Роковое завещание - Людмила Мартова
– Звони брату, – сказал он резко Макарову. – А я пока маму наберу. Душа не на месте.
Шеф кивнул, он вообще был понятливый.
– Сашенька, как хорошо, что ты позвонил, – журчащий мамин голосок был совершенно спокоен, и Гордеев немного расслабился. Если бы что-то случилось, в нем были бы совсем другие интонации. – У тебя все в порядке? Ты скоро вернешься? Ко скольки готовить обед?
– Я пока не знаю, когда вернусь, мама, – ответил он. – Мне надо в офис заехать. У нас с Дмитрием есть кое-какие дела.
Он и сам не знал, почему сейчас сказал о своем визите в офис в будущем времени. Получается, соврал? Маме?
– А ты все еще не доехал до Димочки? Увидишь его – передавай привет. Я знаю, вы обязательно помиритесь. Мы обе с Леночкой это знаем.
Строго говоря, они с «Димочкой» и не ссорились. Просто тот его сгоряча уволил, вот и все. Впрочем, сейчас это не имело значения. Дмитрий Макаров был человеком вспыльчивым, но отходчивым и справедливым, а уж «Леночка», то есть Елена Беседина, с самого начала была на его стороне. Такая у него была фора, обеспечивающая заведомый выигрыш.
– Вы с Женей подождите меня, ладно? – попросил он маму.
– А Женечки нет.
Гордеев не сразу понял, что она имеет в виду. Он хорошо знал свою мать, и по сценарию в его голове она должна была сейчас обязательно полюбопытствовать, какую именно детективную историю он расскажет и о чем? Однако вместо этого сказала, что Жени нет в Излуках.
– А где она? – спросил Гордеев, снова напрягшись. – Я же просил тебя передать ей, чтобы она меня дождалась.
– Разумеется, я выполнила твою просьбу и все передала, – теперь мамин голос звучал чуть обиженно. – Саша, Женечка – взрослый человек. Она сказала, что у нее есть кое-какие дела, она съездит в город и через час вернется. Правда, прошло уже больше времени, а ее все еще нет. Наверное, задержалась.
– А куда она поехала? В офис?
– Саша, я не настолько дурно воспитана, чтобы спрашивать у гостьи, куда именно она отправилась, – возмутилась мама. – Женечка, конечно, чудесная девочка, и я уверена, что она будет тебе прекрасной женой, но даже тогда, когда она станет матерью моих внуков, я не стану лезть к ней в душу.
Гордеев чуть не застонал. Зная маму, он был уверен, что про внуков Евгения Волина уже в курсе. Ладно, с этим он позже разберется. И с внуками, и с потенциальными возражениями их матери. Где-то в глубине себя он знал, что возражений не будет. Прошедшая ночь наглядно показала, что на самые важные, жизнеполагающие вещи они смотрят одинаково.
– Ладно, я сейчас ей сам позвоню, – сказал Гордеев. – Мама, ты все-таки будь внимательна. Я не хотел, чтобы ты оставалась в доме одна.
– Я, слава богу, не инвалид. И с головой у меня все в порядке, – с достоинством возразила мама. – Ночью смогла тревожную кнопку нажать и сейчас смогу, если что. Но зачем, если монету ты забрал с собой. Я так и сказала Валентину.
Гордеев понял, что значит выражение «волосы зашевелились от ужаса».
– Какому Валентину? – спросил он, стараясь не выдать своего волнения, но плохо выходило.
Голос его заскрипел, как наждак по стеклу, и Макаров, разговаривающий у окна по телефону с братом, повернулся и удивленно посмотрел на него.
– Саша! – с упреком сказала мама. – Ты не помнишь, кого отправил к нам домой? Твой коллега, который был у нас несколько ней назад. Валентин, это Саша звонит. Что? Дать ему трубку?
Видимо, лицо Гордеева отражало всю палитру испытываемых им сейчас чувств, потому что Макаров быстро сказал что-то в свой телефон, большими шагами пересек пространство кабинета, отделяющее его от заместителя, вынул телефон из его рук и включил громкую связь. Свой телефон он положил совсем рядом, видимо, для того, чтобы Макаров-младший, находящийся на связи, тоже мог все слышать.
– Привет, Петрович, – услышали они голос Рюмина, в котором сквозила какая-то отчаянная веселость. – Ты ведь все понимаешь, да?
– Все понимаю, – согласился Гордеев.
– Тогда, что ты должен делать, ты понимаешь тоже. Привози монету. Слышишь?
– Привезу, и что? На что ты рассчитываешь, Феоктистыч? На то, что успеешь добежать до канадской границы? Ты же понимаешь, что тебя будут искать. И найдут.
– Не твоя печаль. Мне нужен этот проклятый Константиновский рубль. Это я выяснил, что он вообще существует в природе. Ты знать не знал, что в твоем доме спрятано такое сокровище. Вот и продолжал бы в том же духе. Это моя монета, понял?
– Вопрос спорный, – не согласился Гордеев. – Эта монета принадлежала моему деду. И это единственное, о чем мы можем судить с полной определенностью. Кому он хотел ее оставить, мы не знаем. Кстати, завещание-то было?
– Не было никакого завещания. Точнее, было, но куда-то делось. Под ящиком буфета в квартире Ренаты лежала бумага с описанием Константиновского рубля и квитанция об оплате, произведенной старым хрычом. То есть что-то типа договора купли-продажи. Все, Гордеев, хватит мне зубы заговаривать. Привози монету. И да, приезжай один. Ты же понимаешь, что я, если что, церемониться с твоей матушкой не буду.
Гордеев бросил взгляд на Макарова. Тот едва заметно кивнул.
– Я сейчас приеду, – сказал Александр. – Разумеется, один. И монету привезу. Мне, в отличие от тебя, она сто лет не сдалась. И в моем представлении человеческой жизни она не стоит.
– Не надо по дороге заезжать в офис. Придется вам с «Димочкой» помириться позже. И не отключай телефон. Будь на связи всю дорогу. Я должен быть уверен, что ты никому не позвонишь. Ты, кстати, где?
Что ж, его вранье матери насчет офиса, как оказалось, было вызвано интуицией. На мгновение Гордеев испугался, что Рюмин, уезжая из «Турмалина», мог видеть его машину, но тут же вспомнил, что оставил ее за углом. За шлагбаум после увольнения его не пускали, а свободное место на городской парковке он смог найти довольно далеко. Плохо в их городе с парковками, слава тебе господи.
– Машину заехал помыть. Через пять минут освобожусь и приеду. И звонить никому не буду. Это, как я понимаю, не в моих интересах.
Он снова бросил взгляд на Макарова, и шеф опять кивнул и вышел из кабинета. Оставалось только надеяться, что он все понял правильно. А если нет? Гордеев натянул свой пуховик, достал из кармана монету-талисман, зажал между пальцами. Так, теперь надо, чтобы пока он идет до машины, Рюмин ни о чем
