Роберт Дугони - Возмещение ущерба
— Я вернулась, — сказала Адамс голосом сдавленным, но сильным, — потому что хотела увидеть выражение твоего лица, когда я велю тебе убираться к дьяволу!
Она с силой надавила на его ногу и, вздернув подбородок, ударила его в переносицу. Мейерс попятился, из его носа хлынула кровь, но пистолета он не выпустил. Логан и полицейские навели на него оружие. Логан настойчиво все просил и просил его бросить пистолет. Мейерс, резко вывернув шею, так, что хрустнули позвонки, обернулся к ним, посмотрел, как будто впервые заметил их присутствие. Затем он улыбнулся, быстро поднял пистолет и нажал курок.
62
Новость о самоубийстве Роберта Мейерса была как гром среди ясного неба. Она поразила слушателей дневных новостей и мгновенно заняла первые полосы «Тайме» и «Пост интеллидженсер». Все телевизионные каналы прервали свои передачи. Это стало главной новостью на Си-эн-эн, Эм-эс-эм-би-си и других общенациональных новостных каналах.
Освещение этой темы было самым что ни на есть подробным, а внимание к ней самым пристальным. Но все казалось мало. Операторы и репортеры расположились лагерем возле запертых ворот усадьбы «Горная». Вертолеты телевизионщиков кружили над усадьбой в поисках эффектных кадров, пока полицейские вертолеты не установили свое дежурство при подлете к ней.
Вашингтонцы в изумленном молчании глядели на экраны. В центре города во всех ресторанах и барах от Пайк-Плейс-Маркет до Пайонир-сквер телевизоры были переключены на каналы, где обсуждалась эта тема. Хозяева не верили своим глазам и тихо роптали. Те, кто постарше, говорили, что такое они видели лишь в день убийства Джона Ф. Кеннеди. Более молодые сравнивали это с днем крушения шаттла «Коламбия» или днем 11 сентября, когда два самолета врезались в башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, то есть с событиями, навсегда изменившими мир. Каждый точно запомнил, как это было, чем он или она были заняты, когда корреспондент новостей на Эй-би-си Билл Уэзерс, прервав передачу, вдруг появился на экране, чтобы сообщить нации, что кандидат в президенты Роберт Сэмюэл Мейерс мертв. Это короткое сообщение поразило аудиторию — люди буквально онемели возле телевизоров; уставившись в экран, они стали прикидывать так и эдак, что могло произойти на самом деле и каковы будут последствия.
Репортеры показали, как карета «скорой помощи» мчит Мейерса в больницу Нортвеста. Но это была лишь формальность. Как сообщили, Мейерс умер на месте. Вскрытие подтвердило одно-единственное пулевое ранение в голову, а несколько лет спустя, по специальному разрешению и согласно закону о свободе информации, были обнародованы снимки, запечатлевшие мрачные подробности этого вскрытия. Мертвый Мейерс был действительно очень похож на Джона Ф. Кеннеди.
Новость эта темной тучей нависла над Сиэтлом, воспринятая всеми одинаково, независимо от расы, цвета кожи, пола и общественного положения. Люди, которые при других обстоятельствах не сказали бы друг другу и слова, объединились для разговора на эту тему. Все были согласны в одном: что смерть эта — больше, чем просто смерть, что вместе с Робертом Мейерсом умерли надежды и мечты нового, молодого поколения. Люди ощутили пустоту, но, в отличие от гибели Джона Кеннеди, им не на кого было направить свой гнев. В этой ситуации у них не было Ли Харви Освальда, чтобы проклинать его. Они могли только изумляться и оторопело и недоверчиво спрашивать: почему? Этот вопрос поначалу звучал невнятным шепотом, к концу дня превратившимся в миллионный хор голосов. Допоздна возле ворот усадьбы толпились люди — каждый хотел узнать, что произошло. Но ничего не прояснялось. А не получая ясных ответов, люди начинали гадать и фантазировать, как это свойственно американцам, и вскоре поползли слухи, что в самоубийстве этом что-то нечисто и сообщается далеко не все.
В течение двух недель Элизабет Мейерс приходила в себя в полном уединении, ее было не видно и не слышно, и появилась она лишь на траурной церемонии и похоронах. Но в один прекрасный день она совершенно неожиданно вышла на лужайку перед своим домом, чтобы обратиться к журналистам. Одетая в черное, она поднялась на трибуну и встала перед многочисленными микрофонами. Она храбро призналась своим соотечественникам, что вводила их в заблуждение. Она рассказала о своих семейных неурядицах, рассказала, что Роберт Мейерс держал ее в полном подчинении, оскорблял и словесно, и физически, и что, несмотря на то что они ожидали первенца, она не так давно сообщила мужу, что хочет развестись. По ее словам, он впал в ипохондрию, повел себя неадекватно в такой степени, что ночью, за два дня до его самоубийства, она вынуждена была покинуть усадьбу. Но после того как он позвонил ей и умолил вернуться, чтобы встретиться и поговорить, она вернулась.
