Анна Данилова - Роспись по телу
– А именно? – насторожился Дмитрий.
– Нам надо будет перевести деньги на пластиковые карточки. Я могу все это взять на себя. Ведь когда приедем на место, нужно будет зайти в разные банки, куда придут наши деньги, чтобы мы могли их оттуда взять.
Судя по выражению лица Дмитрия, он ничего не смыслил ни в пластиковых карточках, ни в том, как с ними обращаться. А потому уже в Науру, когда они зайдут в банк, чтобы перевести деньги с одного счета на другой, да пусть даже в ту же самую хрестоматийную Швейцарию, она подсунет ему документы, как будто бы касающиеся этих самых пластиковых карт, а на самом деле… Она даже вспотела от волнения. В сущности, она собиралась совершить преступление. За такие вещи закатывают в бетон, растворяют в кислоте и превращают в фарш. Но машина желания была уже запущена. И один бог знает, что меня ждет…
Она провела в квартире Дмитрия несколько часов. Он должен был убедиться в том, что его по-прежнему любят и хотят. А вечером, сказав Дмитрию, что ей надо срочно встретиться с Ларисой Хмарой в агентстве, она, позвонив Корнилову, договорилась с ним о встрече. По дороге в прокуратуру купила настоящий французский коньяк.
– Виктор Львович, как же я рада вас видеть.
Они обнялись в кабинете, и Корнилов долго не мог найти слов после того, как понял, какую драгоценную бутылку ему принесли.
– За что? По-моему, это я должен вас с Игорем благодарить за этого наркомана, который убил Уткину. Не за то, конечно, что он убил бедняжку, а за то, что Шубин нашел этого бомжа… Вот уж действительно подарок так подарок. Земцова, не молчи, колись, за что мне, старику, такая честь? И где ты пропадаешь?! Я не видел тебя сто лет!
– Виктор Львович, это аванс, если поможете.
– Что, новое дело? – он хитро подмигнул. – Денежками запахло?
– Дело простое. Мне надо найти одного человека по имени Роман Георгиевич. Он в прошлом нотариус.
– Зачем тебе сдался этот противный старикашка? – вдруг сморщил лицо Корнилов и замотал головой. – Да он уже из ума выжил! Знаю я этого кренделя. Нотариус. Зануда он редкая, вот кто он такой.
– Фамилию тоже знаете?
– Если честно, то забыл. Но он проходил у нас как свидетель по делу Ноденя… Ах, да, забыл совсем! Вы и с этим дельцем мне помогли. Забирай коньяк, Земцова. Лучше употреби для другого дела. Честное слово, это я тебе должен, а не ты мне. Я тебе задаром скажу, где эта старая лисица живет… Записывай. Зоналка…
– Но ведь это за городом!
– У него большой дом с бассейном. Он живет там один и розы выращивает.
… До Зоналки Земцова добралась за полтора часа. Утопающие в зелени коттеджи, уютные веранды, свет, льющийся из окон на ухоженные цветочные газоны и беседки, увитые виноградными листьями. Стало темно, и Юле пришлось несколько раз останавливать машину, чтобы спрашивать у местных жителей, как найти дом Романа Георгиевича – нотариуса. И только около десяти часов вечера она увидела белый, хорошо освещенный коттедж, вокруг которого благоухал самый настоящий розовый сад. К дому от калитки вела дорожка, посыпанная песком. Юля остановила машину подальше от ворот (на всякий случай), вышла из нее, открыла калитку и вошла во двор. Сколько хватало глаз, повсюду были розы. Над крыльцом висел фонарь. Из раскрытого окна доносились звуки работающего телевизора. Юля хотела было уже нажать на кнопку звонка, как вдруг поняла, что никакой это не телевизор. В доме находилась женщина. Именно она-то и говорила без умолку. Но вот уловить смысл слов было невозможно – слова проглатывались, словно женщина вдруг начинала икать, плакать или хохотать. К тому же Юле показалось, что голос звучит то совсем близко, то отдаляется. Будто женщина бегает по дому и на кого-то кричит, кого-то в чем-то обвиняет. И Юля решила войти в дом без звонка. Дверь оказалась незапертой, и проникнуть в апартаменты нотариуса не представляло никакого труда.
В самом доме, где прочно устоялся запах табака и, как ни странно, тоже роз, слышимость была куда лучше. И Земцова пошла на голос.
