Анна и Сергей Литвиновы - Прогулки по краю пропасти

Сергей Александрович вызвал свою «Волгу» – она все время, пока они перелетали из гостиницы на «биостанцию», а после – на Буран, оставалась возле гостиницы. В ожидании, пока шофер подаст транспорт, Сергей Александрович и Варя медленно топали автомобилю навст-речу.

«Волга» прибыла только через полчаса. Остановилась на обочине. Водитель вышел.

– Виноват, – пробормотал. – Сплошные пробки. Хуже, чем в Москве.

– Ноутбук девушки у нее в номере взял? – спросил Сергей Александрович.

– Так точно.

– Как там… – Варя начала спрашивать, но слегка замялась, не зная, как именовать Саню, – как там мой спутник? Появился?

– Так точно. Ваш спутник находится в вашем номере. Спит как убитый. Я выносил компьютер, он даже не проснулся.

– Поня-атно, – протянула Варя.

Что-то подсказывало ей: вряд ли они с Саней еще когда-нибудь увидятся. Да, да, она почему-то была уверена: вчера ночью она видела Саню последний раз в жизни.

– Куда едем? – спросил шофер.

– В Суджук, – бросил Сергей Александрович и открыл пассажирскую дверцу.

Варя юркнула на заднее сиденье.

Занял свое место водитель. «Волга» включила проблесковый маячок, взвыла сиреной и, не пропуская никого из непрерывного, еле едущего потока, рванула вперед.

…Варя почти сразу уснула. Уснула сидя, даже не укладываясь на сиденье.

Она слышала сквозь сон, как «Волга» то тащилась, то, взревывая сиреной, принималась нестись. Порой открывала глаза – видела темную дорогу, фары навстречу, фары сзади. Крутые обрывы слева, скалы справа. Перевал… Опять перевал… От неудобной позы снова – сквозь сон – болела спина…

Сергей Александрович на переднем сиденье непрерывно – так казалось Варваре – говорил по телефону. О чем, она не могла понять. Голос его звучал ровно, но порой становился жестким: «Ордер!.. – кричал он на кого-то. – Добудь мне ордер!..»

«О чем это он? – сквозь дрему думалось Варваре. – Квартиру, что ли, получает?» И она опять засыпала.

Пароход «Глория» давно покинул российские территориальные воды. Он находился от берега уже на расстоянии примерно шестидесяти морских миль (или около ста десяти километров) и шел курсом на Трабзон.

Полковник Бурдаков в одиночестве стоял на корме. Курил.

Еще не рассвело, но в небе уже угадывалось то светлое, что предшествует рассвету. Воздух был теплым, море – тихим, лишь белые буруны пенились за кормой «Глории».

Пассажиры «Глории» спали. И жена бурдаковская Анжелика Петровна, и доктор наук Ярослав Михайлович, и еще двое ученых с объекта, и четверо техников на подхвате, которым посулили интересную загранкомандировку.

В аэропорту турецкого города Трабзон пассажиров и груз уже ждал самолет. Во всяком случае, так обещали Бурдакову. Раньше они его ни разу не обманывали. Будем надеяться, не обманут и сейчас.

Причин для беспокойства вроде бы не было. А вот поди ж ты! Бурдаков не ложился, стоял у леера и все курил, курил… Нет, его не мучила совесть. Напротив, от сознания того, что он сделал, его охватывала какая-то мстительная радость. Он ясно понимал: то, что он совершил, будет сочтено всеми предательством родины.

Но дело заключалось в том, что родина предала его раньше. И сейчас он просто отвечал ударом на удар. Родина предала его, когда после скитания по гарнизонам, после «горячих точек» направила в виде благодарности в страшнейшую глушь – куда добраться-то можно только на вездеходе или на «Урале».

Его обещали отблагодарить за риск, и за преданность, и за верную службу. Ему сулили Москву, и Генштаб, и карьеру, а вместо этого, отговорившись «проектом особой важности», заперли на уединенной «биостанции».

Да, там он действительно занимался важнейшим, сверхсекретным, революционным делом. И какая же награда ждала его? Денежного довольствия одно время не хватало даже на табак – не то что на выпивку. Да и то жалкое довольствие родина выплачивала полковнику с опозданием в три месяца, в полгода… Нигде у Бурдакова с Анжеликой Петровной не было не то что квартирки – даже угла своего. И не было никаких надежд поселиться на пенсии где-нибудь в приятном месте и жить безбедно, ходить на рыбалку и угощать друзей-отставников хотя бы коньяком, а не водярой-»сучком».

Родина загнала его в угол. И бросила там. Она поступила с ним не как с любимым сыном или, по крайней мере, уважаемым пасынком. Она отнеслась к нему не просто как чужому. Она вела себя с ним так, будто бы ненавидела его. И – за что-то ему мстила.

