Ростислав Самбук - Взрыв
— И потом никогда не встречались с ним?
— Говорил же тебе, начальник, в гробу я его видел. Всех бы вас там видеть, в белых тапочках…
— Выходит, не встречались?
— Нет.
— И в Одессу с Бубликом не ездил?
— Плевать мне на всю Одессу с Бубликом! Чего я там не видел?
— А Бублик утверждает, что вы выследили Манжулу в совхозном поселке вблизи Николаевского шоссе.
— Бублик, начальник, что хочешь скажет. Наговаривает он на меня, точно наговаривает.
— Пожалуй, Бублик может и наговорить…
— Вот-вот, — обрадовался Рукавичка, — свинья и брехло! Ему верить никак нельзя.
— Мы бы и не поверили, да вот какое дело. Помнишь, Терещенко, в рощу, куда вы с Бубликом загнали машину, мальчики забегали? Они узнали тебя по фотографиям. Хочешь ознакомиться с актом?
— Хочу.
Рукавичка внимательно прочел акт, доставленный из Одессы, и сказал не очень уверенно:
— Ну и что? Ну поехали с Бубликом в море искупаться? Разве запрещено?
— И ты столкнул с обрыва Манжулу?
Рукавичка сжал пальцы в огромный кулак, свирепо погрозил им майору:
— Нет, начальник, «мокрое» дело мне не пришьешь!
— Шить тебе, Терещенко, никто ничего не собирается. Просто Бублик говорит, что ты, угрожая ножом, заставил Манжулу подняться на крутой берег и, ударив его, столкнул с обрыва,
— Врет, — хмуро возразил Терещенко, — я внизу остался, наверх Манжула с Бубликом пошли, он и столкнул того фрайера.
— Это точно, что ты не поднимался на кручу?
— Можешь записать, начальник.
Хаблак и в самом деле записал. Терещенко поставил свою подпись, и только тогда майор сказал:
— И тут ты солгал. Когда сталкивал Манжулу, споткнулся и оставил на краю обрыва четкий след. Во время обыска на твоей квартире нашли ботинки с каблуками в рубчик. И след именно этого каблука отпечатался там на грунте. Вот акт экспертизы, Терещенко. Можешь полюбопытствовать.
— Мне твои акты до одного места, плевать я хотел на них. Не был я там и не сталкивал… Не сознаюсь я, начальник, никогда.
— В конце концов, нам твое признание не очень и нужно, — ответил Хаблак, решив, что на сегодня достаточно, ведь у Терещенко все еще впереди: очные ставки с Бубликом, Президентом, Червичем, допросы, выезд на место преступления…
И суд впереди — суд за предумышленное убийство.
28
Коренчук сидел напротив Дробахи, что-то доказывал ему, энергично взмахивая ладонью, а следователь, скрестив руки на груди, шевелил большими пальцами и улыбался то ли иронически, то ли успокаивающе.
Хаблак остановился на пороге, и Дробаха, жестом остановив Коренчука, предложил:
— Садитесь, майор, сейчас сюда приведут Скульского, и я вызвал вас, чтобы вы получили удовольствие от разговора с самим Президентом.
Майор устроился возле Коренчука, лейтенант, возбужденный прерванной беседой, хотел продолжить ее, но дверь открылась, и в кабинет вошел Президент в сопровождении милицейского эскорта.
Взяли Президента вчера вечером дома на Русановской набережной, и он имел возможность одеться в соответствии с предстоящим образом жизни. Видно, был человеком практичным, потому что выбрал джинсовый костюм, темную водолазку и туристические ботинки на толстой подошве.
Президент остановился посреди комнаты, внимательно осмотрел присутствующих, задержал взгляд на Хаблаке и сказал:
— Вот видите, майор, встретились снова, а вы тогда не поверили мне…
— Не было достаточных оснований для знакомства, — уклончиво ответил Хаблак.
— Были, — энергично опроверг Президент, — и вы напрасно не вышли в коридор.
— Вы что, надеялись купить меня?
— Все покупается и продается, майор.
— А вы нахал, — не выдержал Коренчук. — И во сколько же оценили майора милиции?
