Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
Стрешнев исподлобья смотрел на него:
– А ты подозревал?
– Да. Сначала из-за сокола с вороной, а потом…
– Я-то тебя сразу узнал! Это ты меня никогда не видел, а я тебя – миллион раз. Я ничего не понял, откуда ты взялся на мою голову?! Я думал, может, бабка догадалась, хотя как она могла догадаться?! Тебя я тоже не мог убить, стали бы копать и докопались бы до А. Эн. Седера! Но зато я тебя избил! – У него на лице появилось мечтательное выражение. – Как это было прекрасно! Какой кайф. Ты корчился, хрипел, кровью харкал, а я тебя бил. С каким наслаждением я тебя бил!.. Я бы всех вас перебил, подонков!..
– Кем был тот человек в издательстве? Он же был не рабочим, да? У него оказались слишком дорогие и чистые ботинки. Тогда кто?
– Писатель! – весело ответил Стрешнев и захохотал. – Очко в мою пользу! Все-таки одного я прикончил!
– Зачем?!
– Да все за тем же! Он написал отличный роман и наотрез отказывался от рекламы! И ни с кем из редакторов он никогда не встречался! Я решил действовать по той же схеме. Только мне не пришлось бы оставлять его в живых – здесь у нас не Франция! Я хотел одним ударом решить все вопросы. Избавиться от идиота, заполучить его роман и навсегда испортить жизнь бабе-яге! Для этого всего только и требовалось – прикончить его в издательстве! Я его туда заманил и прикончил.
– Как ты его туда заманил?
– Ну, это было отдельное удовольствие. У него в романе как раз есть сцена, где герой переодевается и попадает на режимный объект по чужому пропуску. Я сказал ему, что так не бывает, и мы поспорили. Я привязался к нему как банный лист! Он настаивал, что это вполне реальная сцена! И я заставил его повторить в жизни все, что написано в его собственном романе!
– Ты его заставил?!
– Конечно. Это было легче легкого! Господи, это так интересно – манипулировать людьми, заставляя их делать то, что мне нужно! Я вытащил у Митрофановой пропуск, отдал ему, он раздобыл где-то какую-то форменную одежду. Он должен был дойти до определенной комнаты и оставить записку, что он там был. Ну, в качестве свидетельства!.. Я знаю издательство как собственную квартиру. И я был точно уверен, что никакие камеры меня не сфотографируют. Их там просто нет. Он дошел и записку оставил, идиот! Еще бы! Такая интересная игра!
– Пыль на металлической полке в одном месте была как будто стерта. Я знал, что там что-то лежало, конверт или листок. А потом его резко сдернули.
– Я же спешил все-таки! И кровь из него текла, а я не люблю крови.
– Ты умеешь обращаться с холодным оружием?
– Я готовился, – сказал Стрешнев самодовольно. – Я начал обдумывать план мести, когда отец ушел. Я знал, что рано или поздно с ним покончу.
Алекс помолчал.
– Убивать-то зачем? – спросил он тихо. В позвоночнике стало холодно. – Он бы, писатель этот, тебе еще, может, двадцать романов написал! А ты денежки бы получал. Впрочем, деньги тебе не нужны. У тебя полно моих! Тебе был нужен его роман, так? Ты издал бы его под своим именем и прославился. Как писатель, правильно?..
– Да! Да!!! Я! Я всю жизнь не мог связать двух слов! Для меня записка на бумаге – пытка, а для отца…
– Да, я понял. Для твоего отца писатели были почти что боги и небожители.
– Труп в коридоре! Прямо название для детектива! Старая карга слегла. Никто не работал. Все бились в истерике. Главное, его в лицо никто не знал, понимаешь?! И опознать не могли!
Алекс кивнул задумчиво.
Ненависть разъедает, как кислота.
Я мог бы стать таким. Или… не мог?
– Я сразу понял, что этот человек имеет какое-то отношение к издательству, иначе как бы он там оказался? И это никакой не рабочий – я все там осмотрел. У него руки… совсем не рабочие и слишком дорогие ботинки. И с Митрофановой все более или менее понятно, – выговорил Алекс, стремясь отделаться от мыслей о ненависти и кислоте. – Она позвонила, когда ты был рядом с ее домом, и ты быстро придумал сценарий убийства. Ты подъехал к ее дому, увидел машину Берегового и понял, что можно все свалить на него. А собаку ты всегда с собой возишь?
– Всегда, только на работу не беру, конечно.
– Почему она бегала возле дома? Я же ее видел! Ты не мог ее выпустить! Потом пришлось бы загонять обратно, а тебе время терять было никак нельзя! Почему она выскочила из машины?
– За кошкой, – буркнул Стрешнев. – Дура. Всему научил, а за кошками все равно гоняется!
– У Анны Иосифовны точно такая же собака. И у Надежды Кузьминичны. Это директриса тебе ее подарила?
– Да, чтоб им обеим сдохнуть! Она считала, что я… одинокий мальчик! А ее сука как раз принесла этих… как их… кутьков! Она всем и раздавала! Все добренькой прикидывалась!
– Митрофанова тогда открыла дверь не глядя, потому что была уверена, что пришел кто-то из вас, ты или Маня. Она не должна была тебя видеть, и ты одновременно позвонил в дверь и на ее домашний телефон. Она открыла и повернулась, чтобы ответить на звонок. Ты стал ее душить. У тебя что, не оказалось с собой ножа?
– Не оказалось, – признался Стрешнев. – Стал бы я ее душить, если б у меня был нож! Душить я не умею.
– На домашние телефоны, как правило, никто не звонит, кроме родственников и близких друзей, – задумчиво продолжал Алекс. – И это не могло быть простым совпадением. Слишком уж невероятная случайность, что позвонили именно в тот момент, когда она открыла дверь! И к ней никто в тот вечер не собирался, кроме тебя и Поливановой. Я сразу понял, что это кто-то из вас двоих, или ты, или она. И сумка на кухне! Ты думал, что задушил ее, и решил подкинуть пропуск – если будут искать, найдут два, и это еще больше все запутает. И еще запонки. Ты ведь тоже носишь запонки!
– А эта идиотка из русской прозы, – подхватил Стрешнев, – которая фотографии выложила, решила, что митрофановские! Катерина носит запонки, и я тоже! Если б я Митрофанову убил, никто бы не докопался! Но влез ты!.. На какой помойке бабка тебя выкопала?! – Он вдруг наклонился вперед и схватился за голову. – Зачем?! За что мне все это?!