Прислуга Мейерсов и охранники подтвердили все эти подробности, говоря, что Мейерс находился в крайне возбужденном состоянии, вел себя странно, неадекватно. Они сообщили, что он поручал охранникам разыскать жену, требуя привезти ее к себе. Некоторые из обслуживающего персонала рассказали о том, что им и раньше случалось слышать горячие перепалки супругов, их ссоры. От всего этого, как речные потоки, ответвляющиеся от основного русла, во все стороны расползлись слухи, достигнув вскоре и Вашингтона, и Голливуда, где нашлось немало людей, пополнивших свое состояние теми или иными интерпретациями истории, произошедшей в мейерсовском особняке.
Элизабет Мейерс извинилась перед соотечественниками за фальшь того представления о ней, которое сложилось в общественном сознании нации, и сказала, что решилась открыть правду, потому что помнит о своем долге служить образцом, как этого неоднократно требовал от нее и муж. Она выразила надежду, что ее признание поможет женщинам, находящимся в сходной ситуации, найти в себе мужество что-то поменять в своей жизни, переломить ее.
К этой пресс-конференции общественность отнеслась неоднозначно: часть публики горячо одобряла Элизабет, другая же осуждала ее. Некоторые подвергали сомнению мотивы, заставившие ее исповедаться и тем облегчить душу, попутно очернив в памяти миллионов образ белокурого молодого сенатора с такой обаятельной улыбкой. Как и поклонники Кеннеди, оставшиеся верными своему кумиру и, вопреки всем историям о любовных похождениях президента, идее нового, кеннедиевского Камелота, они не хотели, чтобы их иллюзия разбилась о суровую реальность. Не желали они видеть трещины на постаменте, куда они возвели своего идола.
Но не к ним обращала свою речь Элизабет Адамс. Она предназначила ее женщинам, которых оскорбляли словесно и физически, и в их глазах она стала современной Жанной д'Арк. Во многом благодаря ей общество занялось проблемой, дотоле им игнорируемой, проблемой, которую крах Оджея Симпсона лишь обострил и которая составляла несчастье столь многих женщин, чья судьба была сходна с судьбой Элизабет Адамс и чья жизнь оказалась пуста и беспросветна.
Что же до желания возмездия и попыток отомстить за смерть Джеймса, которые предприняла Дана, то и она, и Адамс совместно решили, что любая огласка причастности Мейерса к этой смерти лишь окончательно испортит жизнь оставшимся в живых — главным образом Адамс и еще не рожденному ребенку Джеймса. Это было бы проявлением эгоизма, которое и сам Джеймс не одобрил бы.
Через день после своей пресс-конференции Элизабет Адамс покинула усадьбу. От прислуги особняка позже стало известно, что Адамс взяла с собой лишь маленький чемоданчик, а почти все свое имущество оставила. Одежду, косметику, жемчуга, бриллианты и прочие украшения она подарила поварихе, некой Кармен Дюпри. Мадам Мейерс вернулась в Южную Калифорнию и поселилась неподалеку от маленького приморского городка, в котором прошло ее детство. Она заклинала журналистов позволить ей растить ребенка вдали от шума и суеты.
Дана Хилл уезжала из усадьбы через задние ворота, притаившись в машине Майкла Логана. Она решила, что так будет лучше. Она направилась к матери, где провела несколько дней. Заваривая чай в кухне, она слушала по радио сообщение о том, как приземлился в аэропорту Ла-Джолла самолет, на котором летела Элизабет Адамс, и как ее встречала там многотысячная толпа. Так что шума и суеты, как решила Дана, эта женщина вряд ли избежит, если даже и не уготовано ей трагической кончины Жаклин Онассис или принцессы Дианы.
В первое же утро Дане предстояла неизбежная процедура чистки ее кабинета на службе. Пакуя коробки, она услышала, как затрясся пол в коридоре возле ее двери, но руки к телефону не протянула. Она безмятежно взирала на то, как распахнулась дверь и на пороге возникла фигура Марвина Крокета. Он ворвался к ней в кабинет, но ей было все равно. Лицо Крокета было багровым, губы кривила зловещая улыбка.
— Две недели отсутствовать и даже не позвонить? Хватит, терпение мое лопнуло! Меня поддержит…
