Веревка из песка - Анатолий Яковлевич Степанов
— Вы уж извините, а я спать буду.
— Извиняем, — за себя и Аню ответил Сырцов.
Прямая дорога, поля, перелески, причудливо извилистые, в кустах и осоке речушки — милая российская сторона. Незаметно рассвет убаюкал и Аню. Глаза слипались, голову слегка мотало. И вдруг стало удобно и покойно: Аня в дреме непроизвольно приткнулась виском к Сырцовскому плечу. Он глянул на нее и малость сбросил скорость, чтобы ей комфортнее было спать.
Откуда такие возникают на Руси? Он и родителей ее видел: малорослые, корявые, со смытыми лицами. Так откуда эта мощная стать с гордым поставом головы на высокой шее, с роскошными плечами, с тонкой талией, с длинными, идеальной формы ногами? Дурацкий вопрос. Есенин — из захолустного рязанского села? Шаляпин — из глухого предместья? Лемешев — из неведомой тверской деревушки? Из России они все, из России.
Аня спала на его плече и даже с закрытыми глазами была прекрасна. На сколько же он старше ее? Прикинул: лет на пятнадцать, по крайней мере. Не следует думать об этом, не надо. Надо только осторожней вести машину, чтобы девушка спала на его плече как можно дольше.
Аня и Володя проснулись в безлюдном по раннему делу городе Иванове, когда джип непроизвольно подпрыгнул на трамвайных путях. Аня подняла голову и поняла, что спала на плече Сырцова. Застеснялась и от этого обвинила:
— Что ж вы мою бестолковку с плеча не скинули? Мешала же вам машину вести.
— Мешала, — подтвердил Сырцов. — Но приятно мешала.
Вогнал-таки в смущение. Аня подумала, подумала и ляпнула:
— Это вы из вежливости.
— Как говорил какой-то Людовик, точность — это вежливость королей. Откинем короля и перевернем афоризм. Вежливость — это точность. Точность моих ощущений.
Пришедшая в себя окончательно Аня догадалась:
— А вы словоблуд, Георгий Петрович.
— Есть самую малость, — признался он.
— О чем это вы? — спросил сзади еще немного чумовой после сна Володя.
— О том, что Иваново проехали. И что скоро дома будем, — раздраженно ответила Аня.
Вот они, первые домики родного города. Когда выехали на дорогу, спускающуюся к набережной. Аня вдруг попросила:
— Вон на том углу свернем налево, можно?
— Можно. Но зачем? — поворачивая, поинтересовался Сырцов.
— Хочу с Шарихиного обрыва на Волгу посмотреть.
— Неужели за двадцать лет не насмотрелась?
Джип оставили у церковной ограды и втроем тропкой вышли к Шарихинскому обрыву, который корабельным носом выходил к Волге. Низкое солнце светило справа, и солнечные зайчики прыгали по морщинистой воде — дул свое устойчивый ветер.
— Здравствуй, родная, — сказал Волге Володя и, помолчав, уже спутникам: — Я пойду. Кончились мои отгульные денечки. Через два часа на работу. А вы здесь посидите, здесь прекрасно, — он пожал руку Сырцову. — Спасибо вам, Георгий Петрович. Анюта, можно, я через твой двор?
И не дожидаясь разрешения, отчаянно ринулся по невероятно крутой тропинке вниз.
Глядя на его головокружительный спуск, Сырцов спросил:
— Традиция такая у вас — с Волгой здороваться?
— Инстинкт скорее. У вас еще есть время? Давайте на травке посидим, — беспорядочно ответила Аня и первой присела на мягкую среднерусскую траву. Присел и Сырцов. — Вон видите там, на изгибе, высокие сосны? Рядом с ними прямо по-над Волгой дорога идет. Пять лет тому назад возвращался на своем грузовичке по этой дороге мой дядя Боря, сильно тепленький, конечно. И с пьяных глаз на пенек налетел. Грузовичок перевернулся, и дядю Борю выкинуло на обочину. Неизвестно чем ему распороло живот так, что кишки наружу. Так он, одной рукой придерживая кишки, прополз метров двадцать, чтобы до просвета меж кустами добраться, Волгу увидеть. Дополз, увидел, попрощался и потерял сознание.
— Умер?
— Кто бы мне тогда об этом рассказал? На его счастье, следом попутка шла. Подобрала его. И живой, и пьет по-прежнему.
— Значит, живее всех живых, — помня Маяковского и забыв подковырку по похожему поводу учителя и друга, вяло решил Сырцов и осторожно положил себя на спину: — Все-таки лучше лежать, чем сидеть.
Он заснул почти мгновенно. В неудобной позе, с откинутой головой. Звучно дышал, всхлипнул пару раз и вдруг раскатисто всхрапнул. Аня осторожно придвинулась к нему и переложила его голову себе на колени. Он задышал ровнее и уснул всерьез. Она рассматривала его лицо. Без деятельной подвижности лицо это сильно постарело: не от улыбок, оказывается, морщины у глаз и рта, да и седина, невидимая на отдалении в светлых волосах, сейчас виделась отчетливо. Вылез, вылез наружу сороковник. Аня одним пальцем осторожно потрогала глубокую складку у горестных во сне губ. Совсем рядом с лету присела синичка, что-то искала, мелко подпрыгивая в траве. Все тем же пальцем Аня коснулась седины на виске, потом, упершись о землю обеими руками, откинулась слегка и подняла, голову, чтобы смотреть на небо, на солнце, на облака, на Волгу. Совсем некстати завыла сирена — вестник беды. То ли менты на колесах свое молодечество подтверждали, то ли скорая спешила туда, где действительно беда.
Условный рефлекс мгновенно разбудил Сырцова. Он вскинул голову, спросил непроизвольно:
— Где? — увидев березы и Волгу, понял, где. Понял и то, что спал у Ани на коленях. — Извини, бога ради. — Тут же вспомнил кое-что, улыбнулся: — Что ж ты мою понималку с колен не сбросила? Ведь мешала тебе природой любоваться.
* * *
Неприметный «ситроен» Глеба обогнала черная «Волга» с явно форсированным мотором. Обгоняя, вдруг вильнула вправо. Глебу пришлось посторониться на широкую в этом месте обочину Калужского шоссе. Прижимаясь к «ситроену», «Волга» вытеснила его на песчаный грунт, рванувшись вперед и сделав мягкое движение к обочине, резко тормознула. Бампер «ситроена» ударил по углу багажника «Волги». Слава богу, скоростенка была мизерная, где-то около пятидесяти. Глеба всего лишь тряхнуло в ремнях безопасности. Обе машины замерли.
Глеб выскочил из «ситроена», кинулся к «Волге», в ярости распахнул правую переднюю дверцу и, сдерживаясь, сказал ядовито:
— Я эти дорожные игры знаю. Но на этот раз у вас прокол, господин хороший. Мы на обочине. И ежу понятно, что вы нарочно подставились. Следовательно, вы не получите от меня ни копейки. Скорее даже наоборот. Я сейчас же звоню в милицию…
— Не надо, — перебив, жестко посоветовал водитель «Волги». — В какой-то мере я и есть милиция. Не опасайтесь, компенсации я с вас не потребую. И присаживайтесь, Глеб Станиславович. В связи с некоторыми событиями последнего времени у меня возникло непреодолимое желание срочно побеседовать с вами.
— Кто вы такой? — настороженно спросил Глеб, наклонясь и разглядывая лицо водителя. За рулем сидел полковник Лапин в штатском.
— Неужели
