Филлис Джеймс - Женщина со шрамом
И она тоже ушла. Мог, поместившийся в одном из самых внушительных кресел, откуда безучастно взирал на Чандлера-Пауэлла, за все это время не проронил ни слова. Теперь он с некоторым трудом выбрался из кресла и ушел. Все остальные ждали возвращения Кэндаси, но спустя полчаса, лишенные возможности нормально беседовать запретом Чандлера-Пауэлла говорить о Шарон, они разошлись, и Хелина решительно закрыла за ними дверь библиотеки.
8
Три дня недели, в течение которых в Маноре не было пациентов, не проводились операции, а Джордж Чандлер-Пауэлл находился в Лондоне, всегда давали Кэндаси и Летти возможность использовать это время для того, чтобы привести в порядок бухгалтерские книги, разобраться с финансовыми вопросами, касающимися временного персонала, и расплатиться по счетам за дополнительные продукты, закупавшиеся для приготовления еды к приезду не живущего в Маноре вспомогательного медперсонала — медсестер, лаборантов и анестезиолога. Перемена в атмосфере Манора, совершавшаяся к концу недели по сравнению с ее началом, была столь же разительной, сколь и приятной для обеих женщин. Несмотря на поверхностное спокойствие операционных дней, присутствие Джорджа Чандлера-Пауэлла и его бригады, казалось, пропитывало самый воздух Манора. Однако время, предшествовавшее его отъезду в Лондон, было периодом почти совершенного покоя. Чандлер-Пауэлл — выдающийся и переутомленный хирург превращался в Чандлера-Пауэлла — сельского сквайра, довольного повседневной домашней жизнью, которую он никогда не критиковал, на которую никогда не пытался повлиять: он становился человеком, полной грудью вдыхающим уединение, словно живительный воздух.
Однако сейчас, во вторник утром, на четвертый день после убийства, он все еще оставался в Маноре, отменив намеченные на начало недели операции в лондонской больнице, явно разрываясь между чувством ответственности перед своими пациентами в больнице Святой Анджелы и необходимостью поддерживать своих сотрудников — обитателей Манора. Тем не менее к четвергу и он, и Маркус должны будут уехать. По всей вероятности, вернутся они к утру воскресенья, но реакция на их, пусть даже временное, отсутствие была смешанной. Все в Маноре стали запирать на ночь двери своих комнат, хотя Кэндаси и Хелине удалось уговорить Чандлера-Пауэлла, что не следует организовывать ночной патруль полицейских или охранников внутри дома. Большинство обитателей Манора сумели убедить себя, что это непрошеный гость — возможно, владелец машины, припарковавшейся у Камней — убил мисс Грэдвин, и вряд ли он испытывает интерес к какой-либо другой жертве. Однако — предположительно — у него могли остаться ключи от западной двери, и эта мысль пугала. Мистер Чандлер-Пауэлл, разумеется, не мог гарантировать безопасность, но он — владелец Манора, он — их посредник в отношениях с полицейскими, его авторитетное присутствие вселяет уверенность. С другой стороны, он явно раздражен тем, что зря теряет время, ему не терпится снова взяться за работу. В Маноре станет спокойнее без отзвука его нетерпеливых шагов, периодических выплесков дурного расположения духа. Полицейские все еще молчат о том, как движется расследование — если оно вообще как-то движется. Новость о гибели мисс Грэдвин, конечно, попала в средства массовой информации, но, к всеобщему облегчению, репортажи были на удивление кратки и расплывчаты, чему способствовала конкурирующая с ней новость о политическом скандале, а также сообщение о необычайно скандальном разводе поп-звезды. Летти задавалась вопросом, не было ли здесь оказано некое влияние на массмедиа. Но такая сдержанность не может продлиться долго: если арест совершится, плотину прорвет — и тогда на всех них хлынет поток грязных вод.
Однако сейчас, когда отсутствовали приходящие работники, когда оказалось опечатанным отделение для пациентов, а телефоны чаще всего переключались на автоответчики; когда ежедневное появление полиции постоянно напоминало о незримом присутствии погибшей, которая в воображении Летти была по-прежнему заперта в молчании смерти за опечатанными дверьми, всегдашняя необходимость выполнять неотложную работу успокаивала и утешала — не только саму Летти, но, как ей казалось, и Кэндаси тоже. Утром во вторник обе они сидели за своими столами вскоре после девяти. Летти разбирала целую кипу счетов от бакалейщика и мясника, а Кэндаси работала за компьютером. Телефон стоял на столе рядом с Летти. Неожиданно раздался его звонок.
— Не отвечайте! — сказала Кэндаси.
Но было поздно — Летти уже поднесла трубку к уху. Она тут же передала ее Кэндаси.
