Гилберт Честертон - Рассказы о патере Брауне
Он снова посмотрел на серо-зелёный остров, на реку и хмурым взглядом обвёл изгороди и полянки.
— Этот парк мне словно приснился, — проговорил Фишер, — и кажется, я действительно сплю. Но трава зеленеет, вода журчит, и в то же время случилось нечто необычное.
Как только он произнёс это, из прибрежных кустов, прямо над его головой, появилась тёмная сутулая фигура, похожая на стервятника.
— Вы выиграли пари, — сказал Харкер каким-то резким, каркающим голосом. — Старый дурак ни о чём не хочет слышать, кроме рыбы. Он выругался и заявил, что знать ничего не желает о политике.
— Я так и думал, — скромно заметил Фишер. — Что же вы намерены делать?
— По крайней мере, воспользуюсь телефоном этого старого осла, — ответил юрист. — Необходимо точно узнать, что случилось. Завтра мне самому предстоит докладывать правительству. — И он торопливо направился к дому.
Наступило молчание, которое Марч в глубоком замешательстве не решался нарушить, а затем в глубине парка показались нелепые бакенбарды и неизменный белый цилиндр герцога Уэстморленда. Фишер поспешил ему навстречу с газетой в руке и в нескольких словах рассказал о сенсационном отрывке. Герцог, который неторопливо брел по парку, вдруг остановился как вкопанный и несколько секунд напоминал манекен, стоящий у двери какой-нибудь лавки древностей. Затем Марч услышал его голос, высокий, почти истерический.
— Но нужно показать ему это, нужно заставить его понять? Я уверен, что ему не объяснили как следует! — затем более ровным и даже несколько напыщенным тоном герцог произнёс: — Я пойду и скажу ему сам.
В числе необычайных событий дня Марч надолго запомнил эту почти комическую сцену: пожилой джентльмен в старомодном белом цилиндре, осторожно переступая с камня на камень, переходил речку, словно Пикадилли. Добравшись до острова, он исчез за деревьями, а Марч и Фишер повернулись навстречу генеральному прокурору, который вышел из дома с выражением мрачной решимости на лице.
— Все говорят, — сообщил он, — что премьер-министр произнёс самую блестящую речь в своей жизни. Заключительная часть потонула в бурных и продолжительных аплодисментах. Продажные финансисты и героические крестьяне. На сей раз мы не оставим Данию без защиты.
Фишер кивнул и поглядел в сторону реки, откуда возвращался герцог; вид у него был несколько озадаченный. В ответ на расспросы он доверительно сообщил осипшим голосом:
— Право, я боюсь, что наш бедный друг не в себе. Он отказался слушать: он… э-э… сказал, что я распугаю рыбу.
Человек с острым слухом мог бы расслышать, как мистер Фишер пробормотал что-то по поводу белого цилиндра, но сэр Джон Харкер вмешался в разговор более решительно:
— Фишер был прав. Я не поверил своим глазам, но факт остаётся фактом: старик совершенно поглощён рыбной ловлей. Даже если дом загорится у него за спиной, он не сдвинется с места до самого заката.
Фишер тем временем взобрался на невысокий пригорок и бросил долгий испытующий взгляд, но не в сторону острова, а в сторону отдалённых лесистых холмов, окаймлявших долину. Вечернее небо, безоблачное, как и накануне, простиралось над окружающей местностью, но на западе оно теперь отливало уже не золотом, а бронзой; тишину нарушало лишь монотонное журчание реки. Внезапно у Хорна Фишера вырвалось приглушённое восклицание, и Марч вопросительно поглядел на него.
— Вы говорили о скверных вестях, — сказал Фишер. — Что ж, вот действительно скверная весть. Боюсь, что это очень скверное дело.
— О какой вести вы говорите? — спросил Марч, угадывая в его тоне что-то странное и зловещее.
— Солнце село, — ответил Фишер.
Затем он продолжал с видом человека, сознающего, что он изрек нечто роковое:
— Нужно, чтобы туда пошёл кто-нибудь, кого он действительно выслушает. Быть может, он безумец, но в его безумии есть логика. Почти всегда в безумии есть логика. Именно это и сводит человека с ума. А Гук никогда не остаётся там после заката, так как в парке быстро темнеет. Где его племянник? Мне кажется, племянника он действительно любит.
— Глядите! — воскликнул внезапно Марч. — Он уже побывал там. Вон он возвращается.
Взглянув на реку, они увидели фигуру Джеймса Буллена, тёмную на фоне заката; он торопливо и неловко перебирался с камня на камень. Один раз он поскользнулся, и все услышали негромкий всплеск. Когда он подошёл к стоявшим на берегу, его оливковое лицо было неестественно бледным.
