Наталья Солнцева - Иллюзии красного
– Влад. – Сиур прервал его невеселые размышления. – Узнай все о знакомых и друзьях Лехи, которые могли быть связаны с городком Н. Учились, женились, отдыхали, воевали… Все, что угодно. И не бывал ли он здесь раньше, – не по делам, а так… Ну, мало ли? Ты сам знаешь. Что я тебе рассказываю?!
– Ладно, постараюсь. Лариса вчера звонила, интересовалась, когда муж вернется из служебной командировки.
– Ты ей сказал?
– Нет, конечно. – Влад вздохнул.
– Вот и сходи к ней, проведай, продуктов отвези, лекарств, если надо. И осторожненько порасспрашивай. Может быть, она на что-нибудь свет прольет?
– Понял. Ты сколько еще рассчитываешь пробыть там?
Сиур ответил не сразу. Откуда он мог знать, как сложатся обстоятельства? Но примерные сроки любого дела он всегда сам для себя устанавливал. На поиски Леши в городке Н. была отведена неделя. Так он Владу и сказал.
– Как девочки?
– Все под контролем. Тина пока у Людочки живет. Я решил, так будет лучше. На работу и с работы я их отвожу на машине. Да ты не волнуйся! Мы здесь на месте как-нибудь управимся.
– «Как-нибудь» меня не устраивает.
– Да знаю, знаю. Все обеспечу в лучшем виде. Это я в разговоре легкомысленный, а в делах исключительно серьезный!
Сиур засмеялся. Серьезным Влада было трудно представить, но к делам он относился ответственно. Они договорились о времени следующей связи, и Влад, наконец, подъехал к своему дому. Почти все окна были уже темные, в подъезде тоже было темно: снова разбили лампочку. Чертыхаясь и чиркая спичками, он открыл дверь в квартиру, отнес продукты на кухню, помылся и лег спать. Ужинать не стал, что ему было совершенно не свойственно и говорило о крайней степени напряжения, вызванного свалившимися на него новыми обстоятельствами.
Мысли о Евгении, Будде, Валерии с ее красными губами на бледном лице, необычном рубине, странном исчезновении товарища, его жене Ларисе, и огромном количестве дел, которые ждали его завтра, постепенно рассеялись; из темноты, разрезанной лунными полосами, наплыло приятное забытье, и Влад, наконец, уснул.
ГЛАВА 24
Гладиатор торопливо шел мимо некогда оживленной площади, на которой горделиво возвышался освещенный задымленным солнцем храм Юпитера, с глубоким портиком и лестницей перед входом. В глубокой тени портика притаилась прохлада. Было пустынно. По мостовой, выложенной пористыми плитами из застывшей лавы, прогрохотали колеса – старик в льняной одежде и полуобнаженный юноша везли тележку, нагруженную домашним скарбом.
– Куда это вы? – Гладиатор остановился, положив руку на рукоятку короткого меча. Ему все больше не нравилось настроение жителей городка. Богатые патриции почти все вернулись в Рим. Небольшая уютная гавань, полная судов с красиво вырезанными морскими девами на носах и пестрыми парусами, опустела. Ряды многочисленных лодок, тесно прижавшихся друг к другу, постепенно редели. Над морем висел свинцовый туман, которому солнечный свет придавал зловещий металлический блеск. Тусклым металлом отсвечивала и покрытая мелкой рябью поверхность воды. Появившийся слабый ветерок, приносил с гор запах пепла. Из тумана выступали неясные очертания Везувия, словно облитого сверху сахарной глазурью.
– Отец говорит, уезжать надо. – Юноша, вытирая пот со лба, смотрел на престарелого отца, который, по-видимому, страдал глухотой.
– Куда? Зачем?
– Он говорит, беда будет. Большая беда.
Старик безучастно смотрел себе под ноги. Собственная судьба его давно не интересовала, но он хотел во что бы то ни стало спасти сына.
– Моя жена умерла, – прошамкал старик невпопад. Он чувствовал, что разговор касается его. – А это – наш последний сын, цветок нашей старости. Я хочу, чтобы он жил, смотрел на мир, когда мои глаза закроются. – Старик вытер слезящиеся глаза иссохшей рукой.
– Но что может угрожать твоему сыну? Он не воин, не гладиатор… Для любовника еще слишком молод, так что гнев ревнивого мужа ему пока не страшен.
