Бумажные души - Эрик Аксл Сунд
По другую сторону защитной решетки, в кабине, сидели Олунд и Оливия. Олунд вел машину, Оливия говорила по телефону. Было ясно, что разговор касается Нино, но Луве никак не мог разобрать, о чем речь.
– Ну, договорились, – заключила Оливия. – Свяжитесь с его адвокатом… Спасибо…
– Мне послышалось что-то про право на необходимую оборону, – сказал Олунд, когда Оливия закончила разговор.
Оливия кивнула и бросила взгляд плечо.
– Прокурор сказал, что дело о нападении на парня в Васапаркене прекращено, а что касается охранника из метро, то в пользу Нино будет давать показания служащий транспортной компании. Возможно, охранник при задержании действовал не в меру ретиво. Однако нарушение Закона о владении холодным оружием остается, а значит, ему выпишут несколько штрафов в размере одного дневного заработка.
Взгляд Нино по-прежнему был прикован к лесу у дороги, взгляд бежал по бесконечным рядам елей. К изумлению Луве, Нино открыл рот.
– Что такое штраф в размере дневного заработка? – спросил он, не отрывая глаз от леса.
Оливия наклонилась между сиденьями.
– Это деньги, которую ты должен заплатить, если так решит суд… В твоем случае это от сорока до пятидесяти штрафов в размере ежедневного заработка. Каждый штраф – пятьдесят крон, итого от двух до двух с половиной тысяч крон. Не так уж много.
– Две с половиной тысячи. У меня нисколько крон нет.
– Нет, – согласилась Оливия. – Но это очень мало. Все устроится.
– Устроится, – повторил Нино, почесывая руку. Под робой с длинными рукавами виднелась повязка.
Оливия с удивленной улыбкой посмотрела на Луве. Нино впервые заговорил с кем-то, кроме него и Лассе.
Когда они въехали в Свег по прямому, как стрела, шоссе Е-45, солнце стояло еще высоко. Нино огляделся, словно что-то ища, и когда они подъехали к первому перекрестку, развязке между двумя заправками, он указал прямо перед собой.
– Медведь.
Сначала Луве не увидел ничего, кроме дорожных знаков, фонарных столбов и растяжек на заправках, потом взгляд зацепился за что-то большое у деревьев на той стороне перекрестка. Когда машина остановилась на красный свет, перед ними предстала стилизованная деревянная фигура медведя.
– Самый большой медведь в мире. – Нино улыбнулся. – Я здесь был, спал на кладбище.
Они миновали деревянного гиганта. Медведь действительно стоял между церковью и кладбищем, окруженным невысокой каменной стеной.
– Спал на большой надгробной плите, – добавил Нино, когда Олунд притормозил.
– Как ты оказался в Свеге? – спросила Оливия.
– Шел…
– С севера? – Олунд отъехал на обочину и пропустил пару машин.
– Домик с ульем, – сказал Нино. – Пришел из леса, с севера.
– И долго ты тут пробыл?
– Ночь, день…
Нино наклонился вперед и указал на несколько больших деревянных домов.
– Туда по рельсам, в железной повозке… Стокгольм, Германия, Вена, Франция и Кольморден… Америка и Антарктида.
Надзиратель покачал головой, а Луве задумался. Некоторые пункты назначения прозвучали весьма неожиданно, но, возможно, тому было объяснение.
Полицейский участок находился в нескольких кварталах слева от дороги и делил помещение с лесоустроительной компанией. Одноэтажное здание желтого кирпича больше подходило какому-нибудь магазину вроде “Ика” или “Кооп”. Едва они успели припарковаться и заглушить мотор, как пикап защитного цвета свернул на площадку и остановился рядом с ними.
Из открытого окна со стороны пассажирского сиденья высунулась голова немецкой овчарки. Из машины вышла высокая широкоплечая женщина в штанах для верховой езды и оранжевой рубашке “Хелли Хансен”. Седая коса была переброшена через плечо.
Олунд опустил окно.
– Элисабет Лаатила?
– Я. – Женщина заглянула в машину и кивнула им, после чего выпустила овчарку. – Долго ждете?
При суровом, изрытом морщинами и оспинами лице голос и голубые глаза у Элисабет Лаатиллы были мягкими, женственными.
– Десять секунд, – ответил Олунд и открыл дверцу машины.
– Вы кого-то привезли освежить память? – спросила Элисабет, когда они вышли.
– Да, – сказал Олунд. – Нашли пчеловодов?
– Ну, кое-кого нашла, – Элисабет посмотрела на Нино. – Это тебя, значит, пасут?
Нино не ответил. Все его внимание было приковано к овчарке, сидевшей рядом с Элисабет и смотревшей на него, склонив голову набок.
– Его зовут Чарли. Хочешь поздороваться?
Нино наклонился и вытянул руку. Пес сделал пару шагов и с любопытством обнюхал его пальцы.
– Ты ему нравишься, – с улыбкой заметила женщина. – А он, знаешь ли, далеко не каждого принимает.
По дороге Элисабет рассказала, что Мидсоммар удался: полицию вызывали исключительно по поводу неумеренных возлияний.
– В парке в Хеде был грандиозный скандал, и это не считая пьяных водителей, – говорила она. – А здесь, в Свеге, одна девица откусила подружке кусок щеки: одна из них, непонятно кто именно, миловалась не с тем парнем.
У двери Элисабет ввела код и достала связку ключей.
– Один веером разбрасывал дротики от дартса, другой пытался поухаживать за деревянным медведем, третий поднял крышки всех канализационных люков на перекрестке, вон там. – Она указала в направлении, откуда они приехали. – А в Стокгольме как?
– Примерно так же, – сказал Олунд. – Минус медведь.
Отперев дверь, Элисабет зажгла свет и проводила их в небольшой конференц-зал.
В углу стояла собачья корзина с оческами овечьей шерсти. Чарли уютно расположился в ней. Нино сел рядом на полу, и овчарка тут же положила голову на край корзины, разрешая погладить себя.
– К сожалению, я еще не нашла, где вы могли бы переночевать, – сказала Элисабет, когда все сели за стол. – Зато нашла ту самую пасечницу. Она живет на пару миль севернее, по Восемьдесят четвертому шоссе… – И Элисабет стала рассказывать, что пасечница, которую звали Туйя Хаммарстрём, как-то вечером в начале июня застала у себя в саду молодую девушку. – Судя по ее описанию, речь может идти только о нем. – Элисабет кивнула на Нино, который уже свернулся в корзине Чарли. – Туйя обнаружила его возле одного из своих ульев. Он держал в руке кусок сотов, и по нему ползал чуть не рой пчел.
– Ну и дела… – Олунд повернулась к Нино. – Сильно тебя покусали?
Нино сонно посмотрел на них и не ответил. Зашуршала чем-то овчарка, грудь которой спокойно поднималась и опускалась.
Симбиоз, подумал Луве. Вместе они чувствуют себя в безопасности.
Что-то подсказывало ему, что даже пчелы чувствовали себя в безопасности рядом с Нино.
– Туйя ждет вас сегодня вечером, тогда она в подробностях расскажет, что произошло. – Элисабет вздохнула. – Нет, она звонила нам, чтобы сделать заявление. Заявление легло на стол одному моему коллеге, но у нас в участке всего шестеро дежурных, а территория большая. Вы, наверное, понимаете, что у нас нет времени выезжать на все вызовы. К сожалению, заявлению тогда не придали особого значения.
Олунд кивнул.
– А были другие заявления… скажем, в конце мая – начале июня, которые могли бы иметь отношение
