Олег Рой - Муж, жена, любовница
В городской квартире и в загородном доме Юлия стремилась собрать все лучшее из того, что ей было доступно. Со стройматериалами, которые сами «приехали» в Москву благодаря зарождению рынка, слава богу, проблем не было. Не требовалось тащить в багаже из поездок обои, плитку, ручки для окон и дверей, держатели для рам и прочие вещи, которые, в общем-то, и создают дом. Все эти трудности, имевшие место двадцать-тридцать лет назад, ушли в прошлое; теперь вместе с материалами в Москву прибыли и мастера. Так что проблемы переместились в область организованности хозяев, финансового обеспечения.
Первую из этих проблем взяла на себя Юлия, вторую – ее муж. И в результате в последние годы Земцовы смогли переоборудовать городскую квартиру и построить великолепный загородный дом. В этом была заслуга и самой Юлии, и Алексея, который заранее определял смету, обеспечивал финансирование стройки и изыскивал средства, когда они неожиданно заканчивались. Но в детали сам не вникал – просто радовался всему, что она делает, полагаясь на ее деловые качества и вкус. Взяв в свои руки строительство их загородного дома на стадии подготовки котлована, закладки фундамента, возведения стен и крыши, Алексей всю планировку и отделку доверил жене. Ей и нельзя было не доверять: Юлия стала хорошо разбираться в строительном деле и даже любила шутить, что может теперь зарабатывать на жизнь, устроившись топ-менеджером строительной компании. И в самом деле, все, за что бы она ни бралась, выходило у нее хорошо, даже превосходно.
Последние три года загородный дом был ее страстью. К слову сказать, появилась эта страсть вполне вовремя. Муж все больше и больше погружался в работу, дети были заняты школой и друзьями, а ей оставались только кухня и быт. Не очень увлекательно, но, как человек сознательный, Юлия свои обязанности выполняла неукоснительно. Еще была московская светская жизнь, которая делилась на две части – участие в мероприятиях мужа и своя собственная, очень приятная женская компания, в сборищах которой Юлия с удовольствием участвовала, когда такую возможность давали «окошки» в стройке или между поездками.
При всей своей уравновешенности и деловитости Юлия была человеком увлекающимся. Когда у нее появился шанс отделать старую квартиру на Кутузовском, она потеряла покой и сон. Этот серьезный ремонт стал ее «первой любовью», и с тех пор создание интерьеров оказалось для нее одним из главных занятий в жизни. Едва ли не первой из своих знакомых Юлия завела американскую стойку-бар, встроенные шкафы, двухуровневую детскую. Полностью сменила старое столовое серебро, привезя новое, более стильное, из Италии. Приобрела дорогой фарфор, придавший гостиной особый шик и очарование. Но самым большим новшеством оказалась приватизация и освоение чердака. Там у нее теперь был зимний сад. Ремонт и переустройство, эскизы интерьера настолько увлекли Юлию, что, возможно, она не остановилась бы в своих бесконечных переделках, но все построенное требовало времени и сил на поддержание в достойном виде.
Сочтя квартиру наконец обустроенной, Юлия перешла к загородному дому. Два года ушли на постройку и доведение дачи до совершенства. Все выключатели, розетки (а их в доме было около двухсот) стояли на своих местах, жалюзи и шторы выглядели безупречно, люстры сияли, газон зеленел. Все это она придумала, рассчитала, купила, расставила, проследила за установкой, рассадила – и сделала это со свойственной ей тщательностью. Но что же дальше, думала она? Надо бы освоить что-нибудь новенькое. Может быть, заняться, наконец, не домом, а самой собой и довести до мастерского уровня катание на горных лыжах? Впрочем, ничего экстремального Юлия не любила и совершенствоваться в этом виде спорта сочла излишним.
Тут, в этом вынужденном простое, как раз и подвернулась подготовка к костюмированному балу, к Миллениуму в Амбуазе. Это было дело, достойное ее страсти к совершенству, вполне соответствующее ее романтичной и женственной натуре. При всей врожденной любви к изящному Юлия могла месяцами не вылезать из джинсов и толстовки, когда шли строительные или отделочные работы, а могла, как только «напряженка» спадала, отправиться «наводить марафет» в лучший московский салон. Баня у нее, при всем жестком графике, раз в неделю планировалась обязательно, а вот в тренажерные залы она ходить не любила. Эту энергию, считала Юлия, надо использовать в мирных целях, нечего зря ногами-руками махать. Да и выглядела она великолепно, ей не нужно было прилагать больших усилий, чтобы привести в порядок фигуру или лицо. Оставалось только позаботиться о достойных нарядах.
