Слепая зона - Наталья Николаевна Ильина
И в голосе его, и в мгновенной попытке Твари броситься на говорящего я распознала неприкрытую угрозу.
Глава 14
– Максим, увези меня отсюда, – прошептала Света, едва за Ремезовым закрылась дверь.
– Света права, – неожиданно подключился молчавший до этого Славка, – не нравится мне все это.
– Как, вашу мать? – вздернулся Дежин, притянув к себе Свету вместе со стулом, от чего железные ножки, проехавшись по полу, издали противный высокий визг. – Там охрана, нас не выпустят.
– Не знаю. Ты же сильный. Ты – капитан. Ты все можешь, – шептала она испуганно, уставившись Дежину в лицо пустым взглядом.
Мертвые, такие красивые ее глаза медленно наливались слезами.
Вощин потупился, уставившись на свои руки. Стиснутые пальцы, переплетенные в замок, вздрагивали на стальной поверхности лабораторного стола.
– А если Света поставит ультиматум? – тихо предложил он. – Припугнет их, скажет, что спустит Тварь с поводка, если ее не выпустят? А мы подтвердим?
Дежин аж поперхнулся заклокотавшим в горле возмущением.
Но первой отозвалась Света:
– Ни за что! Никому я угрожать не стану, потому что никогда на такое не пойду. А блефовать не умею.
– Ватсон, ты рехнулся? Она же в относительной безопасности только до тех пор, пока Ремезов и иже с ними не считают ее угрозой для себя. Один намек на нелояльность, и я боюсь даже думать в эту сторону, – проглотив гнев и от этого сипя, как простуженный, поддержал Свету Дежин.
– Я просто подумал, что это один из вариантов, – осадил Вощин. – А побег – не проявление нелояльности?
Максим огляделся, почувствовав себя загнанным в угол. В комнате было полно мониторов, но все они были отключены, и только слепящий свет потолочных ламп отражался на черных поверхностях. Единственное окно было зарешечено, да и что в нем толку? Четвертый этаж «сталинки», считай, нормальный пятый.
– Лестница есть тут? – закрывая тему, спросил Максим у Вощина.
Сам он поднимался на лифте.
– Не знаю. Должна быть, но мне не показывали. Прозекторская на втором этаже, туда тоже – лифтом, лифт работает только с картой.
– Второй – не четвертый. Окна есть?
– В прозекторской – нет. В туалете есть, узкое, наполовину заложено кирпичом.
– Не годится, – мотнул головой Дежин. – Не будет опоры, чтобы прыгнуть, и вообще… – Он с сомнением посмотрел на Свету и повторил: – Не годится. Давай, Ватсон, думай, ты тут вторую неделю ошиваешься!
– Есть лифт из прозекторской к холодильникам, в полуподвал, но он довольно специфичный – узкий и низкий. Только для тел… Но вот дальше – засада. Холодильники в защищенном помещении, как и прозектроская. Биозащита. Не знаю, что они тут исследуют. В подвале охраны нет, есть дверь, через которую завозили трупы…
– У тебя же есть туда доступ, надеюсь?
– Есть, но не наружу. Я вообще не знаю, есть там кто-нибудь или нет. Как войти-выйти тоже не знаю.
– Вот и узнаешь. Сейчас мы тихонечко поедем в прозекторскую, ты спустишь нас вниз, потом откроешь снаружи этот свой холодильник и вернешься. Дальше мы сами как-нибудь.
– Камеру возле лифта видел?
– Видел. Как раз на уровне башки твоей непутевой. Выходи первым, вызывай лифт, камере обзор прикрой.
– А если не получится? Макс, тут не шутят, центр этот секретный, если что, охрана вооружена…
– Да и хрен с ним! Охрана всегда вооружена, тоже мне новость. Разберусь.
Оружия при себе у Дежина не было, да и не собирался он ни в кого стрелять – еще чего не хватало. То, что испугало Свету и насторожило Славку, не стоило канонады. Понятно, что Свету Ремезов не отпустит, она для него – ключ ко всему, вот только глаза у профессора слишком неприятные сделались. Человек с такими глазами способен на все. Камера на проходной «Фармкома» сохранила несколько записей с профессором Ярковским, вот у него были точно такие же глаза на последней из записей – горящие огоньком безумия. Плоды этого безумия они сейчас и пожинали.
– Пошли, а то скоро Ремезов вернется.
Максим встал, увлекая за собой Свету. Она беспомощно вцепилась ему в руку, трости нигде не было видно.
«Суки!» – зло подумал Дежин. Это относилось ко всем сразу: и к профессору Ремезову, и к Гречину, и к Фрайману с Верняковым.
Я старалась поймать ритм шагов Максима, но никак не попадала в лад, запинаясь, привычно прощупывая пол под ногами, и ничего не могла с этим поделать. План был отчаянный, но других и вовсе не было, поэтому я молча подчинилась.
Лифт быстро опустил нас на два этажа, Вячеслав снова вышел первым, а Максим немного придержал дверь.
– Направо за угол, быстрее, – понизив голос, сказал Вощин.
Максим рванул вперед быстрым шагом, я замешкалась и вдруг обнаружила, что ноги отрываются от пола, а ребра сдавило. Он подхватил меня одной рукой и быстро унес подальше от лифта и камеры видеонаблюдения. Следом притопал Вячеслав.
Повозившись возле какой-то двери, под тоненький писк Вощин ее открыл и буквально впихнул нас внутрь. Тварь все время держалась рядом, напружиненная, готовая к чему-то. Времени, да и возможности успокоить ее не было. Снова пискнуло, и с шипением открылась еще одна дверь. Повеяло прохладой, пропитанной горечью кварцевой лампы и противной вонью. Теперь я знала, что так пахнет формалин.
«Клац-клац-клац…» – с гудением зажглись лампы на потолке.
– Сюда, – позвал Вячеслав под металлический грохот.
Максим присвистнул:
– Издеваешься?
– Лезь давай. Я помогу Свете.
Капитан отпустил мою ладонь, и в ней поселился холодок. Но – ненадолго.
– Света, осторожно, – подтолкнул меня в спину Вячеслав, и я уперлась животом в холодное ребро чего-то, похожего на стол. На этом столе, на спине лежал Максим. Вячеслав легко приподнял меня и усадил капитану на ноги.
– Ложись сверху, бутербродом, – приказал он. – Иначе не пройдете в камеру.
Капитан крякнул, когда я попала локтем ему в солнечное сплетение, и тихо хмыкнул, когда я ткнулась носом в его шею. Обеими руками он обхватил меня за спину и прижал к себе. Вячеслав задвинул стол в железную нишу, на сантиметр выше моего затылка, и у нас в ногах клацнула дверь. Мы лежали в тесном металлическом ящике, с гудением ползущем куда-то, и наши дыхания прерывались и смешивались под грохот сердец. Тварь была где-то рядом, скорее всего – снаружи ящика-лифта, но это не мешало мне ощущать ее присутствие.
Там, в жуткой тишине нашего звукоизолированного заточения, когда я едва не впала в панику, кое-что случилось, и теперь я не только чувствовала, где именно находится Тварь, но и различала, правда, очень смутно, границы помещений, как будто в темноте разглядывала плохо нарисованный,
