Юлия Латынина - Промзона
— Это значит следующее. Вот эта марка угля стоит на рынке двадцать пять долларов. Вот этой фирме я ее продаю за двадцать. Какие условия продажи?
Рассрочка оплаты на три месяца. Почему я это делаю? Потому что меня вызывает Цой и говорит: «продай этой фирме и заткнись»!
Фирма, документы по которой показывал Фаттах, была одна из тех, с которыми ему велел сотрудничать Денис, но сейчас это было неважно.
— Предприятия нашей группы добывают в области сорок миллионов тонн коксующегося угля в год! Это минимум семьдесят миллионов чистой прибыли, я вам заявляю это как менеджер группы! И куда деваются эти семьдесят миллионов? В оффшоры! И после этого Цой, украв все деньги, приходит к вам и еще просит, чтобы вы отдали ему Павлогорский ГОК и списали ему долги!
Губернатор покраснел. Он всегда шестым чувством знал, что Цой его надувает. Он затем и зазвал в область Извольского, чтобы приструнить Цоя. Но вон оно как все обернулось! И сейчас, в разгар драки, ему некого было противопоставить корейцу.
— Но это же была твоя идея, списать долги, — медленно сказал губернатор.
— Это была идея, чтобы все предприятия группы были объединены и чтобы область получила над ними частичный контроль, — ответил Фаттах. — Потому что если бы всеми нашими предприятиями руководил нормальный человек, человек, который понимает интересы области, то бюджет бы просто был в три раза больше!
Зарплаты врачам были б в два раза выше! Ваш рейтинг, да ваш рейтинг бы до небес возрос!
Губернатор смотрел на Фаттаха внимательным ожившим взглядом. Цифра «семьдесят миллионов» поразила его. Он даже представить себе не мог реальных цифр.
— Я с Анастасом обсуждал это, — сказал Фаттах, — когда впервые родилась идея холдинга, это Анастас ее предложил. И он мне тогда сказал: «Если папа воюет с Извольским, — сказал он, — это еще не повод, чтобы Цой его обкрадывал».
Глаза губернатора ожили и смотрели теперь внимательно и ласково. Даже слишком ласково. Фаттах не привык, чтобы мужчины так на него смотрели. Так на него смотрели женщины, черт бы их всех побрал вместе с Ниной. Когда на Фаттаха так смотрели мужчины, они рисковали схлопотать в репу.
— Анастас, — проговорил губернатор, — Стасик. — господи, мальчик, если бы ты знал… давай выпьем за Стасика.
— Я боюсь, — сказал Фаттах, — я боюсь. Я говорил с ним об этом, мы обсуждали это, а потом… а потом его убили. В «Кремлевской», Михаил Силыч, в «Кремлевской»! Вы что, верите, что можно в «Кремлевской» убить человека, и Цой не будет знать, кто убийца?
Губернатор напрягся. Фаттах чувствовал себя так, словно летел в море с утеса. Орлов был слишком слабый человек. Слишком. И даже его жадность могла не перевесить многолетний страх перед Цоем.
— Он мне ссуду обещал, — Задумчиво сказал губернатор, — пять миллионов долларов.
— Какие пять миллионов! — резко сказал Фаттах, — если угольный холдинг будет работать без Цоя, он каждый год будет давать семьдесят миллионов! Вот таких, — и ткнул пальцем в дипломат.
— А ГОК? — сказал губернатор.
В глубине глаз Фаттаха сверкнула и погасла искра. Он не собирался просить за Извольского. Наоборот. Чем крепче Цой сцепится с Извольским, тем меньше у него будет времени на Фаттаха.
— Что — ГОК? Они виноваты, пусть платят.
На столе резко зазвонил сотовый. Губернатор взял трубку — Да, Костя, — сказал Орлов. — Да, передал. Нет, еще беседуем. Да о жизни беседуем" Костя, о чем еще.
Губернатор выключил телефон и встал.
— Тебе пора, — сказал губернатор, — хозяин волнуется, что, мол, долго сидим.
Фаттах поднялся. Ноги его противно дрожали, в какой-то момент Фаттаху показалось, что губернатор сейчас начнет пересказывать Цою их разговор.
— Господи, если это все правда, — сказал губернатор, — я… я и не мог представить, что Костя… Никто, никто не любил меня, кроме Стасика! Вот… это же его блейзер. Он сам сшил…
Рука губернатора легла молодому менеджеру плечи. Глаза Михаила Силыча глядели прямо на Фаттаха. Он был так близко, что слегка близорукий Фаттах отчетливо видел желтые складки жира на шее и перхоть в волосах. Изо рта губернатора неприятно пахло.
— Все меня обманывали, — сказал губернатор, — все, кроме Стасика.
— Я вас не обману, — ответил Фаттах. — Честное слово.
