Елена Гайворонская - Пепел звезд
«К-к-к»… Какой же противный звук у двери этого кабинета…
Фролов нажал клавишу. Изображение погасло.
Вошел маленький Селезнев в новой рубашке с модным остроконечным воротом, щегольских штиблетах со скошенными мысками и неизменным носовым платком.
– Здорово, – сказал Фролов. – Вроде, весна на дворе, а у тебя все насморк.
– Аллергия, – поведал Селезнев. – Слушай, Юр, я вот по какому делу… Ты отдай мне досье на Гриневича-Громову.
– Зачем?
Селезнев вернулся к двери, повернул ключ в замке и, оперевшись костяшками сжатых в кулаки пальцев о компьютерный стол Фролова, привстав на мысочки, веско проговорил:
– Не стоит трогать этих людей.
– Что?! – Фролов медленно поднимался со стула. По сравнению с маленьким Селезневым он выглядел гигантом. – Ты понимаешь, что говоришь?! Они преступники, бандиты, их место за решеткой, и я намерен туда их упрятать!
– Подожди, Юра, не горячись – Селезнев медленно прошелся по кабинету. – От нас с тобой мало, что зависит. Там, – он показал большим пальцем на потолок, – никогда не дадут хода этому делу.
– Будут доказательства, дадут. Я не намерен, как собака, ждать свистка сверху.
– Юра, к чему нам неприятности? – Селезнев потряс в воздухе сложенными ладошками. Поверь мне, в лучшем случае, твое досье просто потеряют.
– А в худшем?
– К чему сразу о плохом? Эти люди могущественны и богаты, понимаешь? За ма-алюсенькую дискетку они заплатят бо-ольшие деньги. Не нам, так кому-то другому. Так почему бы не нам? Сколько ты имеешь в месяц?
– Та-ак… – неестественно спокойно проговорил Фролов. И вдруг, одним прыжком очутившись возле приятеля, сгреб его за остроконечный ворот и принялся методично трясти. – Значит, вот кто стукач. А я-то думаю, голову ломаю, откуда у бандитов такая осведомленность о наших рейдах?! С кем ты «сотрудничаешь», кто тебе платит, говори: Гриневич? Громова?! Кто?!
– Отпусти! – прохрипел Селезнев.
Высвободившись из нежных объятий коллеги, он вновь шумно высморкался.
– Дурак ты, Юрка. Я с тобой по-дружески… А если ты дашь этому делу ход, будет по-другому. Там, – он молитвенно поднял глаза к потолку, – ставки гораздо выше. Знаешь пословицу «О мертвых или хорошо, или – никак». Так вот, здесь наоборот – покойник стерпит. А живых лучше не трогать… Слышал, какая у Громовой кличка? Черная вдова. Она самая умная, хитрая и жестокая баба, какую я когда-либо видел. Ее покойный муженек по сравнению с ней – ангел. Махровые уголовники перед ней пасуют. Это именно она развязала новый передел. Рассказать, как они с Гриневичем получили свой кусок города? Просто поставили в компьютер маленькую дискетку. А на ней, – глаза Селезнева сузились, лицо стало каменным, голос вкрадчивым, – списочек: имен, фамилий, адресов… Родителей, детишек, братьев, сестер, жен, любовниц… Всех присутствовавших. Понимаешь? Человеческая жизнь – тьфу. Для нее и ее отморозков-камикадзе нет ничего святого, лишь власть и деньги, деньги и власть.
Фролов заглянул в желтые точечки-глаза Селезнева и понял, что тот не лжет. На душе почему-то сделалось тоскливо.
– Ты хорошо осведомлен.
– Работа такая, – коллега растянул губы в фальшивой улыбке.
– Я ничего и никого не боюсь, – сказал Фролов.
– Но у тебя старая мать, – возразил Селезнев. – Да и голову свою чего ради подставлять под пули? Не Громова – еще кто-то появится. Свято место пусто не бывает.
– А нельзя ли устранить само место? Разве это не наша работа?
Селезнев развел руками. Лицо его стало беспомощным.
– Мы лишь мелкие сошки. Поверь, я бы и сам их с удовольствием упрятал. Но ТАМ, – он снова поднял глаза к потолку, – считают иначе. Так что, – обезоруживающе улыбаясь, он покровительственно похлопал Фролова по плечу, – отдай мне досье… И можешь назвать свою цену.
– Она слишком высока.
– Сколько? – он вытащил платок и принялся сморкаться, считая неприятный разговор оконченным.
Фролов включил компьютер. Изуродованные тела во весь монитор.
– Вот она. Можешь вернуть им жизнь?
Селезнев вздрогнул, прекратил сморкаться и, медленно сложив платок, бережно убрал в карман.
– Я думал, мы поняли друг друга… – В его голосе прорезались зловещие нотки.
Фролов покачал головой.
– Значит, не отдашь?
– Нет.
– А если я прикажу? Как старший по званию.
Фролов молча вытащил дискету из компьютера, сгреб лежащие на столе бумаги, сунул во внутренний карман, отпер дверь.
