Наталия Левитина - Дилетант
Маша подавила судорожный всхлип. Первый раз ш нее так кричал мужчина. Мужчина, с которым она имела удачный контакт. Или ему не понравилось?
- Ты не можешь со мной так обращаться! За что?! - крикнула она в ответ.
Шведов понял, что он, мягко говоря, некорректен. Сволочь, в общем.
- Извини, - глухо отозвался он. - Я во всем виноват. Дал повод. Напоил тебя, соблазнил. Теперь ору. Как дикий.
- Орешь!
- Прости, Маша. Давай расстанемся по-хорошему. Пойми меня! Моя жена и ребенок неизвестно где, что с ними сейчас происходит? А я занимаюсь с тобой любовью в своем рабочем кабинете. Я себя ненавижу. И тебя заодно.
Маша долго и пронзительно изучала Шведова своим зеленым взглядом. Честно говоря, она не знала, что делать. Она привыкла затрачивать минимум усилий, чтобы заполучить желанного мужчину, - ей никто никогда не отказывал. Маша справедливо полагала, что отказаться от нее может только мужчина с гангреной этого самого органа - все остальные жарко целовали следы ее ног и просили многократного повторения. Менее красивые женщины располагали сотней хитрых уверток для длительного выслеживания и отлова дичи, Маша всегда брала товар прямо с конвейерной линии, в праздничной упаковке. А тут Шведов с его дурацкой верностью исчезнувшей Олесе.
Маша опустила голову и, миновав Игоря, покинула кабинет.
Игорь сел в кресло, секунду о чем-то думал, потом принялся за работу. Элла Михайловна принесла ему кофе.
- Какая чудная девушка эта Мария! - сказала она. - Вы не находите? Но ушла от вас расстроенная. Вы ее, случайно, не обидели?
Шведов задумчиво посмотрел на секретаршу и ничего не ответил.
Автомобиль остановился около Маши сразу, стоило только поднять руку.
- Подбросите? - заглянула в салон Маша и, не дожидаясь ответа, уселась на переднее сиденье. Если бы она двадцать лет на необитаемом острове под пальмой прождала корабль, а он проплыл мимо, и тогда у нее не было бы такого разочарованного вида.
Но собственник авто желал познакомиться. .
- Девушка, вы бы хоть посмотрели на меня! Маша не отрываясь глядела на дорогу. Вернее, внутрь себя.
- Зачем? - все же спросила она.
- Я как-никак оказываю вам услугу.
- Вот еще! - вспыхнула Маша. Но повернула голову влево. И замерла. Парень на водительском месте излучал голливудское обаяние. На нем были темные очки, не скрывавшие, впрочем, настойчивого взгляда, на щеках возникали и исчезали ямочки, улыбка сияла. Маша неуверенно улыбнулась. "Подавись своей Олесей!" - подумала она о Шведове.
- Никита Ильич Белкин, тридцать два года, врач диагностического центра, - представился по полной программе юноша. Он основательно фонил.
Маша чувствовала импульсы, посылаемые в ее сторону разгоряченным организмом Никиты. Она немного приободрилась.
- Я - Маша Майская, - сообщила она. - Журналистка.
- Майская? Как мило! - восхитился Никита.
- И ничего не мило, - зло огрызнулась Маша, но ее недовольство скорее относилось к Шведову, чем к новому знакомому. - Красиво!
- Я именно это и хотел вам сказать!
- Тогда ладно.
Врач диагностического центра был гораздо сговорчивее Шведова.
- Маша, вы явно чем-то расстроены.
- Угадали.
- Чем, если не секрет?
- Один самодовольный тип отказался заняться ее мной сексом.
Машу нельзя было упрекнуть в любви к туманным пейзажам. Она выражала свои мысли предельно ясно. Авто дернулось. Наверное, Никита был поражен кретинизмом самодовольного типа. Отказаться от секса с такой девушкой!
- Ему бы провериться у нас в центре, - сказал парень. - Наверное, с головой не в порядке.
- Вы правда так считаете?
- Да. Если бы вы предложили заняться любовью не ему, а мне, я бы кричал "да, да, да!!!" на весь Шлимовск.
- Предлагаю, - просто, сказала Маша. - Кричите.
- Вы серьезно? - изумился Никита. У него перехватило дыхание. Вот такая упрощенность отношений - как она привлекательна для мужчины. К сожалению, обычно за такое быстрое согласие приходится выкладывать круглую сумму. Или сразу же заплатить девушке (если она квалифицированная профессионалка), или потом заплатить за лечение (если она всеядная любительница).
Маша, как ни странно, была абсолютно здорова в гинекологическом плане и вовсе не собиралась требовать с врача-диагноста денег. Ей хотелось заглушить боль унижения и вновь почувствовать себя богиней, которую страстно хотят. У Никиты Ильича был сегодня один из самых удачных дней в жизни.
