Андрей Быстров - Если останемся живы
дучи здоровым, хотел бы вывести вас из строя на некоторое время - на день-два, максимум на неделю - смог бы я изобрести способ заразить вас гриппом?
Глаза Котельникова округлились.
- Вы считаете, что полковника Данилина...
- Мы ничего не считаем, - отрезал Ласкеров. - Мы хотим установить истинную картину случившегося. Перефразируя вас, доктор, я бы сказал, что, к сожалению, мы живем не только в мире микробов и вирусов, но и в мире недобрых намерений, которые, увы, иногда осуществляются...
- Это невозможно.
Ласкеров не разобрался, относилось ли восклицание доктора к принципиальной вероятности использования культуры вируса гриппа в преступных целях или к наличию в природе недобрых намерений как таковых. Он попросил уточнить.
- Работы со штаммами вирусов проводятся под строжайшим контролем, сухо ответил Котельников. - Вам это должно быть известно лучше, чем мне. Но если бы я исхитрился украсть склянку с вирусом из лаборатории, не вижу, что могло бы помешать мне заразить вашу пищу...
- Спасибо, - поклонился Ласкеров, сделав вид, что не заметил угрожающей интонации в слове "вашу". - И еще один вопрос. Как врач, вы бы отличили симптомы простого гриппа от схожих, но вызванных неким отравляющим веществом?
- Полагаю, что да, - пожал плечами Котельников. - Если только вы не копаете под мою профессиональную компетентность...
- Благодарю вас, доктор. - Ласкеров собрался уходить. - Да, вот еще что...
Губы старика искривило подобие улыбки.
- Да знаю, знаю. Наш разговор должен сохраняться в тайне.
- Даже от моих коллег, доктор.
_ От Котельникова путь Ласкерова пролег в квартиру полковника Данилина. Геннадий Николаевич, уже вполне оправившийся от болезни, отворил дверь сам и пригласил Ласкерова в гостиную. Жены и детей, срочно вернувшихся с Азовского моря, дома не оказалось и можно было поговорить без помех.
- Итак, чем обязан? - старомодно осведомился Данилин, и Л аскеров невольно подумал, что интеллигентно-мягкую манеру речи полковник позаимствовал у доктора Котельникова.
- Если вас удивит что-то в нашей беседе... - начал Ласкеров, но Данилин тут же прервал его.
- Нет, не удивит. Я ждал вашего визита, после гибели "Шаттла" это естественно. Должен был лететь я, а полетел Ратников. Вы подозреваете, что на "Атлантисе" совершена диверсия, что я причастен к ней, симулировал болезнь и вместо себя послал на смерть другого человека. Я правильно изложил ход ваших рассуждений?
Ласкеров смутился. Действительно, одна из версий в предварительной разработке выглядела так, с той разницей, что вместо наивной симуляции предполагалось принятие Данилиным ослабленного штамма вируса или вызывающего временное расстройство здоровья препарата. Однако при кропотливой проверке связей и личности полковника не выявилось ровным счетом ничего, что бы подтверждало эту теорию. Ныне рассматривались две возможности - случайное совпадение и отравление Данилина с целью заменить его Ратниковым.
- Мы не подозреваем вас, Геннадий Николаевич, - спокойно сказал Ласкеров. - Речь пойдет не столько о вас, сколько о вашем дублере.
- О Ратникове? Вот теперь озадачили, - Данилин сел на диван напротив гостя. - Его можно обвинить разве что в эффектном самоубийстве...
- Да? Он что, обладал настолько неустойчивой психикой?
- Да нет, - усмехнулся Данилин. - Такие люди к нам не попадают... Просто я не возьму в толк, почему мертвый интересует вас больше живого...
- Мы собираем информацию, только и всего.
Вы же понимаете, эта катастрофа выглядит не совсем обычно. Будь там один "Атлантис", ладно, но "Элиминейтор"...
- Какой "Элиминейтор"? - поднял брови Данилин. Его гость вздрогнул.
- Вы ничего не знаете?
- Нет.
Ласкеров был более чем ошарашен. Ему и в голову не могло прийти, что о секретной миссии "Шаттла" был осведомлен дублер, а основной претендент оставался в неведении.
- А, да, - вспомнил Данилин. - Андрей Шалимов говорил что-то такое, но меня не успели разыскать, а потом я заболел, и нужда во мне отпала.
- Может, и так?.. - Ласкеров мысленно сделал отметку в воображаемой записной книжке: запросить генерала Рубинова, кого командировали в Звездный для оповещения экипажа об изменениях в программе полета. - Чтобы вы не мучились: "Атлантис" снял с орбиты отработанный военный спутник американцев. Официально предупреждаю, что это секретные сведения.
- И только-то? Я-то думал...
Ласкерова обрадовало, что Данилин не придал особого значения его словам.
- Так я о Ратникове, - возвратился он к исходной теме. - Вы хорошо его знали?
