Наталья Борохова - Адвокат Казановы
– Мне хочется быстрее убраться отсюда, – обнадежил сообщников женский голос. – Этот дом действует мне на нервы. Я не могу чувствовать себя комфортно там, где кому-то проломили кочергой голову. Чертовски неприятная ситуация, не правда ли? Надеюсь, произошедшее не повлияет на будущих покупателей. Люди бывают так чувствительны!
Кажется, затем последовал короткий смешок, и женщина продолжила:
– Надеюсь, ты уже занимаешься продажей особняка?
– Я совсем недавно получил документы на наследство, – проговорил Вощинский. – Все равно раньше мне никто бы не позволил совершать сделку.
– Поторопись. У меня такое предчувствие, что у нас с тобой в распоряжении не очень много времени. Да еще сложилась неприятная ситуация с беглецом… Пока он на свободе, может произойти что угодно!
Елизавета чувствовала, что у них с Дмитрием похожее положение. Время явно не желало играть на их стороне. Еще несколько минут в духоте и пыли, и она не поручится за то, что ей удастся удержаться на ногах. В легких ощущался явный недостаток кислорода, а в глазах уже летали золотые мушки. Даже вдохнув полной грудью, она не ощущала облегчения, напротив, возникало непреодолимое желание почесать нос и чихнуть.
На свой страх и риск Дубровская проделала среди портьер щелку, через которую тоненькой струйкой в закуток начал вливаться свежий воздух. Ко всему же, как оказалось, образовался неплохой «глазок» для наблюдения.
Женщина расположилась в кресле спиной к Лизе, а Вощинский немного поодаль, рядом со старомодным бюро, на полированную столешницу которого он бросил свою шляпу. Они находились в дальней части кабинета, и Дубровская могла не опасаться, что ее едва заметные перемещения бросятся кому-нибудь в глаза.
Незнакомка, по всей видимости, была не особо молода. Во всяком случае, юной девушкой ее точно не назовешь, даже глядя со спины. Густые волосы, уложенные в высокую прическу, приоткрывали сильную короткую шею и широкие плечи, характерные больше для мужчины, чем для женщины. Руки, лежащие на подлокотниках кресел, казались ухоженными, но уже не блистали безупречной молодой кожей. Но сильнее всего возраст выдавал голос – с сильными властными интонациями и непоколебимой уверенностью, звучащей в каждом слове, какое бы ни произносила ночная гостья.
Речь шла о каких-то нерешенных финансовых вопросах, и незнакомка явно могла дать сто очков вперед Вощинскому. Потом они говорили что-то о билетах на Кипр, купленных уже на следующую неделю, и женщина отдавала Павлу Алексеевичу короткие распоряжения, которые он тут же, чтобы не забыть, записывал в свою записную книжку, изредка кивая головой.
Дубровская так увлеклась созерцанием деловой пары, что не сразу заметила – с ней рядом происходит что-то неладное. Дмитрий, до той поры стоявший смирно, вдруг начал как-то странно оседать вниз. Елизавета толкнула его кулаком в бок, призывая сохранять самообладание. Сереброву же намного легче, он ведь стоит рядом с окном. Но Дмитрий не желал проявлять выдержку и благоразумие, а вращал глазами, как душевнобольной, и дышал часто-часто, словно желая перевести на себя и без того скудный запас кислорода в пространстве за шторами.
Дубровская толкнула его еще раз и выразительно округлила глаза, что на языке пантомимы должно было означать: «Что с тобой?» Или: «Какого черта?» Серебров прошелестел губами что-то непонятное. Потом повторил еще раз. «Она… Она…» – услышала Елизавета, но ровным счетом ничего не поняла. Чему удивляется Дмитрий?
Тем временем женщина встала, повернувшись вполоборота к портьере, и теперь Лизе хорошо было видно ее лицо: крупные черты, стальной взгляд, плотно сжатые губы. Дубровская могла поклясться, что видела ее где-то раньше. Но вот где?
Озарение пришло внезапно. Так же, как молния разрезает стрелой мрачное грозовое небо, так и догадка – нелепая, невероятная в своей сути! – застала ее врасплох. Дубровская задохнулась, издав приглушенный возглас.
Перед ними была Инга Сереброва.
Мерцалов нервничал. Он сделал все так, как просил его следователь. Но группа захвата почему-то задерживалась, а у него иссякло терпение. Андрей припарковал машину так, чтобы отрезать сообщникам пути к отступлению, сам же затаился в кустах, ощущая себя полным идиотом. Быть может, его жене сейчас грозит опасность, а он отсиживается в укромном месте, как последний трус, дожидаясь прибытия милиционеров? Но приказ следователя был категоричен:
– Сами в дом не суйтесь. Не исключено, что преступник вооружен. За супругу не бойтесь, вряд ли ей сейчас что-нибудь угрожает. Судя по всему, он ей очень доверяет.