Портниха Олечка сшила к парижской поездке два чудесных платья. Одно предназначалось для карнавала, а другое – для похода в оперу или на любое вечернее светское мероприятие. С первым оказалось очень много хлопот: сочетание нескольких цветов, в основном красного и темно-зеленого, и тканей разной фактуры – плотного шелка, парчи, атласа – было исторически достоверным и забавным. А вот вечернее, хоть и не такое сложное, удалось сразу и было просто неотразимо. Красный шифон, расшитый блестками цвета меди. Юлия давно не покупала и не шила себе ничего цветного и яркого, последние годы все носили черное, потом серое, и женщины на московских тусовках высшего уровня выглядели, как галки или вороны. Теперь праздник цвета, воплощенный в новых нарядах, наполнил ее сердце радостью.
Карнавальный костюм был довольно тяжелым, длинная юбка переходила в струящийся шлейф сантиметров эдак на сорок. Поэтому его можно было надевать только в редких случаях – что, впрочем, предусматривалось. Вечерний же наряд подходил для любого торжественного выхода, излучал радость и свежесть. (Именно свежесть – это как раз то, что мне сейчас надо, думала Юлия, поворачиваясь перед зеркалом в одеянии из матовой, свободно струящейся алой ткани.) Фасон этого платья был по-королевски роскошным, но в то же время и современным. Своими платьями она осталась довольна, хотя и чувствовала в глубине души, что позволяет себе такую роскошь только потому, что ощущает: вот-вот начнет уходить, исчезать, таять ее красота...
– Наверное, это последнее мое «голое» платье, – грустно сказала Юлия портнихе.
– Бог с вами, Юля, кто бы говорил! Теперь возраст ничего не значит. Вон футурологи уверяют, что следующая стадия красоты будет – морщины как они есть, и чем больше и резче, тем красивее. И вообще старость – это индивидуальность, это прелесть мудрости, – бормотала Олечка, присаживаясь на корточки и закалывая булавку на талии. – Да вы опять похудели, сколько же можно? – застонала она. – Опять ушивать. Этак вы дозреете до новой моды, до футурологических морщин, естественным путем, без всякой пластики...
– Ты все фантастику читаешь, – засмеялась Юлия. – Большая ведь уже девочка. Не стыдно?
– Нет. Это не фантастика, это футурологический прогноз на следующее тысячелетие, только на все тысячелетие, а не на один только двадцать первый век...
– Посмотри, – нетерпеливо перебила ее Юлия. – Хорошо ли, нормально ли смотрится плечо сзади, не много мы с тобой вынули?
– Да нет, не много, в самый раз будет. Эта асимметрия – просто чудо, настоящая находка. Один рукав длинный, другого нет вообще... Где вы нашли этот фасон, Юля? Вы будете просто королевой бала.
Она не стала объяснять Олечке, что придумывала фасон сама – так, как обычно и поступала со всеми своими нарядами. Вместо этого Юлия пробормотала сама себе, словно думая вслух:
– Честно говоря, мне не по себе от этой претенциозности, но надо же соответствовать моменту... Слушай, а может, разрез уменьшить? Ну, оставить сантиметров пять выше колена – и все.
– Хорошо, я оставлю, а как вы ходить будете? Давайте попробуем лучше вот так заколоть. У этого фасона как раз такая идея – одна сторона платья пуританская, все наглухо закрыто, другая – супероткрытая. Все на контрасте. И необычно то, что это не спина открыта, а один бок. Как хотите, Юля, такого платья ни у кого во всем этом сезоне не будет – не то что на вашем балу в Амбуазе.
– Туфли еще не подобрала. Какие? Ты как думаешь?
– Что думать-то, все ясно – босоножки из золотой кожи. Они в лучших журналах сияют – и в «Вог», и в «Космополитен».
– Да, конечно, нужны элегантные босоножки на каблуках. Закрытые туфли будут утяжелять, – решила Юля. Она почувствовала определенную легкость оттого, что все решения, такие важные для женщины, были уже приняты, и, засмеявшись, повернулась к Олечке: – Мы с тобой просто часами можем болтать, и все выходит как будто по делу.
С легким самодовольством портниха произнесла:
– Да это же и есть самые главные женские дела, а вовсе не чепуха, как вам иногда кажется.
Девочка Олечка, портниха и модельер вечерней – и только вечерней – одежды, была человеком творческим, но при этом обязательным и четким. У нее имелись явные задатки имиджмейкера и психоаналитика. Она так тонко чувствовала явные и скрытые намерения клиентки, так ощущала ее личностные качества, комплексы и потребности, особенности фигуры, что дамы попросту обожали Олечку – и при этом не только за превосходное шитье, но и за умение рассудительно поговорить, подсказать оригинальное решение, расставить все по своим местам. Юлия могла болтать с ней часами, хотя вообще-то болтушкой отнюдь не была. Но Олечка оказалась прелюбопытным человеком. Девочка из провинции, милая, но не простая, чудом зацепившаяся в столице, она многое знала, многое видела, но следовала замечательному правилу – не переносить из дома в дом, из гардеробной в гардеробную личные секреты своих клиенток и не выдавать их прихоти и слабости.
