Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке (сборник) - Сименон Жорж
– Вы любите вафли?
Женщина покраснела.
– Откуда вы знаете?
– Месье Луи покупал для вас вафли на улице Луны.
– Это уже позже, когда…
– Когда вы начали приходить на улицу Ангулем?
– Да. Он хотел, чтобы я увидела место, где он проводит значительную часть жизни. Он называл его «своей комнатушкой». И очень гордился ею.
– Он не говорил вам, почему начал снимать комнату в городе?
– Чтобы иметь свой угол, пускай и на несколько часов в день.
– Вы стали его любовницей?
– Я часто навещала его.
– Он дарил вам драгоценности?
– Шесть месяцев назад он купил мне серьги, а совсем недавно – вот это кольцо.
Она носила его на пальце.
– Он был слишком добрым, слишком чувствительным. Он нуждался в поддержке. Что бы вы там ни думали, но я была для него прежде всего другом, единственным другом.
– Ему случалось приходить сюда?
– Никогда! Из-за консьержки и соседей. Иначе о нас принялся бы судачить весь квартал.
– Вы видели его в понедельник?
– Около часа.
– Когда это было?
– Сразу после обеда, во второй половине дня. Затем мне надо было сделать кое-какие покупки.
– Вы знали, где он будет в это время находиться?
– Я назначила ему встречу.
– По телефону?
– Нет. Я ему никогда не звонила. Мы договорились во время нашего предыдущего свидания.
– Где вы обычно встречались?
– Почти всегда – в нашем маленьком кафе. Иногда на углу улицы Сен-Мартен и Больших бульваров.
– Он отличался пунктуальностью?
– Да, Луи никогда не опаздывал. В понедельник было холодно, стоял туман. А у меня слабое горло. Поэтому мы пошли в кино.
– На бульвар Бон-Нувель.
– Вы и это знаете?
– В котором часу вы расстались?
– Около четырех часов. За полчаса до его смерти, если газеты указали правильное время.
– Вы не знаете, возможно, у него была назначена встреча?
– Он ничего мне об этом не сказал.
– Он не рассказывал вам о приятелях, о людях, которых посещал?
Она покачала головой и посмотрела на застекленный буфет в столовой.
– Вы позволите предложить вам выпить? Правда, у меня только вермут. Он стоит уже давно, потому что сама я не пью.
Мегрэ согласился из вежливости, чтобы сделать ей приятное; на дне бутылки плавал осадок: должно быть, вермут не трогали со дня похорон погибшего полицейского.
– Когда я прочитала заметку в газете, чуть было не отправилась на набережную Орфевр. Муж часто рассказывал мне о знаменитом комиссаре Мегрэ. Я вас сразу же узнала, потому что неоднократно видела вашу фотографию.
– Луи не говорил о том, что хочет развестись? Не предлагал вам пожениться?
– Он слишком боялся своей жены.
– А дочери?
– Дочь он очень любил. Луи был готов ради нее на все. Между тем мне показалось, что в последнее время он разочарован.
– Чем?
– Это всего лишь мое впечатление. Он часто грустил.
Мадам Машер тоже не выглядела веселой; ее голос звучал монотонно и был лишен каких-либо интонаций. Интересно, это она наводила порядок в комнате на улице Ангулем?
Он не мог себе представить, как она раздевается перед месье Луи, ложится с ним в постель… Он не мог представить ее не то что голой, но даже в чулках и бюстгальтере. Мегрэ значительно лучше представлял их сидящими за столиком в маленьком кафе, о котором рассказала мадам Машер, в приятном полумраке, тихо беседующими друг с другом.
– Он тратил много денег?
– Смотря что подразумевать под словом «много». Он себе ни в чем не отказывал. И получал от этого удовольствие. Если бы я позволила ему делать то, что он хочет, он бы накупил мне невероятное количество подарков, главным образом, ненужных мелочей, которые замечал в витринах магазина.
– Вы когда-нибудь видели Луи сидящим на скамейке?
– На скамейке? – повторила она так, словно этот вопрос очень удивил ее.
Мадам Машер колебалась.
– Как-то утром я отправилась за покупками. Он разговаривал с очень худым мужчиной, который произвел на меня странное впечатление.
– Почему?