Остальные четверо, собравшись на прежнем месте, воскликнули почти в один голос:
— Ну, что он теперь говорит?
— Ничего. Он не говорит… ничего.
Фишер секунду пристально глядел на молодого человека, затем словно стряхнул с себя оцепенение и, сделав Марчу знак следовать за ним, начал перебираться по камням. Вскоре они были уже на проторённой тропинке, которая огибала остров и вела к тому месту, где сидел рыболов. Здесь они остановились и молча стали глядеть на него.
Сэр Исаак Гук всё ещё сидел, прислонившись к пню, и по весьма основательной причине. Кусок его прекрасной, прочной лески был скручен и дважды захлёстнут вокруг шеи, а затем дважды — вокруг пня за его спиной. Хорн Фишер кинулся к рыболову и притронулся к его руке: она была холодна, как рыбья кровь.
— Солнце село, — произнёс Фишер тем же зловещим тоном, — и он никогда больше не увидит восхода.
Десять минут спустя все пятеро, глубоко потрясённые, с бледными, настороженными лицами, снова собрались в парке. Прокурор первый пришёл в себя; речь его была чёткой, хотя и несколько отрывистой.
— Необходимо оставить тело на месте и вызвать полицию, — сказал он. — Мне кажется, я могу собственной властью допросить слуг и посмотреть, нет ли каких улик в бумагах несчастного. Само собой, джентльмены, все вы должны оставаться в усадьбе.
Вероятно, быстрые и суровые распоряжения законника вызвали у остальных такое чувство, словно захлопнулась ловушка или западня. Во всяком случае, Буллен внезапно вспыхнул или, вернее, взорвался, потому что голос его прозвучал в тишине парка подобно взрыву.
— Я даже не дотронулся до него! — закричал он. — Клянусь, я не причастен к этому!
— Кто говорит, что вы причастны? — спросил Харкер, пристально взглянув на него. — Отчего вы орёте, прежде чем вас ударили?
— А что вы так смотрите на меня? — выкрикнул молодой человек со злобой. — Думаете, я не знаю, что мои проклятые долги и виды на наследство вечно у вас на языке?
К великому удивлению Марча, Фишер не принял участия в этой стычке. Он отвёл герцога в сторону и, когда они отошли достаточно далеко, чтобы их не услышали, обратился к нему с необычайной простотой:
— Уэстморленд, я намерен перейти прямо к делу.
— Ну, — отозвался тот, бесстрастно уставившись ему в лицо.
— У вас были причины убить его.
Герцог продолжал глядеть на Фишера, но, казалось, лишился дара речи.
— Я надеюсь, что у вас были причины убить его, — продолжал Фишер мягко. — Дело в том, что стечение обстоятельств несколько необычное. Если у вас были причины совершить убийство, вы, по всей вероятности, не виновны. Если же у вас их не было, то вы, по всей вероятности, виновны.
— О чём вы, чёрт побери, болтаете? — спросил герцог, рассвирепев.
— Всё очень просто, — ответил Фишер. — Когда вы пошли на остров, Гук был либо жив, либо уже мёртв. Если он был жив, его, по-видимому, убили вы: в противном случае непонятно, что заставило вас промолчать. Но если он был мёртв, а у вас имелись причины его убить, вы могли промолчать из страха, что вас заподозрят. — Выдержав паузу, он рассеянно заметил: — Кипр — прекрасный остров, не так ли? Романтическая обстановка, романтические люди. На молодого человека это действует опьяняюще.
Герцог вдруг стиснул пальцы и хрипло сказал:
— Да, у меня была причина.
— Тогда всё в порядке, — вымолвил Фишер, протягивая ему руку с видом величайшего облегчения. — Я был совершенно уверен, что это сделали не вы; вы перепугались, когда увидели, что случилось, и это только естественно. Словно сбылся дурной сон, верно?
Во время этой странной беседы Харкер, не обращая внимания на выходку оскорблённого Буллена, вошёл в дом и тотчас же возвратился очень оживлённый, с пачкой бумаг в руке.
— Я вызвал полицию, — сказал он, останавливаясь и обращаясь к Фишеру, — но, кажется, я уже проделал за них главную работу. По-моему, всё ясно. Тут есть один документ…
Он осёкся под странным взглядом Фишера, который заговорил, в свою очередь:
— Ну, а как насчёт тех документов, которых тут нет? Я имею в виду те, которых уже нет, — помолчав, он добавил: — Карты на стол, Харкер. Просматривая эти бумаги с такой поспешностью, не старались ли вы найти нечто такое, что… что желали бы скрыть?
Харкер и бровью не повёл, но осторожно покосился на остальных.
