительства в столице…

Вспомнил ее растерянный взгляд, каким она обвела заваленный стол, ее небольшую чистенькую квартирку — и даже не стал читать психопрофиль — на целительниц, как на военнообязанных, он тоже составлялся. Князь попросту понял, что там прочтет: «Независима, упряма, некоммуникабельна со всеми, исключая пациентов. Связей нет».

— И какие цветы дарят девушке, которая никого к себе не подпускает?

Он помолчал, подумал, вспомнил о делах насущных:

— Начальников отделов ко мне на доклад. И как только у Сергея Ивановича будут какие-нибудь новости по покушению — тоже ко мне.

В Министерстве безопасности Поморья под командованием Великого князя Радомирова, было пять отделов. Первый — отдел внешней разведки, второй — отдел борьбы с врагами внутри государства, третий — отдел пропаганды, четвертый — экономический отдел, и отдел пятый — охрана первых лиц государства.

Начальники отделов были в печали. Можно сказать, в тоске. Покушений такого масштаба давно уже не было. И как-то все привыкли к мысли, что военного положения — такого, как в годы Черной войны и первые пять лет после нее — тоже не будет. Тяжело же жить все время в состоянии боевой готовности, все время ожидая нападения… Расслабились. Размечтались. А вон как вынесло…

— Итак, господа, — обвел тяжелым взглядом князь Радомиров всех присутствующих, — мне вот интересно, где могли встретиться несчастные мальчишки с тем, или с теми, кому они помогали убивать меня? В Поморской научной библиотеке? И почему для покушения на меня опять завербовали студентов?

Он злобно скривился и заговорил снова:

— Вам не кажется, что у правящего рода не складывается общение со студенчеством? Двадцать лет назад они уже участвовали в убийстве императора и императрицы. А так же князя и княгини Радомировых, обставив все таким образом, что в один день погибли и мои родители, и родители наследника!

Начальники отделов переглянулись. Все понимали, что — да… Виноваты. Прошляпили. И что оправдания им нет.

— И почему в министерстве безопасности Поморья никто знать ничего не знает о том, что студенты вернулись к прежним развлечениям?

— Мы готовы подать прошение об отставке, — тяжело вздохнул самый пожилой из них — он командовал внешней разведкой еще при покойном императоре. — Этому нет оправдания.

— Не смешите меня, — оборвал его Радомиров. — Вы значит в отставку, в поместье, к внукам, — а я это все буду сам расхлебывать? И узнавать у ваших агентов, есть ли внешний след? И искать потоки денежных средств — потому что за меня явно кому-то заплатили? И все это я буду делать лично?!

Недобрый взгляд в сторону начальника отдела экономики:

— И вообще, я отвлек вас от важных, — это было сказано с иронией, — дел, лишь для того, чтобы прояснить свою позицию по данному вопросу. Никаких отставок. Никаких истерик. Никаких интриг между отделами!

И он внимательно посмотрел на руководителей отделов по работе с внутренними врагами и охраны первых лиц. На протяжении этого года они упорно интриговали друг против друга. Все знали, что Андрей Николаевич не выносит идею личной охраны — и начальники отделов считали необходимым демонстрировать охранникам свое «фи». Особенно старались специалисты из отдела по работе с внутренними врагами. Охранники — будучи людьми злопамятными, а магами сильными — в долгу не оставались. Вот так все друг друга и развлекали. Время-то мирное…Делать-то нечего… Вот и допрыгались…

— Ваше сиятельство! — стал что-то объяснять ему кто-то.

— Просто найдите того, кто это сделал, — прервал великий князь говорящего. — Свободны!

Князь Радомиров подошел к окну и посмотрел на золотистый отблеск фонарей в бархатно-черной реке.

— Осень, — тихо проговорил он. — Когда-то мне осенью стихи писались лучше, даже, чем весной…