Клер Макинтош - Личный мотив
Натали покачала головой.
— Ее зовут Мария Уолкер. Мы поддержали ее уход от Петерсена после шести лет систематических издевательств с его стороны. Она выдвинула против него обвинение, но он тогда соскочил. Запретительный судебный приказ был выдан гражданским судом и до сих пор в силе.
— А до Марии что-то было?
— С партнершами — нет, но десять лет назад он получил предупреждение по поводу простого нападения. На свою мать.
Рей почувствовал привкус желчи во рту.
— Мы думаем, что Петерсен женат на женщине, участвовавшей в деле о наезде на Джейкоба Джордана, — сказал он.
Натали встала и направилась к стене, сплошь занятой металлическими шкафами картотек. Она выдвинула один из ящиков и начала перебирать его содержимое.
— Вот, — сказала она. — Это все, что у нас есть на Дженнифер и Иена Петерсенов, и чтение это, честно говоря, не из самых приятных.
45
Выставки, которые ты проводила, были нудными. Места проведения были разные: переоборудованные склады, студии, мастерские. Но люди — всегда одни и те же: шумно веселящиеся либералы в цветистых шейных платках. Женщины — грубые и самоуверенные; мужчины — вялые подкаблучники. Даже вину там не хватало индивидуальности.
В течение недели выставки в ноябре тебе было особенно тяжело. За три дня до этого я помог перевезти туда твои работы, и весь остаток недели ты проводила там, готовясь к открытию.
— Сколько времени может уйти на то, чтобы расставить несколько скульптур? — спросил я, когда ты вторую ночь подряд пришла домой очень поздно.
— Мы рассказываем там свою историю, — ответила ты. — Посетители двигаются по залу от одной скульптуры к другой, и важно, чтобы все экспонаты правильно говорили с ними.
Я рассмеялся.
— Ты только себя послушай! Какая чушь! Просто убедись, что ярлык с ценой выглядит красиво и хорошо читается, вот и все дела.
— Ты не обязан туда идти, если не хочешь.
— Так ты не хочешь, чтобы я пришел?
Я подозрительно взглянул на тебя. Глаза у тебя блестели чуть ярче обычного, а подбородок был поднят чуть более вызывающе. И я задумался, что вызвало в тебе такую joie de vivre[16].
— Просто не хочу, чтобы ты там скучал. Мы это перенесем.
Вот оно в чем дело: в твоих глазах мелькнула непонятная тень.
— Мы? — переспросил я, приподняв бровь.
Ты растерялась и, отвернувшись, сделала вид, что занялась мытьем посуды.
— Филип. С выставки. Он у нас куратор.
Ты начала вытирать внутреннюю поверхность кастрюли, которую я поставил отмокать. Я встал у тебя за спиной и прижал тебя к мойке так, что мои губы оказались на уровне твоего уха.
— О, так он у нас куратор, да? Именно так ты к нему обращаешься, когда он трахает тебя?
— Ничего такого и близко нет, — сказала ты.
Со времени начала беременности у тебя появился какой-то особый тон, когда я говорил с тобой. Он был чрезмерно спокойным, таким голосом ты могла бы говорить с капризничающим ребенком или с психически больным. Мне это очень не нравилось. Я немного отодвинулся, а когда ты выдохнула, резко толкнул тебя вперед. По звуку, который ты издала, было понятно, что у тебя перехватило дыхание, и ты двумя руками уперлась в край мойки, чтобы снова вдохнуть.
— Так ты не трахаешься с Филипом?
Я выплевывал эти слова тебе в затылок.
— Я вообще ни с кем не трахаюсь.
— Что ж, со мной ты и вправду не трахаешься, — сказал я, — в последнее время, по крайней мере.
Я почувствовал, как ты напряглась, и знал: ты ждешь, что я сейчас засуну руку тебе между ног, ты даже хочешь этого. Мне было почти жаль разочаровывать тебя, но к тому времени твой тощий зад меня уже не привлекал.
В день открытия выставки я был в спальне, когда ты поднялась наверх, чтобы переодеться. Увидев меня, ты остановилась в нерешительности.
— Все это я уже много раз видел раньше, — сказал я.
Найдя чистую сорочку, я повесил ее на дверцу шкафа, а ты разложила свою одежду на кровати. Я следил за тем, как ты сняла спортивные брюки, а футболку с длинными рукавами сложила, оставив ее на завтра. На тебе был белый лифчик и такие же трусики, и я подумал, что, может быть, ты специально выбрала этот цвет для контраста с синяком на бедре. Отек был еще заметен, и, садясь на кровать, ты поморщилась, как будто специально стараясь привлечь к этому мое внимание. Ты надела широкие холщевые брюки и мешковатую блузку из той же ткани, которая болталась на твоих тощих плечах, как на вешалке. Я выбрал для тебя ожерелье с большими зелеными бусинами, которое висело на ювелирном дереве у тебя на туалетном столике.
