Ирина Гуро - Невидимый всадник
С начальственной интонацией, заимствованной от Савченко, Валентин приказал запрячь в сани Агнессу. Боец сказал, что Агнессу начальник велел только под седло.
— Давай Факира! Даже лучше Факира, — воодушевился Валентин.
— Это можно, — промямлил не по-уставному конюх и вышел.
Через минуту он вернулся и спросил:
— В какие сани запрягать? Маленькие или большие?
— Маленькие, маленькие! — закричал Соколов.
В это время зазвонил телефон. Слышно было: что- то недовольно начал выговаривать Савченко, и Валентин поспешно прижал трубку к уху.
— Товарищ начальник, я про волков учел, — быстро ответил он: — Запасной магазин взял… Что? Тулупы? Два тулупа? — Соколов на минуту растерялся, и стало ясно, что он и в мыслях не имел эти тулупы. Он скользнул растерянным взглядом по своей шинели, висящей на гвозде. Конечно, он собирался отправиться в ней, а меня везти в одном моем полушубке. Интересно!
Когда мы вышли на крыльцо, выяснилось, что мороз крепчает. Соколов посмотрел на висевший у крыльца градусник, но лампочка над ним лопнула, и он определил наугад: пятьдесят наверняка.
— Но тихо, — добавил он успокоительно.
— Пока, — ответила я.
Полная луна была окружена подозрительным скопищем сероватых облаков, быстро набегающих и темнеющих. Снег блестел фосфорически, под ногами трещало, словно мы шли по стеклу. Соколов по-мальчишески плюнул, плевок льдистым катышком ударился о дорогу и отскочил, как горошина.
— Видали? — хвастливо спросил он. — Климат!
— Вы разве не сибиряк? — спросила я удивленно.
— Нет, я, как начальник, с Украины.
Подъехал конюх в узких одноконных санях. Соколов не дослушал его инструкций насчет того, как обращаться с Факиром, что он любит, чего не любит… Бучинский вынес два тулупа, и Валентин приказал положить их пока в ноги.
Вид у Соколова был воинственный. Белоснежный полушубок перекрещивали ремни, на одном боку висел маузер в колодке, на другом — финский нож в чехле. За спиной — карабин.
Жестом он предложил мне сесть, сел и сам, принял вожжи от конюха.
— С богом, — мрачно сказал конюх, жалея Факира.
Валентин с ходу пустил коня на рысь, я едва не вылетела из узких санок. Мы лихо вынеслись со двора и покатили по колее. Валентин ухватил меня за талию и уже не отпускал.
Вдруг он отдернул свою руку как ужаленный. У дороги выросла фигура в черном полушубке и белой пушистой шапке.
Валентин резко притормозил и выскочил из саней.
— Где тулупы? — не дав ему произнести ни слова, спросил Савченко.
— Пока в ногах, товарищ начальник, — бодро отрапортовал Соколов.
— А когда вы их наденете, где вы будете сидеть?
— В санях, товарищ начальник, — простодушно ответил Соколов.
— А она у вас на коленях? Так было задумано, товарищ Соколов? — спросил Савченко тихо, но я услышала.
Он еще что-то добавил, что мне уже, видимо, слышать не следовало. После этого Соколов сказал, чтобы я вылезала, и поехал обратно на конюшню перезапрягать Факира в большие сани.
Я осталась на дороге с Савченко.
Он, не глядя на меня, а глядя вслед Соколову, сказал ворчливо:
— Разукрасился, как павлин. Навесил на себя целый арсенал.
Я ничего не ответила. Непонятно было, за что он на меня-то злится. Не я же в ответе за эти несчастные сани, тулупы и все прочее.
«Почему он сам не едет со мной?» Глупая мысль. Он же сказал про начальство. И вообще, что я о нем знаю? И что мне до него? И глаза, вглядывающиеся в меня с усилием понять… Так это все почудилось!
Медленно подъехал к нам Соколов в объемистых санях. Тулуп был уже на нем. Карабин торчал за спиной, остального вооружения не было видно.
— Одевайтесь и вы, Таисия Пахомовна, — хмуро сказал Савченко, — необязательно ждать, пока полушубок задубеет. Сорок пять ниже нуля. И ветер крепчает.
Я с трудом влезла в тяжелый тулуп, кислый запах овчины напомнил мне детство. Соколов не посмел помочь мне и только страдальчески сморщился, глядя, как я с трудом управляюсь с огромным тулупом.
«Мог бы помочь! Корона бы с головы не упала!» — сердито подумала я про Савченко.
— Трогайте, счастливо! — сухо сказал он и приложил ладонь к своей белой шапке.
Обрадованный Соколов закричал из тулупа:
— Будет порядочек, товарищ начальник!
