Неле Нойхаус - Глубокие раны
— И объявите в розыск профессора Эларда Кальтензее и его автомобиль.
Главный комиссар заметил довольное выражение лица Пии. Очевидно, она была права в своих подозрениях.
— Завтра в шесть часов утра будем производить обыск на фирме и в квартире Новака. Организуйте это, фрау Кирххоф. Должно быть задействовано минимум человек двадцать, обычный состав.
Пия кивнула. Зазвонил телефон. Боденштайн снял трубку. Бенке нашел коменданта Дома искусств. Тот в среду помогал Эларду Кальтензее загружать в автомобиль ящик и две дорожные сумки.
— Кроме того, я узнал, что у профессора есть еще офис в университете, — сказал Бенке. — В Кампус Вестэнде. Я сейчас еду туда.
— На какой машине он ездит? — Боденштайн нажал клавишу «конференция», чтобы Остерманн мог тоже его слышать.
— Одну минуту. — Бенке какое-то время с кем-то говорил, потом сказал в телефон: — На черном «Мерседесе» класса S, государственный номер МТК-ЕК 222.
— Спасибо. Держите в курсе Остерманна и фрау Кирххоф. Если найдете Кальтензее, задержите его и доставьте сюда, — сказал Боденштайн. — Я хочу поговорить с ним еще сегодня.
— Все-таки розыск? — переспросил Остерманн, когда Боденштайн положил трубку.
— Конечно, — ответил тот и повернулся, чтобы уйти. — И чтобы никто из вас сегодня не уходил домой, предварительно не поставив меня в известность.
Томас Риттер устало смотрел на предварительный вариант рукописи. После четырнадцати часов работы, которая была прервана только приходом полицейских и Катарины, и двух пачек «Мальборо» он сделал это! Триста девяносто страниц грязной правды о семье Кальтензее и ее скрытых преступлениях! Эта книга была чистой сенсацией; она вконец погубит Веру возможно, даже приведет ее в тюремную камеру. Томас чувствовал себя совершенно изнуренным и одновременно пребывал в каком-то веселом расположении духа, как будто нанюхался кокаина. Сохранив файл, он дополнительно, подчиняясь какому-то импульсу, записал его на компакт-диск. Порывшись в своей папке, нашел маленькую аудиокассету и сунул ее вместе с диском в специальный, подбитый мягким материалом конверт, который подписал маркером «Эддинг». Это была мера предосторожности на тот случай, если они опять будут ему угрожать. Наконец Риттер выключил свой лэптоп, сунул его под мышку и встал.
— Чтоб тебя больше никогда не видеть, проклятый офис, — пробормотал он и даже не обернулся, выходя за дверь. — Только домой и под душ, ничего больше!
Катарина, правда, ждала его еще сегодня вечером, но он, пожалуй, сможет это отложить. У него не было больше желания говорить о рукописи, о шансах продажи, о маркетинговых стратегиях и его долгах. И еще меньше у него было желания заниматься с ней сексом. К своему собственному удивлению, он искренне радовался встрече с Марлен. Еще несколько недель назад Томас обещал ей романтический вечер вдвоем, уютный ужин в хорошем ресторане, после этого травяной ликер в баре и, наконец, прекрасную ночь любви.
— У тебя такая довольная улыбка, — заметила Сина, дама в приемной, когда он проходил мимо ее стола. — Что случилось?
— Радуюсь завершению рабочего дня, — ответил Риттер. Вдруг у него возникла идея. Он подал ей только что подписанный конверт. — Будь добра, сохрани это для меня.
— Хорошо. Сохраню. — Сина сунула конверт в свою сумку — имитацию «Луи Вюиттон» — и заговорщицки ему подмигнула. — Приятного вечера… — В дверь позвонили. — Ну, наконец-то. — Она нажала кнопку деблокировки двери. — Это, наверное, курьер с пробными оттисками. Он сегодня не торопится.
Риттер подмигнул в ответ и отошел в сторону, чтобы пропустить курьера. Но вместо него в комнату вошел бородатый мужчина в темном костюме. Он остановился перед Риттером и быстро взглянул на него.
— Вы доктор Томас Риттер?
— А кто вы? — переспросил тот недоверчиво.
— Если это вы, то у меня для вас пакет, — ответил бородач. — От фрау Эрманн. Но я должен передать его вам лично.
— Вот как, — Томас воспринял это скептически. Правда, Катарина всегда любила сюрпризы. Она добилась своей цели и послала ему какую-нибудь сексуальную игрушку для создания нужного настроения в предвкушении запланированного ею вечера. — А где пакет?
— Если вы минуту подождете, я его принесу. Он у меня в машине.
— Нет, в этом нет необходимости. Я все равно иду вниз.