– Ты куда? – Селезневу не понравился странный блеск в глазах коллеги.
Все так же молча он кивнул на потолок.
Когда дверь за Фроловым затворилась, на лице Селезнева появился злобный оскал.
– Дурак, – процедил он сквозь реденькие зубы и, сняв трубку внутреннего аппарата, принялся набирать номер.
Спустя полчаса капитан Юрий Фролов вернулся в кабинет. Сложил бумаги, дискеты, ручку и желтую чашку в спортивную сумку и, не оглядываясь, оставив дверь нараспашку, решительно шагнул в гудящий московский май.
– Димка! – закричала Лена с порога, – Димочка! Поздравь, меня восстановили! Я снова студентка!
Третий курс Ленинского пединститута, отделения психологии! Ты чего такой… – она осеклась, вглядываясь в его пасмурное лицо.
– Вот, – он протянул несколько бумажных листов с гербовыми печатями. – Тебе факс пришел.
Текст был на двух языках. Лена читала вслух:
«Парижский Дом Моделей Клода Монтана… поздравляет с благополучным исходом событий… выражает надежду на дальнейшее сотрудничество… Контракт прилагается… Двадцать пять миллионов французских франков годовых…»
– Удвоили, – упавшим голосом произнесла Лена.
Дмитрий вышел на кухню. Взял пачку «Мальборо».
– Ты же бросил…
Он закурил. Затем проговорил тихо, делая паузы, так как каждое слово давалось с трудом:
– Если для тебя это важно, поезжай. Ничего не изменится в наших отношениях. Я буду тебя ждать…
Лена шагнула к нему. В глазах опрокинулось купающееся в молодой листве солнце.
– Для меня сейчас важно только одно – через неделю наша свадьба, – она улыбнулась так, как ни разу не улыбалась ни для «ВОГа», ни для Монтана. Ослепительно. Счастливо. – Я сделала выбор. Хороший психолог ничуть не менее важен, чем манекенщица или модель. Когда-нибудь это поймут и остальные. И, может, тогда Ник Португал не повторится…
Лена вытащила сигарету из пальцев Дмитрия и осторожно поднесла к бумажному краю листа. Затем опустила контракт в пепельницу. Обнявшись, они смотрели, как, кукожась, опадает, превращается в серый пепел погасшая звезда. А потом распахнули окно и растворились в возбуждающем аромате жасмина, вечерних соловьиных трелях и нежно-розовом закате, напоминавшем о погожем завтрашнем дне.
Черный кортеж из пяти надменных иномарок с бронированным «шестисотым» по центру подъехал к шлагбауму коттеджного поселка. Высокий рыжеволосый широкоплечий парень с неровным шрамом через левую щеку, в вытертой «джинсе», поднял руку. Недоуменно моргнув фарами, «Мерс» выехал из ряда, остановился. Замер и весь кортеж. Темное стекло бесшумно опустилось.
– В чем дело, капитан? Мы нарушили правила или похожи на такси?
Тонко очерченные губы сероглазой брюнетки сложились в ироничную улыбку. Помимо воли, Фролов почувствовал, как что-то ухнуло внутри и разозлился еще больше.
– Какой у вас эскорт, мадам. Как у президента. А ножками слабо прогуляться? Насколько я помню, они у вас красивые.
Черные ниточки-брови картинно приподнялись. Усмехнувшись, она открыла дверь, продемонстрировав и впрямь безупречно-округлое нежно-бронзовое колено. Когда она стояла рядом, то едва доходила ему до плеча. Уверенный, жесткий взгляд. Маленькие руки – в карманах строгого черного пиджака.
– Пройдемтесь, – предложил он.
Она молча пожала плечами. Походка твердая, властная.
– Почему вы держите руки в карманах? Потому, что они в крови? Мадам «Черная вдова»…
– Что?! – она моментально собралась в клубок, подобно змее, готовой к броску. Потемневшие глаза сузились, уголок рта дернулся.
– Не понимаю, о чем вы.
– Брось. Все ты понимаешь. На мне нет «жучков», гляди, – усмехнувшись сквозь стиснутые зубы, он ернически расстегнул рубашку. – Твои псы могут меня обыскать, оружия тоже нет. Я лишь хочу спросить, зачем тебе все это? Как молодая женщина может так хладнокровно убивать?
– Я никого не убила. Что за бред?
– Не ты лично, но по твоей команде, за твои грязные деньги, которые муженек твой сколотил на торговле наркотиками и оружием?! Черт с ним, он получил свое, но ты – ты зачем ввязалась в это дерьмо?
– Заткнись! – прошипела она, с вызовом выплевывая слова ему в лицо. – Не тебе меня осуждать, Фролов. Ты сам убивал!
Он едва сдержался, чтобы не влепить ей затрещину, как мужику, потому, что она ударила первой. И – ниже пояса. Не рукой, но словами, хлестнувшими сильнее взрывной волны, как повторяющийся ночной кошмар.