Мерцалов задал себе вопрос, не выйдет ли его вмешательство боком Елизавете, но поспешно отогнал неприятную мысль. Все-таки сначала нужно вырвать ее из рук опасного преступника, а уже потом думать, что делать с претензиями правоохранительных органов. Впрочем, Андрей не сомневался, что его влияние и связи помогут решить проблему почти безболезненно.
Он вынул из кармана мобильный телефон. Стоило ли еще раз звонить следователю? Пожалуй, нет. Занимать линию, взывая о том, чтобы помощь поторопилась, вряд ли было сейчас разумно. Но находиться в бездействии Мерцалов не мог. Он должен был переговорить с Елизаветой. О чем? О том, что она в опасности. О том, что помощь уже близко. О том, что он идет ей на помощь.
Андрей быстро набрал знакомый номер. Из трубки понеслись далекие, равнодушные гудки. Елизавета не выходила на связь. Он посмотрел на часы. «Жду еще десять минут и иду в дом, – решил он для себя. – У меня просто нет другого выхода!»
Телефон заходился голосом популярного певца, а Дубровская ощущала себя так, словно ей поют реквием. Конечно, она должна была проявить предусмотрительность и отключить его перед тем, как зайти в чужой дом. Признаться, она так и хотела сделать, но меры предосторожности успешно вылетели из ее головы сразу же, едва она вторглась в ночные владения Инги Серебровой. Теперь уже было поздно сожалеть и каяться. Поскольку Вощинский и его спутница должны были обладать врожденной глухотой, чтобы не расслышать несущийся из-за портьер телефонный сигнал.
– Что это? – обалдело произнес Павел Алексеевич, обводя испуганным взглядом кабинет. – Какая-то музыка?
Сереброва не стала отвечать, а сразу же направилась в сторону окна и одним движением руки отбросила в сторону портьеры, являя миру двух съежившихся людей. Те часто моргали глазами от яркого света, ощущая себя беспомощными, как новорожденные котята.
– Итак, кто тут у нас? – проговорила Инга, рассматривая сообщников. – Мой милый муж. Вот так встреча!
Казалось, неожиданное открытие не вызвало у нее никакого душевного потрясения. Во всяком случае, голос ее звучал ровно, без истерики, да и внешне волнение у нее никак не проявлялось. Остальные участники сцены потеряли голос и самообладание.
Вощинский зачем-то водрузил на голову шляпу и плюхнулся в кресло, в котором перед тем сидела Сереброва. Аристократическую невозмутимость, словно губкой, стерло с его лица, и теперь он являл собой образчик перепуганного гражданина, заставшего в своем доме парочку воров. Сами застигнутые врасплох ночные гости выглядели не лучше. Елизавета отвернулась в сторону, будто восточная женщина, смущаясь открытости своего лица. А Дмитрий стоял, вперив глаза в носы своих ботинок.
– Как я полагаю, ты не собираешься бросаться мне на шею, благодаря бога за мое чудесное воскрешение? – насмешливо проговорила Инга, обращая свой вопрос к растерявшемуся супругу. – Ну что же, еще один щелчок по моему самолюбию!
– Ты же умерла, Инга… – выговорил Серебров не очень-то умную, учитывая сложившиеся обстоятельства, фразу.
Сереброва развела руками, словно предлагая убедиться, что она жива и состоит, как и прежде, из плоти и крови. Никаких полощущих крыльев за спиной или крючковатого носа и длинного хвоста у нее не наблюдалось и в помине.
– Удивляешься тому, что ты убил меня, а я жива? – спросила она, довольная произведенным эффектом. – Чудеса иногда бывают, почитай Библию. Я умерла, а потом воскресла, чтобы покарать грешников.
– Ничего не понимаю, – забормотал Дмитрий, проводя рукой у лица, словно отгоняя видение. – Как это могло случиться?
– А тут и понимать нечего, – заговорила вдруг, неожиданно для самой себя Елизавета. – Не было никакого убийства. Ингу Сереброву никто не убивал. Она инсценировала собственную смерть, желая спасти себя и свое имущество от преследования правоохранительных органов. Почему только я раньше не доверилась интуиции? Давно бы уж обо всем догадалась.
Инга выслушала обвинение молча. Потом вздохнула и, обращаясь к Дмитрию, укоризненно произнесла:
– Как я вижу, милый, ты пришел не один. С ума сойти! А ведь прошло не так уж много времени со дня моей безвременной кончины. Обидно… Но кто она, твоя сообразительная подружка?