Риттер махнул Сине на прощание и последовал за мужчиной на лестницу. Он был рад, что смог уйти сегодня из офиса еще засветло, хотя должен был с неохотой признаться себе, что автофургон на парковочной площадке и дурацкое замечание этой несимпатичной блондинистой тетки из полиции нагнали на него страху. Но теперь он передаст рукопись на ответственность издательства, и как только она будет напечатана, они могут идти со своими угрозами куда подальше. Риттер кивнул мужчине, когда тот вежливо придержал для него дверь. Внезапно он почувствовал какой-то укол сбоку в шею.
— Ой! — вскрикнул Томас и уронил сумку с лэптопом.
Он почувствовал, как ноги под ним ослабели, будто стали резиновыми. Прямо перед ним остановился черный автофургон, из боковой двери выпрыгнули двое мужчин и схватили его за руки. Его грубо затолкнули внутрь машины, боковая дверь захлопнулась, и наступила непроглядная тьма. Затем зажглось внутреннее освещение, но Томасу никак не удавалось поднять голову. Из уголка рта у него стекала слюна, перед глазами все плыло, а внутри поднималась волна страха. Потом он потерял сознание.
Четверг, 10 мая 2007 года
Пия стояла, зябко поеживаясь, рядом с оперативной полицейской машиной службы обеспечения сохранности следов и зевала, пока не щелкнули ее челюстные суставы. Было холодно и неуютно, забрезжившее майское утро походило на ноябрьский день. Вчера вечером она ушла из офиса только в половине двенадцатого. Друг за другом прибыли Бенке, Фахингер и Хассе, выпили по стаканчику иссиня-черного кофе, который им налил из термоса руководитель оперативной группы. Было четверть седьмого, когда наконец появился Боденштайн, небритый и явно невыспавшийся. Полицейские в гражданской одежде столпились вокруг него для последнего обсуждения ситуации. Все они имели уже достаточный опыт в проведении домашних обысков, чтобы знать, что надо делать. Окурки были растоптаны, остатки кофе вылиты в кустарник рядом с заправочной станцией «АРАЛ», у которой они собирались. Пия оставила свой автомобиль и села в машину к Боденштайну. Он был бледным и, казалось, напряженным. Следом за «БМВ» Боденштайна вниз по улице, к фирме Новака, подъехал конвойный автомобиль с полицейскими.
— Вчера вечером мне позвонила дама из приемной в редакции Риттера и оставила сообщение на «голосовую почту», — сказал Боденштайн. — Я его только что прослушал. Риттер ушел вчера из офиса около половины седьмого, а она осталась еще ждать курьера. Он пошел вниз вместе с мужчиной, который должен был передать ему пакет от фрау Эрманн. Когда она потом в половине восьмого вышла из офиса, автомобиль Риттера одиноко стоял на парковочной площадке.
— Туда. — Пия указала направо. — Это странно.
— Разумеется.
— Как прошла вчера встреча с Юттой Кальтензее? Вы узнали еще что-нибудь интересное? — Она с удивлением отметила, как у Боденштайна напряглись челюстные мышцы.
— Нет. Ничего особенного. Потерянное время, — лаконично ответил шеф. Он вздохнул, остановился на обочине в нескольких метрах от здания фирмы Новака и мрачно сказал: — Бог мой, избави меня от того дня, с которого она преследует меня по пятам. Я сделал огромную глупость. Действительно не знаю, как это могло произойти, но по дороге к автомобилю она внезапно… ну, да… повела себя безнравственно.
— Что вы сказали? — Пия скептически посмотрела на своего шефа, потом рассмеялась. — Вы хотите подурачить меня?
— Нет. Это правда. Я всеми силами пытался ей противостоять…
— Вам это удалось или нет?
Боденштайн избегал смотреть на нее.
— Увы, нет, — признался он.
Пия размышляла, как бы поделикатнее сформулировать следующий вопрос, чтобы не обидеть шефа.
— Вы случайно не оставили на ней ваши следы ДНК? — спросила она осторожно.
Боденштайн не засмеялся и ответил не сразу.
— Боюсь, что оставил, — сказал он и вышел из машины.
Кристина Новак была уже или все еще одета, когда Боденштайн предъявил ей постановление на обыск. У нее были глубокие круги под покрасневшими глазами. Она с апатией наблюдала, как полицейские вошли в квартиру на первом этаже и начали свою работу. Оба ее сына с испуганными лицами сидели в пижамах в кухне, а младший плакал.
— Вы что-нибудь слышали о моем муже? — тихо спросила она.
Пие было очень сложно сконцентрироваться на работе. Она все еще была в полной растерянности от признания Боденштайна. Когда фрау Новак повторила свой вопрос, Кирххоф пришла в себя.