– Он напоминал клоуна или комика, только без грима. Я его толком не рассмотрела. Но заметила, что на нем были сильно поношенные ботинки, а брюки внизу совсем обтрепались.
– Вы спросили у Луи, кто это был?
– Он ответил, что на скамейках можно познакомиться с самыми разными людьми, и его это забавляет.
– Вы больше ничего не припомните? Почему вы не пошли к нему на похороны?
– Не осмелилась. Через день или два я собираюсь отнести цветы на его могилу. Я предполагаю, что сторож покажет, где она находится. Газеты сообщат обо мне?
– Разумеется, нет.
– Это важно. В Шатле царят строгие нравы, и я могла бы потерять место.
Мегрэ находился недалеко от бульвара Ришар-Ленуар, поэтому после окончания визита к мадам Машер попросил подбросить его домой, сказав шоферу:
– Пойди где-нибудь перекуси и забери меня через час.
Во время обеда мадам Мегрэ, как обычно, внимательно наблюдала за мужем.
В конце концов она спросила его:
– Что с тобой происходит?
– А что такое?
– Не знаю. Но ты похож не на себя, а на кого-то другого.
– На кого?
– Не знаю. Но ты – не Мегрэ.
Комиссар рассмеялся. Он так много думал о месье Луи, что в итоге стал представлять себя на его месте, копировать его предполагаемую мимику и жесты.
– Надеюсь, ты сменишь костюм?
– Зачем? Я снова промокну.
– Разве ты опять собираешься на похороны?
Он все же надел одежду, которую приготовила жена, и это было так приятно: хотя бы на время почувствовать себя в тепле и уюте.
На набережной Орфевр Мегрэ, прежде чем направиться в свой кабинет, завернул в полицию нравов.
– Ты знаешь некую Мариетту или Мари Жибон? Я хотел бы, чтобы ты покопался в картотеке.
– Она молодая?
– Выглядит лет на пятьдесят.
Инспектор ловко вытащил ящик с желтыми пыльными карточками. Ему не пришлось долго искать. Девица Жибон, уроженка Сен-Мало, состояла на учете в полиции уже одиннадцать лет; она трижды побывала в Сен-Лазар[18] (в то время, когда Сен-Лазар еще существовал). Два ареста за кражу.
– Была ли она осуждена?
– Отпущена за недостаточностью улик.
– Что дальше?
– Подождите. Я возьму другой ящик.
След Жибон также обнаружился в более новых карточках, но и они были десятилетней давности.
– До войны она состояла надзирательницей в публичном доме – в этом заведении, располагавшемся на улице Мартир, якобы предоставлялись услуги массажа. В то время она жила с неким Филиппом Натали по прозвищу Филиппи, который был осужден на десять лет за убийство. Я припоминаю это дело. Их было трое или четверо, в баре на улице Фонтен они расправились с членом враждующей банды. Так и не удалось выяснить, кто именно стрелял, поэтому посадили всех скопом.
– Сейчас он на свободе?
– Умер в Фонтевро.
Эта ниточка никуда не вела.
– На сегодняшний день на нее что-нибудь есть?
– Не знаю. Если она тоже не умерла…
– Не умерла.
– Значит, остепенилась. Может, сейчас занимается благотворительностью в родной деревне?
– Она держит меблированные комнаты на улице Ангулем, но в отделе, занимающемся этой сферой, не зарегистрирована. У нее живут главным образом девушки, но я не думаю, что они занимаются своим ремеслом прямо у нее в доме.
– Я разберусь с этим.
– Я хотел бы, чтобы за ней следили тайком, а также разузнали все о ее жильцах.
– Легко.
– Было бы неплохо, если бы за улицей Ангулем взялся понаблюдать кто-нибудь из полиции нравов. Люди из моей бригады не слишком хорошо знакомы со спецификой.
– Договорились.
Мегрэ смог наконец сесть, вернее, упасть в кресло в своем кабинете – и тут же Люка приоткрыл дверь.
– Есть новости?
– Они не касаются телефонных звонков. По указанному номеру никто не звонил. Но сегодня утром произошел любопытный инцидент. Некая мадам Тевенар, проживающая на улице Гей-Люссака вместе с племянником, вышла из дому, чтобы отправиться на похороны.