Неприкаянный Лео слонялся по пустой квартире. Маша никак не возвращалась. Она возникла на пороге только в одиннадцать вечера, и вид у нее был шикарный - смело на постер "Плейбоя". То есть одежда с развратной красавицы никуда не делась и вполне сносно прикрывала хозяйку. Но вот глаза! Маша предусмотрительно отвела их в сторону, чтобы Лео не полыхнул, как бензиновый факел.
Американец все понял. Его реакция была естественна для мужчины, но как-то не по-американски яростна. Короче говоря, Лео с размаху залепил Маше пощечину. Бесстыдница отлетела к стене, стукнулась головой о вешалку да к тому же попала под град щеток, зонтов и обувных ложек. Лео раскаялся раньше, чем Маша поняла, что произошло.
- I'm sorry, Masha, I'm sorry! Прости меня, прости, - заголосил он. И теперь это было вполне по-американски. Русский мужик еще бы и ногой добавил.
- Ну и денек! - сказала Маша, с трудом выбираясь из-под вешалки. Один отбрил, третий попытался убить.
- А второй? - спросил снизу Лео. Он пресмыкался в ногах у Маши, вымаливая прощение.
- Второй, - улыбнулась Маша. - Не скажу. А то ты мне, не дай Бог, череп разнесешь. А я еще не дописала статью.
Глава 52
Вадим и Валерка сидели перед телевизором и смотрели показ мод. Бесконечные вереницы тощих и длинных манекенщиц тянулись по подиуму. Каждая являлась обладательницей шикарного бюста, что при их худосочной комплекции казалось чудом природы. Эти круглые, идеальные возвышенности, которые или вовсе не были прикрыты одеждой (модная тенденция), или откровенно светились под прозрачной тканью, примиряли Вадима с кислыми физиономиями моделей. В девушек словно только что влили по стакану лимонного сока.
- Тебе нравятся эти бабы? - спросил Вадим подопечного.
Ребенок сидел у него на колене и шкрябал двумя нижними резцами красное яблоко. Два зуба - это все, чем он мог сразиться с фруктом.
Валерка внимательно посмотрел в телевизор, но ничего не ответил. Он еще плохо разбирался в женских бюстах (знаком был пока только с одним Олесиным). Яблоко интересовало его куда больше.
- Глупый ты, - вздохнул Вадим. - И говорить не можешь.
Ему основательно наскучило сидеть взаперти. С младенцем они, конечно, жили душа в душу, но собеседником детеныш был никаким. "Мамма" и "бабба", которые он мог предложить слушателю, звучали, конечно, очень мило, но не влияли на ход диалога. Вадим подумывал уже о том, а не прогуляться ли ему куда-нибудь, хотя бы в магазин или в ночной бар, пока малыш будет храпеть в своей корзине.
- Так и сделаем, - решил Вадим. - При первом же удобном случае. Правда, мужик? Эй, шкурку-то не ешь, подавишься! Реаниматор из меня хреновый. Я в прямо противоположной области практикуюсь...
Валерка привалился спиной к животу Вадима, задрал голову и ткнул яблоком в подбородок киллера.
- Ну, спасибо, спасибо, зайчик! Делишься с папулей, молодец! просюсюкал тот.
Увидев подобную картину, Платон, давший Вадиму задание похитить Олесю и ребенка, определенно решил бы, что киллер слегка тронулся умом. Перегрелся в душной квартире.
Пиджак от Гуччи, карденовский галстук, роскошные цветы из дизайнерского центра флористики, упакованный в коробку изысканный ужин из ресторана - Иван Степанович волновался, как мальчик. Оленька, смолотив за неделю тонну подарков, наконец согласилась принять его в своих апартаментах. В кафе или бар им вход был заказан: Елесенко, известный в городе донжуан, сейчас, накануне выборов, напряженно изображал из себя примерного мужа и папашу. Имиджмейкер посоветовал. Как будто наивная предвыборная маскировка могла ввести кого-то в заблуждение.
Оля встретила его в платье, которое Иван Степанович сам ей подарил. Полосы белого трикотажа чередовались с тончайшей прозрачной материей: одна полоса прикрывала грудь, другая - бедра, третья - колени. Все остальное сияло наготой. Один пупок едва не отправил Елесенко вслед за его противником Сувориным - на больничную койку в кардиологическом отделении. Темная родинка на белой шее ждала поцелуя. Иван Степанович чувствовал, что сходит с ума. Девочка была бесподобна.
- Друзья зовут меня Шушу, - призналась Оля уже в спальне. - Зовите так и вы...
Елесенко увидел свое отражение в огромном зеркале платяного шкафа у окна. На его щеках пылал апоплексический румянец. Но могучий торс, бицепсные руки, талия - все было в норме.
- Я люблю, чтобы был свет, - сказала Оля. И Елесенко замер от восторга. Как он мог возражать? Люстра под потолком и плафоны на стенах ярко вспыхнули.