– И ты, старый хрыч, будешь еще говорить мне, что ничего не знал об этом? Мало того, что этот мерзавец обрюхатил меня, когда мне было всего-то ничего, затем он распустил слух… (дальше она не расслышала) после чего нам пришлось… неужели ты не мог ничего предпринять? Неужели ты не мог втолковать этому негодяю, что мы тоже живые люди и у нас тоже могут быть проблемы. Да, я вышла замуж, ну и что с того? Все женщины выходят замуж. А что мне было делать одной, в незнакомой… Мы перебирались с места на место, меняли квартиры, он был очень чувствительный к пыльце… А у меня, сам знаешь, плохая кровь. Я всю жизнь спасаюсь витаминами да железом. А ты думаешь, там жить легко? Да, я погорячилась, выпила лишнего… А почему ты не позвонил мне и не сказал, что случилось? Ты думал, что я не приеду? Да я к тому времени уже была в Москве… это чудо просто, что мне позвонили и сказали о его смерти… подсунул мальчику через подставное лицо какую-то бумажонку с ничего не значащими словами. Искать какую-то шлюху в кабаке. Он у меня – человек серьезный, по таким злачным местам не шляется… А тут вдруг нате, встретил там какую-то девицу-провинциалку, влюбился в нее без памяти и объявляет мне: ма, я женюсь. И что я, по-твоему, должна была ему ответить? И что ему мои запреты, когда у него свой бизнес и он не собирается покидать Россию?
Да ведь она же говорит о Жене Рейс!
– Ты еще не знаешь, что я испытала, когда вновь оказалась в той квартире. Я, вернее мы, пробыли там почти до утра. Но я ушла раньше и переночевала в гостинице, а он оставался там долго, пока в квартиру не стали ломиться. Кто же мог подумать, что и после смерти его жилище не оставят в покое… Мы хорошо посидели, я купила прямо на улице вишни, и мы ели, как тогда, с Мишей… Он, конечно, не похож на отца, как и тот, другой… Я видела его. Он не выглядит больным. Напротив, он очень даже ничего. У меня прошлой осенью был любовник, похожий на Дмитрия… Все, Рома, мне надо уходить. У меня много дел. Мне еще предстоит встретиться с этим парнем и расспросить его хорошенько. Я уверена, что и он что-то знает. Вы все что-то знаете и молчите. А у нас с Валерой не меньше прав, и тебе это хорошо известно… Забыла тебе сказать: Сашу снова взяли. И что это за мужики у меня были? Бандиты какие-то. Не могли спокойно делать свой бизнес. Без предательства, без подлости. Ненавижу вас, мужиков… А девку эту, Гел, все равно разыщу… Она мне все расскажет.
Появилось новое действующее лицо. Женщина. Она выпила слишком много, чтобы самостоятельно выбраться из дачного поселка и доехать до города. Кто она? Мать Валеры Франка? Но какое отношение она имеет к Роману Георгиевичу? И главное, почему он молчит и ничего не отвечает? У него такой тихий голос или он… немой?
Юля сделала несколько шагов к двери, из-за которой доносился женский голос, и, дрожа всем телом, приоткрыла ее. Она увидела большую комнату, которую освещал торшер. Прямо перед ней стояло – спинкой к двери – низкое кресло, над которым возвышалась голова, покрытая голубовато-белыми волосами. Такие волосы бывают у старых людей. Часть головы была в тени, а потому невозможно было разглядеть лица человека. Интуиция подсказывала Юле, что скорее всего это и есть хозяин – Роман Георгиевич. Женщина, закутанная в белую шаль с длинными кистями, была высокой и довольно худой; растрепанные темные волосы ее казались мокрыми. Она курила, и оранжевый огонек ее сигареты описывал в полумраке комнаты дуги.
– Извините… – подала голос Юля, открывая дверь пошире и возникая на пороге комнаты, к ужасу и удивлению женщины. – Я не хотела вас напугать.
– Вы кто? – женщина подбоченилась и склонила голову набок, разглядывая незнакомую посетительницу. – Что это вы себе позволяете? Врываетесь в чужой дом. Я позову сейчас полицию, это – частная территория. Вон отсюда!
– Роман Георгиевич! – позвала Юля. – Я к вам.
Но голова не пошевелилась.
– Он спит?
– Да, вечным сном. Я ничего особенного ему не сказала, просто покричала на него, и все… Ненавижу…
Последние слова женщина говорила уже, словно призывая Земцову к сочувствию. Она не собиралась скрываться, что-то отрицать. Она была отчаянно пьяна: пустая литровая бутылка из-под водки стояла прямо на столе, среди нехитрой закуски.
– Я убила его, понимаешь, убила словом. Тебя как зовут?
Она подошла совсем близко к Юле и заглянула ей в глаза, ища сочувствия и понимания.
– Меня зовут Юля. А вы кто? Как вас зовут?
– Разве это имеет значение? – это была усмешка стареющей кинозвезды. – Меня посадят, и сидеть я буду у вас здесь, в России.
– А сами вы откуда?
– Из Америки, моя девочка. Ты знала этого старика?
– Нет. Специально сюда приехала, чтобы встретиться с ним, поговорить.
– Можешь уезжать обратно. Он все равно тебе ничего не расскажет. Хочешь выпить?
– Я за рулем.
– Тогда, может, ты меня увезешь отсюда? Может, поможешь мне стереть отпечатки пальцев? Я боюсь. Мне страшно. Я не хочу в тюрьму. Я и убивать его не хотела, но он стал говорить мне такие вещи. Представляешь, он сказал мне, что Миша не любил меня. Откуда ему знать? Миша любил меня, просто он не мог простить мне, что я вышла замуж за Сашу, вот и все! – она сложила руки как в молитве. – Это правда!
