Сигнал - Максим Шаттам
Когда она вышла на воздух через полчаса, она увидела, что к углям подбросили новых веток и дров. Большинство гостей собрались здесь и грелись вокруг огромного костра, который быстро разгорался, и его пламя, казалось, доставало до звезд. Круг гостей, освещенных огнем, был похож на секту, подумала Джемма. Они говорили вполголоса, как будто служили скорбную панихиду, или смотрели на костер, погруженные в задумчивое, полумистическое созерцание.
Душераздирающий вой донесся из леса, вопль звериной боли и отчаяния. Почти человеческий вопль.
Затем кусты задвигались, и из зарослей появились очертания собаки. Пес бежал, чуть не задыхаясь, виляя между редкими группами людей, которые не стояли у костра.
Джемма едва успела узнать Смауга, когда толпа расступилась перед ним. Она за несколько секунд поняла, что сейчас произойдет. Она протянула руку, будто могла на таком расстоянии что-то изменить. Она открыла рот, чтобы предупредить людей криком, но не издала ни звука. Было уже слишком поздно. Потом она признавала, что никто бы не успел помешать тому, что случилось. Все произошло очень быстро. И Смауг мчался с такой решительностью, что остановить его было невозможно.
Она увидела, как пес ринулся в огонь.
Не мимо костра, а в самый его центр. Он намеренно вбежал на самые раскаленные угли.
Пес ворвался в огонь, взметнув сноп искр, и застонал. Длинные леденящие кровь стоны едва не разрывали барабанные перепонки. Никто никогда не смог забыть эти вопли боли… и безумия. Крики были почти так же чудовищны, как зрелище собаки, на которой мгновенно вспыхнула шерсть, и кожа покрылась волдырями и загорелась, заключая собаку в круг пламени и делая невозможной любую попытку вызволить ее из огня. Собачий вой будто взывал о помощи, погруженный в безумие. Кожа стала лопаться, и крик вскоре прекратился.
В воцарившейся тишине все почувствовали худшее.
Запах жареной плоти. Почти неотличимый от запаха мяса, которым они только что угощались. Почти аппетитный.
29
Спенсеры были совершенно разбиты.
Словно выбили землю из-под ног. Каждый чувствовал себя крайне подавленным. У них было ощущение катастрофы, разделяющей жизнь на до и после и погружающей сознание в бездну горя, так что тело продолжает жить отрешенно и безразлично, будто по инерции. Пробуждение было трудным. К счастью, Том накануне лег только после того, как убрал обугленный труп Смауга и с помощью Роя Макдэрмотта очистил место, где был костер. Остался только покрытый копотью круг посреди лужайки. Том все испробовал, пытаясь от него избавиться, но ничего не помогло, и так и остался зловещий след, впечатанный глубоко в землю.
Оливия принесла бургеры и молочные коктейли со вкусами, которые любили мальчики, но они едва притронулись к угощению. Чад почти никогда не плакал, даже от боли. Сердце Оливии разбивалось при виде сына, который все утро провел, закрыв лицо руками и всхлипывая. Оливия спрашивала себя, как они смогут прожить этот день, когда в дверях кухни появилась Джемма. Оливия тут же почувствовала вину за то, что не думает о боли Джеммы. Смауг был собакой, а Джемма – человек. Если сравнивать, то произошедшее с девушкой – дело куда более серьезное. Но обстоятельства гибели лабрадора невозможно было выкинуть из головы. Никогда еще никто не слышал ни о чем столь же чудовищном. Собака, которая кончает с собой. Ведь это именно то, что произошло. Смауг пробежал сквозь толпу, чтобы броситься в огонь. Он не пытался перемахнуть через костер и не отпрыгнул, как только его шерсть загорелась, он оставался в огне намеренно. Вопя от боли, он оставался в пламени, пока не сгорел.
Где это видано, чтобы собаки так поступали? Ну что за дурень! Подвергнуть нас всех этому ужасу! Оливия снова рассердилась на себя. Бедный зверь сам испытал невероятные мучения. Должно было быть какое-то объяснение случившемуся. Может быть, у него был рак, а они не знали? И он решил разом со всем покончить… Собаки умеют страдать молча, так что хозяева ни о чем не подозревают. И все же эта версия казалась Оливии неправдоподобной. Она пыталась понять, что нашло на Смауга. Он всего пугался в первые дни по приезде – настоящая городская собака. Первый же встреченный енот привел его в ужас. Возможно, что-то в лесу напугало его настолько, что он совсем обезумел? Знал ли он, что делает? Оливия не находила ответов на все эти вопросы, но ее рациональный ум требовал объяснения и без конца порождал разнообразные гипотезы, которые, как она прекрасно знала, нельзя было ни доказать, ни опровергнуть. И, в конце концов, это было самым невыносимым.
Она снова посмотрела на Джемму, игравшую с малышкой Зоуи.
Ужасающее впечатление от вчерашнего происшествия не заставило ее забыть о том, что с ней случилось.
Оливия убедилась, что Том недалеко и сможет присмотреть за мальчиками и за малышкой, и сделала знак Джемме следовать за ней.
– Я хорошенько подумала, – сказала она не терпящим возражений тоном. – Я хочу, чтобы ты дала мне адрес Дерека Кокса.
– Оливия, не думаю, что это будет…
– Мне нужен не только адрес, ты должна будешь пойти со мной.
* * *
Коннор зашел к Спенсерам в середине дня и застал друзей молча сидящими на ступеньках дома. Кори рассказал ему, что случилось, и у Чада на глазах снова показались слезы. Оуэн никогда не видел двоюродного брата в таком состоянии. Он ничего не говорил и почти не отвечал на вопросы, только плакал или смотрел в окно с отсутствующим видом.
– Подъем, мы идем прогуляться, – скомандовал Коннор.
– Не уверен, что хочу гулять, – ответил Оуэн без энтузиазма.
– Это важно, давайте. Нам надо поговорить.
Оуэн знал, что Коннор имеет в виду. Трагическое происшествие с собакой было лишь завершением дня, и без того наполненного отвратительными событиями. Встреча с пугалом, конечно, которое на этот раз увидели они все, но особенно – смерть Дуэйна Тейлора. Все произошло на их глазах, но никто не обронил на эту тему ни слова. Это совершенно секретно. Форт Нокс. До новых распоряжений, по крайней мере. И Коннор