Ну, а теперь – он отомстит ей!

За все. За все!.. И урвет у нее, у России, у дряхлой и злобной бабы, все то, что она должна была ему дать – да недодала. Пожалела!.. Вот пусть теперь расплачивается. И кусает локти.

Теперь у него, у Бурдакова, будет, наконец, свой угол. Да что там угол – своя вилла. У моря. И он будет ходить на рыбалку, а после, в какой-нибудь таверне, станет пропускать рюмку-другую коньяку. А Анжелика Петровна будет самолично жарить ему улов.

И машину он купит. Ему не нужен «Роллс-Ройс». Сгодится «Фольксваген Пассат».

И телевизор – сто сантиметров диагональю. Со спутниковой антенной. Чтоб смотреть, как херово идут дела на родине, и радоваться.

А ему лично многого не надо. И одного миллиона им с Анжеликой Петровной хватит надолго.

А если выгорит дело с осами под Москвой – он получит не один миллион, а все десять. Очень простой и милый шантаж. (А как еще разговаривать с той, кто тебя всю жизнь обманывал?!)

«Итак, вы перечисляете на мой счет в швейцарском банке десять зеленых «лимонов». А я сообщаю вам по телефону, где под Москвою заложены гнезда ос, – сообщаю, покуда они не успели сбросить коконы и не вылетели к чертовой бабушке».

И я с тобою, дорогая родина, даже не увижусь больше никогда…

…Тут внимание полковника привлек отдаленный шум. Шум раздавался откуда-то с неба. Бурдаков вскинул голову. Ничего не видно. А гул – гул приближающегося вертолета – между тем слышался все ближе, ближе… Вот он над самой головой… Стал мощным, почти нестерпимым…

Где-то высоко над пароходом пронеслась черная винтокрылая тень. Огни потушены. Опознавательных знаков в светловатой полутьме не видать. Шум стал удаляться.

Бурдаков выбросил сигарету, вцепился пальцами в леер. Не по его ли душу? Но как они узнали? Они не могли успеть узнать! Все побережье сейчас погружено в хаос. Им там – не до нас! Не до меня!

Гул геликоптера почти затих, а затем стал нарастать с новой силой. Прямо по курсу Бурдаков заметил на фоне стремительно светлеющего неба черную тень. Вертолет заложил вираж и теперь приближался.

«Они не имеют права! – мелькнула паническая мысль. – Мы в нейтральных водах! Пароход – это иностранная территория!»

От вертолета – полковник ясно увидел это – стали отделяться черные точки. Одна, вторая, третья… Пятая… И почти сразу же над точками начали вспыхивать белые купола. А затем из вертолета выпала другая точка, побольше. И над ней раскрылся большой купол.

«Это десант!» – мелькнула мысль. И полковник сразу же почему-то почувствовал радость – и неимоверное облегчение.

«Они не убьют нас! Это всего лишь десант!»

Белые купола опустились почти до самой поверхности воды – и стали гаснуть, гаснуть один за другим.

А вертолет продолжал приближаться, и гул его снова становился все громче, громче – пока, наконец, не сделался нестерпимым. Геликоптер остановился над самым пароходом, завис в воздухе. Начал понемногу опускаться. С неба раздался громовой, усиленный динамиками голос: «Застопорить двигатели!! Лечь в дрейф!! Приготовиться к досмотру!!» А потом то же самое – по-английски.

А по поверхности моря к судну уже стремительно скользило черное жирное пятно. Вот оно ближе, ближе – и стало видно, что это резиновая лодка, а в ней – вооруженные люди.

На палубу выбежала жена, Анжелика Петровна, – в халатике поверх ночной рубашки.

– Что это? – заполошно крикнула она полковнику. – Что это?

Бурдаков через силу усмехнулся:

– Это, голуба моя, означает: писец подкрался незаметно.

Варя окончательно проснулась, когда оперативная «Волга» уже въехала на улицы Суджука. Курортный город еще спал, но на дворе уже чуть-чуть просветлело. Только дворник шваркал метлой – прибирал попадавшие от жары листья.

Со сна сильно болели побитые ребра. От спанья в одежде, в неудобной позе голова стала тяжелой. В машине было душно.

Варя открыла окошко, и в салон ворвался зябкий, пахнущий морем утренний воздух.

Сергей Александрович все разговаривал по телефону.

– Уточни адрес… – бубнил он. – Лермонтова, двадцать пять?.. Понял, Вася? – обратился он к шоферу, – Лермонтова, дом двадцать пять. Рули! – И снова в трубку: – Вы выдвинулись? Понял… Нет, я в машине посижу. Да. Погляжу, как вы сами работать умеете. Да.