Есть что скрывать - Элизабет Джордж
– Тани! – крикнула появившаяся в дверях маленькая девочка.
– Абео, Тани, прекратите, – умоляла женщина.
Нката встал между подростком и мужчиной.
– Полиция. Советую обоим хорошенько подумать, чтобы не оказаться в наручниках, понятно?
– Я глава семьи, – заявил Абео.
– Как скажешь, приятель. У тебя иностранный акцент, так что давай я тебе кое-что объясню. В этой части мира глава семьи не имеет права на насилие.
Абео втолкнул подростка в квартиру. Маленькая девочка, плача, пошла за ним.
– Тани! Она заставляла меня, но я не хотела.
Нката остался наедине с мужчиной и женщиной – как он полагал, мужем и женой.
– Монифа Банколе, – обратился сержант к женщине и, когда она кивнула, прибавил: – Нам нужно поговорить.
– Я этого не позволю, – сказал Абео. – Она разговаривает с мужчинами только в моем присутствии.
– Меня не волнует твое разрешение, приятель, – вежливо произнес Нката. – Ты либо исчезнешь, либо я отвезу даму в ближайший полицейский участок, в комнату для допросов, что тебе не слишком понравится, правда? Тебе решать. Моя машина тут, рядом. Только побыстрее, а? У меня сегодня еще много дел.
Абео окинул Нкату долгим взглядом, все шесть футов и пять дюймов его тела – на десять дюймов выше, чем он сам. Потом посмотрел на жену, которая сжалась от его взгляда, но не сдвинулась с места.
– Ты меня позоришь, – заявил он, тыкая пальцем ей в лицо. – Посмотри, во что ты превратилась. Жирная, вонючая, с дряблым телом, так что ни один мужчина…
– Заткнись, – сказал Нката.
Абео зарычал. Потом резко повернулся и вошел в квартиру. Нкате не хотелось оставлять с ним детей, потому что этот тип, похоже, нападал только на тех, кто слабее его, особенно если день не задался. Но у него сложилось впечатление, что паренек, Тани, защитит маленькую девочку, а также сможет постоять за себя, если потребуется.
Поскольку Абео скрылся в квартире, Нкате требовалось найти другое место для разговора с женщиной. Она дрожала, но изо всех сил пыталась это скрыть. Ее пальцы вцепились в яркое свободное платье. Повязанный на голове шарф распустился и упал на плечи.
Нката заметил на противоположной стороне лужайки детскую площадку в тени лондонских платанов. Он повел женщину туда, войдя через калитку в цепочной ограде, и усадил на какую-то конструкцию, похожую на перевернутую винную бочку. Всего бочек было четыре, и они служили скамейками. Когда женщина села, сержант опустился на корточки перед ней. Увидев, что она плачет, достал платок – вышитый матерью, которая любила, чтобы ее руки были чем-то заняты, когда она смотрит телевизор, – и протянул ей. Женщина посмотрела на платок, потом на Нкату. Попыталась оттолкнуть его руку.
– Берите. Он для этого и предназначен.
Нката подождал, пока она сняла очки и промокнула платком глаза, сначала один, потом другой.
– Не слишком вежливый парень, – произнес он, кивнув в сторону Бронте-хаус.
– Иногда на него находит. Но не всегда. Теперь чаще, но когда я была молодой, редко.
– Он сильно вас ударил?
Женщина посмотрела на него, отвела взгляд, но ничего не ответила.
– Готов поспорить, сильно. Я могу назвать места, где вы с детьми…
– Нет!
– Ладно, ладно. – Нката поднял руки. – Но прежде чем уйти, я дам вам свою визитку. И если вы решите с ним расстаться, позвоните мне. Я знаю людей, которые помогут.
Она вертела в руках платок. Провела пальцем по инициалу Б. Увидев это, Уинстон улыбнулся.
– Бриллиант. Так меня называла мама. У меня есть другие, с моими официальными инициалами, но этот особенный – вроде нашей с мамой тайны. Я не слишком похож на бриллиант, особенно с этим шрамом на лице, но разрешаю ей так себя называть, потому что мой брат доставил ей много горя и я не хочу ее расстраивать.
Она подняла голову и посмотрела на него. «Какой у нее измученный вид, – подумал Нката, – словно она не живет, а терпит эту жизнь».
– Вы были в той клинике, когда пришли копы, да? В той, на Кингсленд-Хай-стрит? Что это за клиника?
– Я заплатила ей, – ответила женщина. – Абео не знал. Он хочет, чтобы я забрала деньги.
– То есть вы хотите сказать, что именно поэтому туда пришли? Чтобы забрать деньги? У кого?
– Эстер, так ее зовут. Абео не должен был знать, что я взяла деньги, но я не успела их вернуть – он собирался взять семейные деньги для Ларк. Ей нужно купить школьную форму для детей. Вот как он узнал, что деньги пропали.
Нката записал имя «Ларк» и спросил фамилию, но Монифа не знала. Об этой женщине она знала лишь, что та – любовница Абео и что у Ларк и Абео есть дети.
– А откуда эти деньги? – спросил Нката. – Я имею в виду те, что вы взяли.
– От нас всех. Мы все кладем деньги в шкатулку.
– И ваши дети?
– Все. Дети немного оставляют себе на карманные расходы, я беру часть для еженедельных закупок продуктов, остальное идет в семейный бюджет.
– Значит, Ларк тоже считается членом семьи?
Монифа принялась разглядывать одно из баскетбольных колец, установленных на площадке.
– Она рожает детей для Абео. Я не могу. У них с Ларк их двое. Скоро будет еще один.
– А при чем тут вы? Разве вы обязаны их содержать?
– Дети… мои дети… ничего не знают. Они думают, что деньги для нашей семьи. – Она снова посмотрела на него. – У меня не было выбора.
Нката хотел сказать, что выбор есть всегда, но видел, что в этом нет смысла – не тот случай.
– Итак, вы взяли деньги и отдали их той женщине, Эстер. Ей они были нужны, как Ларк?
Монифа посмотрела на дверь своей квартиры по ту сторону лужайки. Сержант проследил за ее взглядом, но там никого не было. Однако вид у нее все равно был испуганный, поскольку женщина понимала, что ее ждет, независимо от того, что она скажет: недовольство, опасность, унижение.
Тогда Нката решил рассказать ей то, что узнал от Барбары.
– Та клиника, миссис Банколе… – Дождавшись, пока она повернется к нему, он продолжил: – Она закрыта. Мне сообщил об этом шеф полчаса назад. Он вместе с другим сотрудником приехал туда и увидел грузчиков, которые всё выносили.
– Это не должно… Это невозможно… – пролепетала она.
– Боюсь, все обстоит именно так. Кто-то принял решение ее закрыть. Думаю, Эстер.
– Но я отдала ей деньги…
– М-да. Конечно. Но когда туда пришел мой шеф, там остались только пара шкафов и стульев, а еще половина письменного стола. Думаю, ваши деньги исчезли. Навсегда. Как и та женщина, которая называла себя Эстер Ланж. Кстати, ее зовут Мёрси Харт.
– Исчезли, – растерянно повторила Монифа, потом, прищурившись, посмотрела на него. – Скажите мне правду.
– Именно этим я и занимаюсь, миссис Банколе. И вот как я это вижу: копы приходят в клинику, арестовывают двух женщин и допрашивают их, но одна называется фальшивым именем. Никаких обвинений не предъявлено, но клиника тут же закрывается.