— Помочь тебе его надеть?
Ты заколебалась, но потом села на маленькую скамеечку перед зеркалом. Я держал бусы перед твоим лицом, а ты подняла волосы, чтобы они не мешали. Я соединил руки на твоем затылке и, на мгновение сдавив ожерельем горло, почувствовал, как ты напряглась. Я рассмеялся и ослабил давление.
— Прекрасно, — сказал я. Нагнувшись, я посмотрел в зеркало на твое отражение. — Постарайся не выглядеть сегодня дурочкой, Дженнифер. Ты вечно унижаешь себя, слишком много выпив и лебезя перед гостями.
Я выпрямился и надел сорочку, подобрав к ней бледно-розовый галстук, затем накинул пиджак и, посмотрев на себя в зеркало, остался доволен.
— Ты можешь сесть за руль, — сказал я, — поскольку не будешь пить.
Я несколько раз предлагал купить тебе новую машину, но ты настояла на том, чтобы оставить твою старенькую потрепанную «фиесту». Я старался садиться в нее как можно реже, но не собирался доверять тебе свою «ауди» после того, как ты сделала на ней вмятину, пытаясь припарковаться. Поэтому я сел на пассажирское сиденье, позволив тебе отвезти меня на выставку.
К моменту нашего приезда вокруг бара уже собрался народ, а когда мы шли через зал, послышался одобрительный гул. Кто-то захлопал, другие подхватили, но людей было слишком мало для полноценных аплодисментов, так что звук этот вызывал скорее смущение и замешательство.
Ты протянула мне бокал шампанского, второй взяла для себя. К нам направился мужчина с волнистыми темными волосами, и по тому, как загорелись твои глаза, я догадался, что это был Филип.
— Дженна!
Он расцеловал тебя в обе щеки, а ты на миг прикоснулась к его руке, наверное, думая, что я этого не замечу. Движение было таким коротким, что его можно было бы принять за случайность. Но я-то знал, что это не так.
Ты представила нас, и Филип пожал мне руку.
— Вы, должно быть, очень гордитесь ею.
— Моя жена чрезвычайно талантлива, — сказал я. — И я, разумеется, ею горжусь.
Наступила пауза, прежде чем Филип заговорил снова.
— Мне очень жаль, но я вынужден украсть у вас Дженну, поскольку должен ее кое-кому здесь представить. К ее работам есть большой интерес, и… — Он умолк и, подмигнув мне, выразительно потер большим пальцем об указательный.
— Я далек от того, чтобы вставать на пути возможных будущих продаж, — сказал я.
Я следил, как вы вдвоем шли через комнату. Рука Филипа все время лежала у тебя на талии, и тогда я понял, что у вас роман. Не помню, как я провел оставшееся время выставки, но я не сводил с тебя глаз. Когда шампанское закончилось, я стал пить вино и уже не отходил от бара, чтобы каждый раз к нему не возвращаться. И при этом я все время следил за тобой. На твоем лице была улыбка, какой я давно уже не видел, и передо мной ненадолго возникла та веселая девушка, которую я много лет назад встретил в студенческом центре с друзьями. Больше ты, похоже, так никогда уже не смеялась.
Моя бутылка была пуста, и я попросил еще одну. Бармены за стойкой переглянулись, но сделали, как я сказал. Люди начали расходиться. Я видел, как ты прощаешься с ними — с одними целуешься, другим жмешь руку. Но ни с кем ты не была так сердечна, как со своим куратором. Когда из посетителей осталось всего несколько человек, я подошел к тебе.
— Нам пора идти.
Было видно, что ты чувствуешь себя неловко.
— Я пока не могу уйти, Иен, здесь еще люди. И я должна помочь все убрать.
— Дженна, все в порядке, — вмешался Филип. — Бедняга Иен почти не видел тебя все это время и, вероятно, хочет должным образом отпраздновать с тобой этот успех. Я могу все здесь закончить сам, а за своими работами ты приедешь завтра. Это был действительно большой успех. Молодец!
Он поцеловал тебя в щеку, теперь уже только раз, но ярость внутри меня грозила выплеснуться через край, и я просто не мог говорить.
Ты кивнула. Мне показалось, что Филип тебя разочаровал: может быть, ты надеялась, что он попросит тебя остаться? Отошлет меня домой, а тебя оставит здесь? Я взял твою руку, пока ты продолжала говорить с ним, и сжал ее. Я знал, что ты не издашь ни звука, и постепенно сжимал ее все сильнее и сильнее, пока хрящи твоей ладони не стали выскальзывать из моих пальцев.