Юноша при этих словах смутился, его нежные, как у девушки, щеки залились ярким румянцем. Он с завистью посматривал на могучее тело Сервия, самого знаменитого гладиатора великой Римской империи. Ему невероятно повезло, что этот великолепный боец приехал в их провинциальный городишко, и он может видеть его вот так близко и даже говорить с ним. Это неслыханная удача! Молодой человек усиленно боролся с желанием прикоснуться к руке или хотя бы к оружию, овеянного славой этого отважного человека, равно обожаемого и мужчинами, и женщинами, и даже детьми. Сам император поднимался со своего места и кричал от восторга, приветствуя силу и совершенство этого легендарного воина.
У них в городке был большой и красивый амфитеатр и известная в империи школа гладиаторов. Может, благодаря этому Сервий часто приезжал сюда в последнее время?
– Уезжать надо. Мое старое сердце беду чует. Гибель стоит над городом. Уезжай и ты, пока еще есть лодки.
Старик снова впрягся в тележку и потащил ее в сторону гавани. Его сын подталкивал тележку сзади, неуклюже переступая ногами в истрепанных кожаных сандалиях.
Сервий с недоумением и тревогой смотрел им вслед. Так, в неспокойных раздумьях, он направился дальше, пересек рынок с бассейном для рыбы, у которого несколько служанок из богатых домов выбирали товар и нагружали им свои хозяйственные корзины. Половина лавок были закрыты. Гладиатор оглянулся вслед старику и юноше, и тут только заметил, что за ним кто-то идет. Серая тень мелькнула и исчезла за колоннами портика небольшого храма Весты, утопающего в зелени пышных подстриженных деревьев.
– Великий Зевс! Кто это может быть, и что ему надо?
Сервий почитал Богов Эллады и поклонялся им, не обходя своим вниманием и римских Богов. Жители этого привольно раскинувшегося на берегу лазурного моря городка, полного цветущих садов, апельсиновых рощ и обильных виноградников, служили даже Изиде,[33] богине далекого Египта. В насыщенном благовониями полумраке Храма Изиды он чаще всего встречался с Терцией: их обоих необъяснимо влекло под сень таинственных заморских идолов. Там их жесткие римские сердца оттаивали, наполняясь неизъяснимой прелестью несвойственных им чувств – нежностью, печалью и очарованием друг другом…
Мысль о Терции, как всегда, растеклась по всему телу жаркой обессиливающей волной, пробуждая не столько желание обладать ею, сколько жажду быть с ней, видеть ее чувственную, необычную улыбку, слышать ее странные, сумасшедшие речи, низкий грудной смех и горячий, сбивчивый шепот. Сам Сервий никого и ничего не боялся, но опасность, грозящая этой женщине, сводила его с ума. Он сразу готов был сокрушить все вокруг, не разбираясь в обстоятельствах и не рассуждая. Слепая ярость наполняла его быстрее, чем он успевал сообразить, в чем ее причина. Так произошло и сейчас. Еще не зная, в чем состоит опасность и откуда ее ждать, он ощутил чудовищный прилив Силы, способный расколоть надвое саму твердь земную.
Сервий ускорил шаги, миновал роскошное здание терм,[34] и пошел по улице, с правой стороны которой тихо журчали фонтаны. Улица постепенно сужалась; деревьев почти не было – одни светлые стены глухих заборов и мостовая. Сгущался туман. Сервий хотел успеть посетить казарму гладиаторов еще до сумерек. Сам он давно не жил там. В Риме у него был собственный роскошный дом, недалеко от дворца Флавиев,[35] с красивой мебелью и мозаичными полами, покрытыми изображениями битв с людьми и дикими зверями. В других же городах он обычно снимал богатую виллу с внутренним двориком и фонтаном, окруженным цветущим кустарником. Он любил удобства, несмотря на то, что прекрасно мог обходиться и без них. Зачем лишать себя удовольствия без существенной на то необходимости?
Юность его прошла в суровых условиях непрерывных войн, где постелью служила земля, а едой сушеные фрукты и пойманные ящерицы, которых жарили, проткнув мечом, на кострах недолгих привалов. Первое золото и первая женщина были им взяты с бою в павшей после долгой и жестокой осады крепости. Он стал воином раньше, чем мужчиной. И в этом была вся философия его жестокой, трудной и опасной жизни…
Сервий незаметно оглянулся. В сгущающихся сумерках мерещилась неясная тень то ли женщины, то ли старика в длинном плаще. Гладиатор чуть не наткнулся на выступ дома, таким плотным стал туман, насыщенный запахами земли, цитрусовых и откуда-то взявшегося пепла. Как кстати! Он бесшумно скользнул в каменную нишу и притаился. Они с тенью поменялись ролями – теперь серый плащ зыбко маячил впереди, то и дело пропадая из глаз.