Мы ехали медленно, пока не спустились в низину, где нас уже нельзя было видеть. Тут Соколов подгорячил Факира, и мы понеслись по наезженной колее так, что елки обочь замелькали, как велосипедные спицы.
— Что это вы там мурлычете? — прокричал мне на ухо Валентин и заглянул мне в глаза.
Я засмеялась, отвечать не хотелось. Я не заметила, что тихонечко, не разжимая губ, напеваю мотив, неожиданно возникший откуда-то, очень издавна.
Скрылись из виду поселковые постройки. Одинокое строение выросло у дороги и ускакало назад. Следы колесного трактора оборвались, и дорога все чаще пересекалась снежными наметами.
В открытом поле все как-то вздыбилось вокруг, завихрилось и вдруг успокоилось: въехали в лес.
— Чш, чш… — шипел Соколов на коня и пояснил: — Так полярники управляют собачьей упряжкой. — Факир полярную команду не понимал.
Расчищенная дорога завилась по просеке, синий снег искрил, как автогенное пламя, на ветках прыгали звезды.
Сразу стало слышно, как шумит ветер, сначала по верхам, а потом все ниже, все ниже. И уже было что-то опасное в том, что он так быстро снижался, ломая сучья, разбрасывая их, кружа в буреломе. Тайга скрипела и охала, как старая, подгнившая изба.
Потом показался просвет впереди. Но просвет был мутным, словно заснеженное окно, и что-то моталось там, кружило, мелькало, и выход из леса пугал, будто там, у выезда, и притаилась опасность. Соколов направил коня прямо в мутное метельное крошево.
— Пуржит, однако, — сказал он.
Снег под полозьями уже не взвизгивал, не утрамбованный снег дороги, а вроде бы целина.
— Дорогу-то знаете? — крикнула я в спущенное ухо его шапки.
Соколов самоуверенно кивнул головой: говорить было невозможно.
В поле шла такая круговерть, что мы повыше подняли воротники, и теперь только одни глаза были открыты навстречу беснующемуся ветру.
И я решила про себя, что лучше уж не видеть этого ужаса, закрыла глаза и погрузилась в воротник тулупа, как в теплый, кисло пахнущий омут. Последняя щемящая мысль моя была о том, не забыл ли Соколов взять с собой спички. Спичек не было и у меня.
Наверно, я дремала долго. Меня разбудил неуверенный голос Соколова:
— Мы совершенно правильно едем. Вообще говоря, уже должны показаться огни Долгунцов — это как раз середина пути.
Огни не показывались. И теперь я была уже уверена, что у него нет спичек. Эта мысль прямо-таки терзала меня. Неужели Соколов отправился в такую поездку без спичек? Но его, видимо, это мало заботило. А спросить я стеснялась.
Прошло еще какое-то время. Факир шел шагом навстречу ветру, ударяющему в его широкую грудь.
Я опять задремала и проснулась оттого, что мы стояли в поле. Соколов кричал мне в самое ухо — ветер выл шакалом.
— Вы придержите коня! Пойду посмотрю дорогу.
Я не смогла разомкнуть губы, молча приняла у него вожжи.
Соколов спрыгнул и сразу провалился в снег.
Лучше бы уж он не зажигал своего фонаря — такое адское мелькание пошло в его неярком косом луче. Фонарь вдруг погас, и Соколов исчез из виду за несущимся навстречу белым вихрем.
Я осталась одна.
Прошло минут десять. Ощущение беспомощности охватило меня. Стыдно было закричать, но все-таки я закричала бы, если бы можно было услышать крик в этом реве. Может быть, пурга унесла Соколова, как продавца воздушных шаров в «Трех толстяках»? Разве только вооружение могло удержать его на земле!
Еще несколько минут, и я уже совершенно уверилась, что с ним случилось несчастье. Он мог провалиться в яму, я слышала, здесь бывают такие ямы, засыпанные снегом, куда может провалиться тройка лошадей с санями, а не*то что один молодой человек небольшого росточка. Его могла просто закружить пурга и унести далеко в поле. В ужасе я закричала:
— Э-гей!
— Что вы такой крик подняли? — услышала я недовольный голос Соколова, выросшего как из-под земли рядом со мной. — У меня батарея села.
Он отнял у меня вожжи и сказал небрежно:
— Я же говорил, правильно едем. Немножко крюку дали.
Не садясь в сани, он стал поворачивать коня назад. Теперь поехали, огибая лес.
И Соколов и конь ободрились. На повороте Валентин не сдержал рыси, сани круто вильнули. Я опомнилась, когда они мгновенно скрылись из виду. Я вылетела, как куль с мукой, и теперь лежала на снегу, спеленутая тяжелым тулупом, а круговерть вокруг меня нисколько не разрежалась, и совершенно не верилось, что только что здесь были сани, конь и помощник начальника заставы…
