Анна и Сергей Литвиновы - Ледяное сердце не болит
Вот и сейчас Надежда прислушалась: кому это там Кристинка пропела в трубку со столь сексуальным (как ей самой казалось) придыханием?
– Я так pa-ада тебя слы-ыша-ать!.. И я, Ди-имочка!..
Митрофанову кольнула мгновенная ревность. Гадючка! Какое она имеет право столь фамильярно обращаться к журналисту? Или – вдруг почему-либо имеет!
Но, очевидно, на сей раз Полуянов (которого любая пустоголовая красотка могла развести на кокетливый треп – и, увы, вероятно, не только треп) бросил девчушке что-то нелицеприятное. Потому что Кристинка переменилась в лице, скривилась, словно ее чистым уксусом напоили, и довольно зло сказала Митрофановой:
– Твой звонит!.. – И фыркнула: – Мужлан!.. А еще журналист!
Надя выхватила трубку:
– Привет, Димка!
Голос, раздавшийся ей в ответ, оказался взволнованным и напряженным.
– Надя, у тебя все в порядке?
– Да, – недоуменно произнесла она. – Все в порядке. А что?
– Надя, я тебя попрошу: никуда сегодня из библиотеки не выходи. Ладно?
– Почему? А мы с девчонками в кафе пообедать собирались… – сообщила Надежда.
– Не надо! Не надо никуда ходить! – взволнованно прокричал Полуянов. – У вас в библиотеке пирожки вкусные – вот и пообедайте в буфете пирожками!
– Да что случилось-то?
– Я все расскажу. Но – потом. Не по телефону.
– Ну, ладно…
– Я заеду за тобой. Прямо к концу твоей работы. Но ты меня не внизу, не на крыльце жди, ладно? Оставайся в зале. Увидишь в окно, что я подъехал, «Короллу» мою увидишь – только тогда и спускайся. Поняла?
– Да что происходит-то?
– Я все объясню при встрече.
У нас в зале окна не на улицу выходят, а во двор, – позволила себе покапризничать Надя. – Я тебя не увижу.
– Значит, постоишь у окна в коридоре, – отрезал Дима. – И еще. Не разговаривай ни с кем посторонним. Ни по телефону, никак. Ни от кого не принимай никаких вещей. И, пожалуйста, все время будь на виду. Рядом с другими людьми. Поняла?
Голос друга звучал весьма взволнованно, поэтому у Нади лишь достало слабо пошутить:
– Почему ты опеку такую надо мною взял? Приступ ревности?
– Хуже.
– Ты можешь объяснить, в конце концов, в чем дело?
– Я уже говорил: не сейчас. И не по телефону… Я тебя прошу: пожалуйста, будь осторожна. Я буду звонить в течение дня. И – жди меня вечером.
***Дима еще раз бросил взгляд на страшную фотокарточку.
Выжженные сигаретой глаза.
Похоже на языческий обряд. Колдовство вуду.
И еще – на какую-то чисто женскую разборку.
Маленькую ехидную бабскую месть.
Или, может, и вправду это угроза?
Может, ему таким образом пытается отомстить какая-то девушка? Им, так сказать, соблазненная и покинутая?
Может, та же Кирка? Она как раз и фотографирует хорошо, и фотик редакционный с телеобъективом имеет… Но ей-то зачем надо такие фортели выкидывать? Да, он дал слабину. Они два раза с Киркой переспали – еще до того, как Диминой постоянной девушкой стала Надежда. Однажды это случилось после общередакционной пьянки. Второй раз, когда всей конторой ездили на выходные на экскурсию в Ростов Великий. Но Дима ничего Кирке не обещал. И оба случая произошли, что называется, по обоюдному согласию (правда, когда головы обоих были здорово затуманены спиртным). Вдобавок он хорошо понимал (или думал, что хорошо понимает), зачем понадобилась коллеге интрижка с ним. Во-первых, его голос в редакции далеко не последний, и теперь он на всех планерках и «топтушках» защищает – не может не защищать как благородный человек! – Киркины материалы. Во-вторых, головокружение от вина, любопытство, его имидж сладкого любовника… Не могут устоять девушки пред его чарами…
«Нет, нет! – воскликнул про себя Полуянов. – Не могу понять, зачем Кирке угрожать Наде!»
Разошлись они с ней нормально… Верней даже не разошлись, а просто оборвали свой производственный роман. И никаких не было тебе слез, скандалов и объяснений. Вот и вчера он Кирке «Оскара» шоколадного из Питера привез, а она обрадовалась, запрыгала, в губы его расцеловала… Неужто притворялась, а у самой на сердце – яд? Да нет, это ж какой актрисой надо быть, причем старой школы, на уровне Тереховой или Чуриковой, чтобы столь умело притворяться!.. К тому же у Кирки сейчас и постоянный парень, кажется, имеется: она вроде даже рассказывала: он – сисадмин в крупной фирме, на «Нексии» за ней после работы заезжает…
И потом: Кирку можно было бы в чем-то подозревать, если б фотография была одна, сама по себе… А вчерашний палец? Отрубленный женский мизинец? Бр-р, едва вспомнишь об этом, и холодок бежит по спине…
Полное ощущение, что обе посылки – дело рук маньяка. Что-то за ними стоит нехорошее. Гадкое, неразумное, сумасшедшее. Да-да, вот именно – сумасшедшее. Ужели слово найдено?