- Как сказать, - задумался космонавт. - Его никто не знал хорошо. Он был... Немного особенным.
- Подробнее, пожалуйста, - потребовал Ласкеров.
- Я не хочу бросать на него тень типа того, что это был человек с двойным дном и все такое. Но отряд космонавтов - маленькое сплоченное сообщество. Каждый уверен, что на орбите и на земле его не подведут, понимаете? И Ратников никогда никого не разочаровывал. Но все же была в нем какая-то закрытая дверь. Он жил по правилам.
- Что же тут особенного? - не понял Ласкеров. - Люди определенных профессий, и вашей, и моей, живут по правилам. Никто нас за уши не тянул и не мешал идти в свободные художники.
- Нет, - Данилин сморщил гримасу досады. - Наверное, я неточно выразился. Как бы вам объяснить... Вот закон, уголовный кодекс. Одни не нарушают его из страха наказания, а другие Просто не мыслят, как можно причинить человеку вред.
- Ага, - подключился Ласкеров. - Следовательно, Ратников был поставлен в рамки и держался под их силовым давлением?
- Вы спросили мое мнение о Ратникове, я вам ответил. К несчастью, он погиб. И мы никогда не узнаем, как бы он повел себя вот в такой ситуации...
Или мне следовало повествовать о мертвых по римскому принципу: хорошо или ничего?
- По роду деятельности мне важна истина, а не античные принципы... Теперь давайте вспомним день, когда вы заболели.
Подполковник отложил карандаш.
- День как день... Проснулся, позавтракал...
- Минуту. Завтракали где?
- Здесь, дома.
- Придется изъять посуду, которой вы пользовались, для экспертизы.
- Мне подсыпали какой-нибудь дряни? - недоверчиво улыбнулся Данилин. Кто же это сделал, привидения? Я с неделю жил один, жена ездила к матери в отпуск, и в гости никто не приходил.
А экспертиза - чепуха. По-вашему, я никогда не мою посуду?
- Покажите мне ее, - попросил Ласкеров. Он не стал объяснять подполковнику, что такой пустяк, как мытье посуды, не создаст препятствий для экспертов ГРУ, а открыть простенькие замки квартиры мог бы и смекалистый пэтэушник.
Они прошли на кухню. Данилин открыл буфет.
- Вот тарелки. Они все одинаковые, и, как вы догадываетесь, я не помню, какую взял в то утро. С вилками, то же самое. А вот моя чашка, я всегда пью чай только из нее.
Он осторожно передал Ласкерову огромную треснувшую синюю чашку с отбитой ручкой и золотистыми узорами.
- Кто знал об этой вашей привычке? - профессор разглядывал ветхий антиквариат с преувеличенным почтением.
- Да надо мной весь отряд смеется. Эта чашка - притча во языцех. Она у меня вроде талисмана. Космонавты - народ суеверный...
Может статься, подумалось Ласкерову, что талисман на сей раз уберег вас от смерти в буквальном смысле, Геннадий Николаевич.
- Я заберу ее, - сказал он. - Не беспокойтесь, через пару дней вы получите ее обратно. Тарелки и вилки тоже.
- Ну да...
Ласкеров попрощался с Данилиным и покинул квартиру. До ресторана "Космос", где Шебалдин назначил рандеву, было недалеко, и, несмотря на пасмурную погоду, он предпочел автобусу прогулку. Надо было проанализировать полученные сведения.
Но приводить в систему было почти нечего, а то, что наличествовало, ни.как не приводилось. Ласкеров начинал склоняться к внутреннему убеждению, что нападение на "Атлантис" - чисто американская гангстерская выходка. Он допускал участие российских фигурантов, но русские космонавты, очевидно, выступили в пассивной роли жертв.
Привыкший к точности и лаконичности итогов, Ласкеров честно ответил себе и на вопрос, в какой точке находится расследование. В той же, где и начиналось. Но два хвоста все же торчали наружу, и, возможно, за какой-то из них удастся ухватиться - чашка Данилина и человек, присланный Рубиновым для инструктажа космонавтов по поводу спутника.
21
Вечерний Чикаго играл брызгами подмигивающих, зовущих, броских огней, как рождественская елка на Пенсильвания-авеню. Пыхтящий "Додж", отвыкший от городской суматохи, с трудом прокладывал путь среди важных лакированных "Фордов" и "Шевроле", нетерпеливо толпящихся у светофоров и подгоняющих друг друга суетливым кваканьем клаксонов. Саманта, отстранясь, с плохо скрываемым страхом смотрела в окно машины. Ей чудилось, что каждый прохожий и тем более полицейский пристально разглядывает именно ее. Шалимов вел себя внешне невозмутимо, сосредоточившись на борьбе со скрежещущей коробкой передач, но на душе у него было не легче. Он уводил "Додж" подальше от шумного центра в поисках одинокой телефонной будки и вспоминал планы Саманты, вначале показавшиеся ему осуществимыми, а теперь все более казавшиеся чистейшим безумием.