— Какой-то мужчина. Я не расслышала фамилию, но он, кажется, очень взволнован. Он просит вас.
Кэндаси взяла трубку, помолчала с минуту, потом ответила:
— Мы работаем сейчас в офисе, и, честно говоря, у нас нет времени гоняться за Робином Бойтоном. Да, я знаю, что он — наш кузен, но это не делает нас ни его няньками, ни его охранниками. Как давно вы пытаетесь связаться с ним?.. Ну хорошо, кто-нибудь сходит к гостевому коттеджу, и если мы узнаем что-то новое, мы скажем ему, чтобы он вам позвонил… Да, конечно, я вам сама позвоню, если нам не удастся… Назовите ваш номер.
Она протянула руку за листком бумаги и записала номер, затем положила трубку и повернулась к Летти:
— Это деловой партнер Робина Бойтона, Джереми Коксон. Как видно, один из их преподавателей его подвел, и ему нужно, чтобы Робин немедленно вернулся. Он звонил ему вчера поздно вечером, но никто не ответил, так что он оставил сообщение на автоответчике. А сегодня утром он уже несколько раз перезванивал. И по мобильному Робина тоже. Телефон звонит, но ответа нет.
— Возможно, Робин приехал сюда, чтобы избавиться от телефонных звонков и от проблем, связанных с бизнесом, — сказала Летти. — Только почему же он тогда мобильный не выключил? Думаю, кому-то надо все-таки сходить туда, посмотреть, в чем дело.
— Когда я утром выходила из Каменного коттеджа, — снова заговорила Кэндаси, — машина Робина была на месте, и занавеси на окнах задернуты. Он вполне мог еще спать, а свой мобильный мог забыть где-нибудь, откуда звонок не слышен. Дин может сбегать к гостевому коттеджу, если не очень занят. Он побыстрее двигается, чем Могуорти.
Летти поднялась из-за стола.
— Я сама схожу туда. Мне неплохо бы глотнуть свежего воздуха.
— Тогда лучше возьмите запасной ключ. Если он еще отсыпается с похмелья, он может и не услышать, как вы в дверь звоните. Вообще досадно, что он все еще здесь. Дэлглиш не имеет права задерживать его без причины, и можно было бы подумать, что он только рад будет вернуться в Лондон, хотя бы ради удовольствия посплетничать.
Летти складывала бумаги, над которыми работала.
— Вы его недолюбливаете, правда? Он кажется довольно безобидным, но даже Хелина вздыхает, когда сдает ему коттедж.
— Он — дармоед, да притом еще вечно недовольный. Возможно, вполне законно недовольный. Его мать ухитрилась забеременеть от явного охотника за приданым и вскоре, к великому отвращению дедушки Теодора, вышла за него замуж. Во всяком случае, ее лишили наследства, подозреваю, что больше за глупость и наивность, чем за беременность. Робин обожает время от времени появляться, чтобы напоминать нам о том, что он считает несправедливой дискриминацией, а мы, откровенно говоря, находим его настойчивость слишком навязчивой. Мы время от времени выдаем ему небольшие субсидии. Он берет деньги, но мне кажется, считает это для себя унизительным. На самом деле это унизительно для обеих сторон.
Столь откровенное высказывание о семейных делах удивило Летти. Это было совершенно не похоже на сдержанную Кэндаси, которую она знала… или — поправила она себя — думала, что знает.
Она взяла со спинки стула свою куртку. Уходя, сказала:
— Может быть, он не так надоедал бы вам, если бы вы выдали ему какую-то умеренную сумму из наследства вашего отца и тем положили бы конец его претензиям? То есть если вы чувствуете, что он действительно обижен?
— Такая мысль приходила на ум и мне. Трудность заключается в том, что Робину всегда хотелось бы еще и еще. Сомневаюсь, что нам удалось бы договориться о том, что считать умеренной суммой.
Летти вышла, закрыв за собой дверь, а Кэндаси снова обратилась к компьютеру и вывела на экран цифры за ноябрь. Западное крыло опять принесло прибыль, но она едва превышала расходы. Плата за операции покрывала общее содержание дома и сада, а также затраты на хирургические и другие медицинские нужды, однако доход был неустойчив, а цены росли. Было вполне очевидно, что цифры за следующий месяц окажутся просто катастрофическими. Чандлер-Пауэлл ничего не говорил, но выражение его лица, осунувшегося от волнения и какой-то отчаянной решимости, сказало ей все. Сколько пациенток пожелают занять комнаты в западном крыле, когда их головы будут полны мыслями о смерти и, хуже того, о смерти пациентки? Клиника, вместо того чтобы быть прибыльным делом, становится финансовой обузой. Больше месяца ей не просуществовать, решила Кэндаси.