Итак, отправитель фотографии и пальца – псих.
Или – психопатка. Почему-то возникло у Полуянова чувство, что оба письма прислал ему душевно нездоровый человек. Наверно, из-за маникюра на отрубленном пальце… Или из-за этих выжженных Надиных глаз… Почему-то показалось Диме, что за обеими посылками стоит женщина…
Минуточку, но «рукопись» в редакцию принес мужчина. Да, мужик, однако же – странный мужик. В шапке, надвинутой на лоб, с опущенными ушами. В черных очках. Ниже среднего роста. Вполне может быть, что таким образом замаскировалась женщина… Или, что вернее, она курьера для передачи нашла? Какого-нибудь алкаша из ближайшего магазина?
«И что же, она, чтобы меня попугать, сама себе мизинец отрубила?! Бред какой-то! Ты бредишь, Димуля!..»
Чтобы отвлечься, он рассмотрел конверт, в котором прислали угрожающее фото. Адрес напечатан на лазерном принтере. Кажется, на том же самом, что и адрес на пакете с пальцем. Жаль, сверить нельзя, потому что пакет – на экспертизе у майора Савельева.
А послано письмишко, судя по штемпелю, три дня назад. Отправлено – с Главпочтамта на Мясницкой. Очень грамотно и разумно. Совсем не похоже на деяния сумасшедшего. На главной почте страны ежедневно тысячи людей бывают, и пойди установи, кто депешу в один из многочисленных почтамтских ящиков бросил.
Так, дальше. Судя по штемпелю, на местную почту послание прибыло вчера. А сегодня утром его бросила в Димин ящик почтальонша… Вырисовывается интересная хронология: три дня назад (Полуянов в командировке в Питере) НЕКТО отправляет ему с Мясницкой опоганенное фото Нади. На следующий день тот же НЕКТО (или другой?) заявляется в редакцию, чтобы передать ему, Диме, окровавленный палец… Сделаны два хода.
И почему-то Полуянов решил, что это – не последний ход. Что это не конец, и назревает, напрашивается следующий шаг…
Не дай бог! Трудно даже представить, каким он будет…
И тут (видимо, по ассоциации с размышлениями на эпистолярную тему) Диме вспомнилась одна история… Давняя история… Но она… вполне могла быть подверстана под идею о ненормальной женщине, мстящей журналисту… Точнее, история была даже о ДВУХ ненормальных дамах…
…Итак, он закончил четвертый, предпоследний курс университета. Боже, как давно это было! Полуянов, с одной стороны, студент. А с другой – уже успешный и заметный журналист (благодаря своим публикациям в «Молодежных вестях»). Жизнь казалась ему в тот момент чем-то вроде трамплина, по которому он все разгоняется и разгоняется – и совсем скоро оттолкнется от него и отправится в дальний красивый полет…
Сдана сессия. Парней посылают на военные сборы.
Естественно, и день, и ночь перед выездом на сборы проходят в проводах – то есть в непрекращающейся гулянке. Двадцать первое июня. Самый длинный день в году. Сначала пляж в Серебряном Бору, затем чья-то огромная квартира на Кутузовском проспекте. А наутро им следовало явиться на военную кафедру с вещами. А утро, наступающее после самой короткой ночи в году, – утро двадцать второго июня…
И оттого, что действует перекличка дат с роковым сорок первым (очевидно, всосанная поколением Полуянова с молоком матери), и оттого, что выпито уже немало, в какой-то момент ему вдруг представилось, что вовсе не на военные сборы (всего-то на месяц!) они отправляются, а – в действующую армию. Может быть, даже на войну.
А почему нет? По тогдашней жизни ничто не исключалось. Все было возможно. Время-то шло какое!.. В прошлом октябре танки били прямой наводкой по Белому дому. До сих пор неспокойно в Абхазии и Приднестровье. Что-то непонятное и неприятное заваривается, нависает в Чечне – возможно, и там начнутся боевые действия… А ведь есть еще и Южная Осетия, и воюющая Югославия, и… И кто знает, куда Верховный главнокомандующий, большой пивун, драчун и забавник, прикажет завтра направить войска – включая свежеиспеченных лейтенантов, без пяти минут специалистов по психологической борьбе… Поэтому накатывало тогда на Диму временами ощущение – генетическая память, что ли, отвязавшаяся под воздействием водки «Распутин»? – что не на мирные сборы они завтра отправляются, а прямиком на фронт…