— К сожалению, дорого, — вздохнул Президент. — Я дал бы столько, что ему и не снилось. И никогда не приснится даже в самых розовых снах.
— Да, уж давать вам было из чего, — согласился Коренчук. — Нагребли… Сколько у вас взяли? Кажется, только наличными под семьдесят тысяч? Не считая сберегательных книжек, валюты и ценностей…
— Садитесь, Скульский, — приказал Дробаха, — надеюсь, вы хоть теперь поняли, что не все у нас продается и покупается.
— Нет, — покачал головой Президент, — не понял и никогда не пойму. Что бы ни говорили, знаю: все берут, необходимо только не ошибиться, сколько кому дать.
— Голову надо на плечах иметь! — зло воскликнул Коренчук. — Тогда бы понял — не все.
Скульский махнул рукой, оставаясь при своем мнении, аккуратно подтянул брюки на коленях и сел, закинув нога на ногу.
— На каком основании все же меня задержали? — спросил он.
— Я не советовал бы вам петушиться, — заметил Дробаха. — Вы обвиняетесь в спекуляции листовым алюминием, организации взрыва в аэропорту, соучастии в убийстве гражданина Манжулы Михаила Никитича, я уж не говорю о том, что давали взятки служебным лицам.
— А какие, собственно, у вас доказательства против меня?
Все в свое время, Скульский. Вы нигде не называли своей фамилии, считали, что ни Гудзий, ни Хрущ не смогут выдать вас. Но они узнали вашу физиономию по фотографиям. Вы обвиняетесь, Скульский, в расхищении социалистической собственности в особо крупных размерах.
— Сейчас вы скажете, что только чистосердечное раскаяние смягчит мою вину и суд учтет это… Старая песня, гражданин следователь, и не надо меня агитировать. Не буду я вам помогать. Докажете — признаю, не докажете — нет. Сами понимаете, у нас с вами абсолютно противоположные взгляды, мы с вами враги, гражданин следователь, вы стремитесь к одному, я — совсем к другому, мне ваши законы вот тут сидят, — хлопнул себя по затылку, — они связывают меня по рукам и ногам, я против них и против вас, жаль только, что проиграл.
— Да вы и не могли не проиграть. — Дробаха поднялся во весь рост и показался Хаблаку выше, чем обычно.
— Не говорите… — блеснул глазами Скульский. — Ведь вы же случайно вышли на нас.
— Нет, Скульский, вы проиграли уже тогда, когда только начали свою аферу. Как таракан, хотели спрятаться в любую щелку: почувствовали, что с листовым алюминием дело швах, перекинулись на полиэтилен. Видите, мы знаем даже это, хотя еще и не задержали Шиллинга, но обязательно задержим, теперь никто из вашей шайки не уйдет от расплаты.
— Не знаю я никакого Шиллинга, даже и не слышал о таком, — возразил Президент.
— Это еще не все, Скульский. Вы думали, что удастся взорвать самолет, вам не жаль было десятков людей, вам вообще никого и ничего не жаль, вы хищник, Скульский, и мы не можем мириться с такими в нашем обществе!
Дробаха вызвал конвоира и приказал увести Президента.
Скульский, опустив голову, направился к дверям, а Дробаха бросил ему в спину:
— Мы взорвали ваше логово, Скульский, и не будет пощады таким, как вы. Никогда и никому!
Дробаха поднял руку, как будто произносил клятву, а Хаблак отошел к открытому окну. Подумал: молодец Иван Яковлевич, хорошо сказал. И правда, они взорвали логово преступников, теперь можно хоть на время перевести дух.
Майор сел на подоконник боком, засмотрелся на небо, вдруг заметил серебристый отблеск далеко под солнцем самолет, охваченный со всех сторон его лучами, скользил в синеве. Одинокая крапинка двигалась в прозрачной высоте, казалось бросая вызов вечному покою, Хаблак подумал; сколько их пронзают небо над материками и океанами! Летят с севера на юг, с востока на запад, будоража небесный простор ревом моторов»
Перевод с украинского Елены РАНЦОВОЙ
Киев 1982
