Наталья Борохова - Предсказание для адвоката
– К чему такая спешка? Андрей Сергеевич не вернется раньше полуночи. Все остальные домочадцы тоже разбежались. Так что некому ложиться вдоль порога. Вы свободны как птица.
– Твоя правда, Ян. Давай тогда присядем на дорожку.
Она вошла в кабинет. Сполохи огня играли за каминной решеткой. Комната была полна ими, даже стены приобрели густой теплый цвет. Дубровская села в кресло и подумала: как странно, что эту комнату она видит, должно быть, в последний раз. Здесь они проводили бессчетные часы с Андреем, закрывшись, как заговорщики, прячась от назойливого внимания маменьки. Они отключали телефон и подолгу говорили обо всем на свете. Это было совсем недавно. Это было давно…
Ян подбросил чурки в огонь. Пламя принялось радостно их облизывать, наполняя комнату ярким свечением и треском.
– Вы ничего не забыли, Елизавета Германовна? – спросил он. – Вряд ли вам захочется сюда вернуться.
– Вроде бы я взяла все самое необходимое.
– А кассету? Ту кассету, о которой вы вчера говорили?
– Ах, да! – спохватилась Лиза. – Она лежит в нижнем ящике стола, под кипой бумаг.
Ян достал черную коробочку:
– Это она?
Лиза кивнула.
– Так это и есть та самая кассета, из-за которой произошло убийство вашей знакомой?
– Да. Она и есть. Давай я уложу ее в сумку.
Ян вертел в руках коробку.
– Надо же, с виду обычная вещь. А сколько из-за нее произошло неприятностей. Вот взять ее и бросить в огонь – тогда и делу точка!
– Не вздумай, – всполошилась вдруг Лиза. – Эта кассета – главное вещественное доказательство. Ее нужно хранить как зеницу ока.
– Тогда оставьте ее мне, – предложил Ян.
– Нет, извини. Она будет храниться у меня. Понимаешь, это не от недоверия. Просто так мне будет спокойнее.
– Понимаю, – он взглянул на Дубровскую. – А вы отгадали, чей палец изображен там, на переднем плане?
– Догадалась, – ответила она с неохотой.
– Хотите, отгадаю и я? – задал он неожиданный вопрос.
– В этом нет необходимости, – начала она, но вдруг остановилась. – Но тебе откуда известно про палец? Ты ведь не смотрел кассету.
Ян улыбнулся, но его хорошее настроение не передалось Елизавете. Она смотрела на него, пытаясь свести концы с концами в своих рассуждениях. Однако это ей не удавалось.
– Бедная моя Елизавета Германовна, – произнес он, качая головой. – И чего вам только не хватало для счастья? Дом – полная чаша. Муж – богат, красив и молод. Нет, этого вам стало мало. Вы начали расследование. И куда оно вас привело? Так чей палец случайно попал в камеру?
Дубровская смотрела на него во все глаза. Он рассмеялся.
– Мой, Елизавета Германовна! Не верите?
– Не нужно так шутить, – с трудом проговорила Лиза. – К чему весь этот спектакль?
– А почему вы решили, что я шучу? Разве я похож на клоуна?
В его голосе зазвучали металлические нотки. Он подошел к ней и сунул ей под нос руку.
– Смотри! Вот он, еле заметный шрам на большом пальце. А вот и кольцо.
Он надел золотой обруч на палец, и бриллиант заиграл на свету всеми своими гранями.
– Не узнаешь, госпожа ищейка?
– Это тот перстень. Из фильма, – проговорила Лиза. – Но откуда он у тебя?
– Слабо соображаешь, – скривил губы Ян. – Если палец и перстень принадлежат мне, стало быть, это я – режиссер фильма.
– Режиссер? – пробормотала Лиза. – Какой же ты режиссер, ты – мой водитель.
Яна последнее замечание разозлило. Он сплюнул прямо на паркет.
– Водитель? Я? Да, мне пришлось заниматься этой холуйской работой. Но отныне этому конец. Я пресмыкался перед вами три месяца с единственной целью – найти и уничтожить кассету. Теперь она у меня в руках, – он гордо продемонстрировал Лизе черную коробку.
– Значит, это ты снимал «мокрое видео»? – наконец дошло до Дубровской. – Но зачем тебе это было нужно?
