Роковой подарок - Татьяна Витальевна Устинова
Маня вдруг рассердилась:
– И она не графиня, и он не садовник, – отчеканила писательница. – Он в аспирантуру сдаёт, а она просто девочка, у которой папаша хорошо зарабатывает!
Женя подняла на неё глаза. И улыбнулась:
– Именно так я Максу и сказала. Вот прям этими словами! Последние интеллигенты уплыли в Стамбул на «философском пароходе», а мы все пролетарии, как ни крути.
– А он что?
Она ещё немного погладила собаку.
– Он никогда со мной не соглашался… сразу. Никогда! Но он хороший человек, Маня. И детей своих берёг и жалел. Он умел как-то действенно сочувствовать!.. Машку в Москву отправил, конечно, но Павлика с работы не прогнал, и когда она приезжала, делал вид, что не замечает, как они по кустам шепчутся. А я ему говорила, что лучше пусть на глазах, чем тайно! По крайней мере, мы ситуацию контролируем.
– Или вам кажется, что контролируете, – заметила Маня.
Подошёл Федя, и Фиби сразу ушла к нему в ноги. Уселась, забила по траве кольцом хвоста и скроила крокодилью улыбку.
Маня тянула время, отлично сознавая собственное малодушие.
– Хотите, я вас на катере покатаю? – предложил Федя. – Мы с папой его ещё в начале мая на воду бросили.
– Как это – бросили? – не поняла Маня.
– Просто так говорят. Лодка в эллинге зиму стоит, а весной приходит кран, поднимает и опускает в реку. Папа всегда так говорил: «Пойдём лодку бросим!»
– Это значит, лето скоро, – заметила Женя. – Раз лодку бросили, значит, тепло пришло.
И они помолчали – каждый о своём.
Со стороны дома Машка за руку притащила Пашу, который словно немного упирался.
– Здравствуйте. – Паша осторожно освободил руку. – Евгения Александровна, можно с вами поговорить?… Не… не здесь.
Женя посмотрела на него.
– Я должен вам рассказать, как получилось, что я… что я не смог… Максиму Андреевичу помочь. – И продолжил решительно. – Я обязательно должен вам рассказать. Но я в него не стрелял!
– Павлуш, ну что ты говоришь? – вскинулась Машка. – Так никто и не думает!
– Вот… Мария так думала. – Павел кивнул на Маню. – И следователь так думал. Я потому и хотел уехать.
– Почему? – спросила Женя негромко.
– Потому что не знал, как доказать, что я не убивал!.. Я же там… был! Простите, Евгения Александровна.
– Павлуш, я маме всё рассказала, – опять встряла Машка. – Она знает.
– Я должен сам.
Федя встал и ушёл с собакой. Женя проводила сына глазами.
– Нам всем очень трудно, – сказала она. – Я отлично тебя понимаю, Павел. Ты хочешь, чтоб я тебя выслушала и утешила. Чтоб ты перестал себя изводить. Но пойми и ты меня, пожалуйста. У меня нет никаких сил… отпускать тебе грехи. Давай оставим это на потом.
– Евгения Александровна!
– В том, что ты ни в чем не виноват, – торопливо продолжила Женя, – у меня нет никаких сомнений.
– Вот, я же тебе говорила! – воскликнула Машка.
Павел исподлобья смотрел на её мать.
– Простите меня, – пробормотал он и густо покраснел.
– Тебе нужно научиться думать не только о себе, – жёстко сказала писательница Покровская. – Да, да! Все эти твои самобичевания и самообвинения от того, что ты сам для себя – центральная фигура. Важнее твоих страданий нет ничего на свете! Почему-то все должны тебя утешать, выслушивать, отговаривать от побега, переживать за твой диплом! Танцы вокруг себя ты воспринимаешь как должное, а это никуда не годится, Павел! С тобой никто не станет возиться… всю жизнь. В конце концов это надоест даже самым близким обожателям. Вон Машке! И профессору Шапиро надоест. И в один прекрасный день ты вдруг уразумеешь, что остался один и некому рассказывать, какой ты плохой и ни на что не годный.
…Маня сама до конца не знала, кому она это всё говорит, мальчику Павлику или Алексу Шан-Гирею, гениальному писателю и мужчине её жизни!
– Желательно приступить к работе над собой прямо сейчас, – продолжала Покровская, – иначе к сорока годам не управишься.
– Я… не такой! – Павел посмотрел на Машку. – Я… да. Правда. Мне нужно подумать. Я постараюсь.
– Павлуш, ты не огорчайся, – попросила Машка. – Я никогда от тебя не устану, и ты мне никогда не надоешь! Ну, я-то знаю!.. Пойдём на пристань, а? Ну… туда… где мы… – Она запнулась и стала энергично чесать ногу под джинсами, от смущения. – Рита сказала, что обед через час!.. Мам, мы сходим на речку, ладно?…
Маня вздохнула. Тянуть дальше было никак нельзя.
– Жень, а вот мне точно нужно с тобой поговорить. Вернее, мне нужно, чтоб ты ответила на мои вопросы.
– Ну конечно.
– Только честно! – предупредила Маня грозно. – Пойдём в дом.
Уверенным шагом, впереди Жени Маня поднялась по лестнице и толкнула дверь в кабинет Максима.
Здесь ничего не изменилось, только шторы были задёрнуты и в комнате был зеленоватый полумрак.
– Зачем мы сюда пришли? – спросила Женя и огляделась. – Я и не заходила ни разу…
Маня, стараясь не слишком ей сочувствовать, промаршировала к столу.
– Я приехала сразу после того, как тебя забрали, – начала она. – Рита меня впустила, я ей что-то наврала, не помню что. Вот здесь, на столе, лежала папка с фотографиями. Женя, ты слушаешь меня?
Вдова Максима оторвалась от фотографий, которые рассматривала.
– Нет, – призналась она. – Но я постараюсь.
– Да уж, постарайся. Фотографии превосходного качества, жемчужное ожерелье с изумрудом и серьги-подвески. Ты видела их?
– Нет. Никогда.
– Елена Васильевна сказала, что Максим их купил. Ты знала?
Женя покачала головой. Маня изо всех сил всматривалась в её лицо, стараясь рассмотреть… правду.
– То есть ты не видела ни украшений, ни фотографий! И ничего о них не знаешь?
– Так и есть.
– Ладно, – подытожила Маня. – Тогда пойдём дальше!
И вышла из кабинета, Женя за ней.
– Вот эта комната твоя? – Маня открыла дверь. – Здесь я тоже была. У Максима со стола украла папку с фотографиями, а у тебя – диплом стрелкового клуба.
– Зачем?…
– Чтоб он не попался на глаза следователю! – почти зарычала Маня. – Я считала, что должна тебя спасти!
– От чего? От следователя? Но я не убивала Максима, Маня!..
Маня прошла по ковру, заглушающему шаги, и заглянула за шкаф.
…Удивительно дело!
Чемодан стоял там, куда откатился, когда Маня о него споткнулась! Она толкнула его, и чемодан неслышно покатился к Жене.
– Я о нём совсем забыла, – пробормотала Женя. – Надо же. И Рита не увидела.
– Откуда этот чемодан?
– Я привезла его с собой, когда в то воскресенье вернулась домой.
– Где ты была? Ты ничего не сказала следователю, помнишь? Ты что-то такое говорила про маникюрный салон, но на другой день, когда мы виделись