Черный «мерседес» Фаттаха уже отъехал от губернаторской резиденции на два километра, когда младший партнер Цоя вдруг резко побледнел и приказал охране:
— Останови!
Машина затормозила. Фаттах выскочил на обочину, и его долго, мучительно рвало сырой рыбой и рисом. В мерзлой колее отражались звезды и лицо самого Фаттаха — мужественное, молодое, белокурое. «Господи ты боже мой», — с отчетливой ясностью понял Фаттах, — «если я хочу руководить этим холдингом, мне придется занять место Анастаса. Чертова баба!»
* * *Денис приехал в Павлогорск к двенадцати. Город был на осадном положении.
Милицейские посты начинались за тридцать километров от карьеров, в том месте, где с Московского шоссе был обозначен поворот на Павлогорск.
Автомобильный мост, поврежденный водой, был полностью восстановлен.
Однако юридически он еще числился неисправным: перед мостом стоял бетонный надолб и пост со службой безопасности ГОКа. Служба безопасности осматривала машины и тут же на месте одобряла их проезд по мосту.
На железнодорожной платформе дежурили угрюмые парни в красных повязках, а площадь перед заводоуправлением была сплошь перекопана. В результате строительных работ к заводоуправлению вел длинный и узкий, как чулок, проезд, огороженный со всех сторон бетоннымм блоками и проволочными сетками с красными фонарями. Устье проезда запирал шлагбаум, и ехать по нему надо было метров двести.
Посередине проезд рассекала свежевыкопанная траншея со спешно наведенным мостом из досок. Траншея живо напомнила Денису ров, опоясывавший средневековый замок, а сам проезд — мышеловку, — длинный и узкий проход между Собственно воротами и двором замка, устроенный специально как ловушка для ворвавшихся внутрь врагов. Это было даже удивительно, как сходные по духу эпохи прибегали к сходным архитектурным решениям.
Во дворе трехэтажного здания заводоуправления стояли два автобуса с ахтарским СОБРом. Кто-то от нечего делать разложил костер; парень в камуфляже играл на гитаре, в воздухе разносился упоительный аромат свежего шашлыка, а над костром и над спящим городом плыла желтая и равнодушная к людям луна.
Одна из фигур, скорчившихся у костра, поднялась навстречу подъехавшему «лендкрузеру». Денис признал Гришу Епишкина, — Ахрозов до сих пор лечился в Москве, и обязанности его исполнял Гриша. В горном деле Гриша не смыслил ни уха, ни рыла, но сейчас для ГОКа наглость была важней профессионализма. Они дружески обнялись. Гриша был абсолютно трезв, и это радовало.
— Вот, готовимся, — сказал Гриша. — Траншею видел?
— Видел, — кивнул Денис.
Он не стал говорить Грише, что полгода назад на Барбалыкском разрезе против Цоя тоже выкопали траншею. И расставили вокруг водометы. Альбинос форсировал траншею на танке.
— А где Настя?
— В Черловске, — сказал Гриша, — неспокойно тут. Вон, вчера автобусы приезжали. С демонстрацией против грабительской политики владельцев Павлогорки.
— И что с автобусами?
— А там с мостом какие-то проблемы были, — зевнул Гриша. — Не пустили автобусы на мост, сказали, что обвалится. Ну, они потоптались-потоптались, и уехали.
К беседующим подошли двое: новый начальник Павлогорского УВД полковник Тарасов и Миша Ки-рилльев, глава ахтарского ЧОПа, только что подписавшего с ГОКом договор на охрану помещений.
— Ну что, пошли держать военный совет? — сказал Денис.
— А завтра?
— Я в семь утра уезжаю в Черловск, — объяснил Денис, — там в одиннадцать совещание у губернатора.
* * *Когда Настя выскочила из казино, было уже двенадцать ночи. Предзимний город быстро опустел; снега еще не было, но лужи на мостовой блестели толстым матовым льдом, и в этом льду отражались уличные фонари и блестящие вывески, уходящие вдаль одного из центральных проспектов Черловска.
Машины у Насти не было. Вдоль широкого, полукругом устроенного троттуара, стояли несколько замерзших автомобилей, и Настя мельком заметила черную «чайку» и машину сопровождения, — видимо, это была машина Цоя. Настя углядела, что у «чайки» слегка поцарапана скула и попыталась себе представить, что случилось с водителем, который Цоя поцарапал.
— Такси? — предупредительно сказал портье. Настя кивнула. Тут же портье взмахнул рукой, и откуда-то из-за недвижных рядов машин выкатился «москвич» с яркими фарами и зеленой шашечкой.
Настя, ежась, поскЬоее нырнула в теплое нутре машины.
— В Снежки, — сказала Настя, — сто рублей.
— Идет, — сказал водитель.