– Неужели не ясно? – Он смотрел на нее, как на слабоумную. – Деньги, детка. Всюду эти поганые деньги…
В юности Ян любил фотографировать. На снимках, как на полотне художника, можно было запечатлеть весь мир: нахохлившегося воробья на кухонной форточке, соседскую девчонку на велосипеде, сенокос в деревне. Мальчик умел находить неожиданный ракурс и превращать самый обычный снимок в шедевр. Взрослые поощряли его увлечение, а сам Ян настолько свыкся с собственным ремеслом, что, даже направляясь в булочную, брал с собой фотоаппарат. Позже, когда в обиход вошли видеокамеры, он без труда освоил новую технику. Теперь коробки с фильмами в его шкафу потеснили фотоальбомы. Яна увлекал не только сам процесс съемки, ему нравилось выстраивать сюжет. Знакомые ребята с готовностью подчинялись ему тогда, когда нужно было запечатлеть какое-нибудь событие: день рождения, свадьбу. Фильмы получались почти профессиональными, и у парня в кармане начали оседать небольшие суммы – вознаграждение за отлично выполненную работу.
Как-то раз, наблюдая с балкона собственного дома за потасовкой во дворе, Ян принял неожиданное решение. Он принес камеру и начал снимать процесс драки. Трое молодых людей наносили удары четвертому. Строго говоря, это и дракой назвать было невозможно. Самое настоящее избиение, перемежаемое невнятными претензиями и трехэтажным матом. Парни были настолько поглощены своим занятием, что даже не заметили кинолюбителя, притаившегося на балконе. Камера то наезжала, показывая лица злодеев крупным планом, то захватывала всю панораму побоища. Ян даже успел сменить место своего наблюдения. Тихонько выскользнув из подъезда, он спрятался за кустами, продолжая снимать. В конце концов молодые люди удалились прочь, оставив истекающую кровью жертву на асфальте. Ян нерешительно приблизился к месту происшествия, но, осознав, что лежащий парень не понимает того, что происходит вокруг, он позволил себе еще несколько минут съемки. Закончив, он как ни в чем не бывало поднялся к себе и вызвал «Скорую помощь».
Первым порывом Яна было стремление отдать заветную пленку милиции, но, просмотрев отснятый материал дома, он стал колебаться. Ну, во-первых, это был настоящий шедевр. Он сумел запечатлеть всю гамму человеческих чувств, начиная с выражения сомнения, ужаса и боли на лице жертвы, заканчивая проявлениями крайней злобы, агрессивности и нечеловеческой жестокости на лицах подонков. Они самозабвенно пинали распластанное на асфальте тело, не обращая внимания на крики боли, вырывающиеся у потерпевшего. Они действовали, как автоматы. На их лицах не отражалось и проблеска мысли, только тупая ненависть.
Вторым обстоятельством, смутившим Яна, были неизбежные вопросы, которые просто не могли не появиться у служителей правопорядка. К примеру, какого черта очевидец преступления торчал на балконе с камерой, а не бросился на помощь? Почему он не позвонил в милицию сразу же? И зачем нужно было смаковать результаты побоища во дворе: кровавую жижу, с бульканьем вырывающуюся из горла потерпевшего, залитые кровью глаза и ужасные хрипы?
Таким образом, прикинув возможные последствия обнародования кинопленки, Ян решил оставить все как есть. В конце концов он все-таки вызвал милицию и весьма сносно обозначил приметы преступников. Парень остался жив и даже выразил ему нечто вроде благодарности за своевременно оказанную помощь. А любительский фильм занял почетное место на полке, где простоял бы еще очень долго, если бы не один случай.
Как-то раз Ян осмелился показать кино своему знакомому, молодому человеку с весьма сомнительной репутацией. Тот, просмотрев фильм от начала до конца, эмоций не выдал, но сообщил Яну, что материал этот занятен и может принести дивиденды. Ян уже и думать забыл о разговоре, когда этот знакомый появился на его пороге вновь и попросил материал напрокат «показать одному непростому человеку». Кинолюбитель не посмел возразить, тем более в его кармане оказался весьма солидный денежный залог. Через два дня Яна пригласили на встречу в одно загородное кафе.
Человек, сидящий за крайним столиком, на Яна произвел неприятное впечатление. Он был в темных очках, а между тем в кафе царил полумрак. На каждом столике стояла свеча, но мужчина в очках потушил и ее, как будто еле тлеющий фитиль мог высветить какую-либо тщательно скрываемую тайну. Говорил он немного, но при этом слегка щелкал языком. Может, конечно, его мучил больной зуб, но Яна этот звук навел на ассоциацию с вампиром из одного американского фильма.
– Славно сработано, сынок, – произнес он. – Это я про фильм.
Ян молчал. Этот странный мужчина назвал его «сынком». Означало ли это большую разницу в годах, он так и не понял. Человек в очках был неопределенного возраста.
– Вот тебе гонорар, – сказал он, протянув белый конверт Яну. Тот заглянул внутрь. Сколько было там, он, конечно, не понял, но пачка выглядела внушительно.
– Дома пересчитаешь, – ухмыльнулся человек. – Поверь мне, это весьма достойная сумма. Залог, кстати, тоже можешь оставить себе.
